Курбан Саид - Девушка из Золотого Рога
— Мне же не будет больно, правда? — спросила она.
— Нет, вы ничего не почувствуете.
Он положил руку ей на лоб. Большим пальцем он приподнял кончик носа. Лицо актрисы исказилось от боли. Азиадэ стояла рядом. Она смотрела, как медсестра протянула шприц и подумала о дервише, который когда-то вот так же сидел перед Хасой, и которому ее муж спас жизнь.
Хаса работал молча и спокойно. Актриса сидела неподвижно с дрожащими губами.
— Так, резец, пожалуйста.
Сестра подала резец. Азиадэ стояла с открытым ртом. В руках медсестры сверкнул молоточек.
— Сейчас, сестра, — сказал Хаса, и она ударила молотком по резцу.
— А-а, — вскрикнула больная и отвернулась. В глазах ее отразилась ужасная боль.
Хаса поднял голову. Его лицо покраснело от ярости.
— Что же вы делаете сестра, Вы же не попали!
Молоток ударил снова.
— А-а-а! — Голова актрисы была полностью запрокинута назад. Глаза ее наполнились слезами. Она схватила руку Хасы.
— Довольно, доктор, — прошептала она, — я больше не могу.
Хаса стиснул зубы. Пот стекал по его лбу.
— Вы опять не попали, — прошипел Хаса.
Азиадэ обхватила голову больной и склонилась над ней.
— Сейчас все кончится, — прошептала она, — потерпите еще немного. Сидите спокойно.
Она поцеловала актрису в лоб, потом встала за стулом и обхватила руками ее голову.
Наконец, с третьего раза молоток попал по резцу. Слезы текли по лицу больной.
— Все, марлю.
Хаса встал. Лицо его было красным. «Прямо, как в деревенской амбулатории», — огорченно подумал он.
Актриса плакала. Азиадэ сидела возле нее, стараясь утешить.
— Вы должны некоторое время остаться здесь, чтобы прийти в себя. Может быть, в гостиной?
Он был очень смущен и протянул бедной женщине таблетку, а Азиадэ проводила ее на диван.
— Это было ужасно, доктор, — прошептала актриса, — хотя бы успешно?
— Все в полном порядке, — ответил Хаса, возмущенный тем, что кто-то усомнился в его способностях.
Потом он вернулся в операционную.
— Вам надо работать у ветеринара, — сказал он медсестре, — но я думаю, что тогда общество по защите зверей будет протестовать против этого.
Толстушка обиженно собирала свои вещи.
— Ваши пациенты просто строят из себя, господин доктор. Могла бы немного и потерпеть.
Она ушла с высоко поднятой головой.
В гостиной на диване спала актриса с опухшими от слез глазами.
Азиадэ отвела Хасу в спальню.
— Мой господин и повелитель, так не может дальше продолжаться, — сказала она торжественно и серьезно. — Ты же растеряешь всех своих пациентов, если не найдешь приличную сестру.
— Я обязательно найду кого-нибудь, — пробурчал он. — Вена большой город и это всего лишь вопрос времени. Просто все профессиональные ассистентки уже заняты, а я пока буду оперировать в клинике.
— Хаса, — возбужденно начала Азиадэ, — ты не можешь ждать, а я не хочу нести ответственность за страдания больных. Нет, Хаса. Я слишком тебя люблю, и со своей стороны, готова на любую жертву. Ты должен думать о больных, которые нуждаются в тебе. Наши личные переживания не должны играть здесь никакой роли.
Она стояла перед ним, и лицо ее было полно решимости.
— Что ты имеешь в виду, малыш? — Хаса вопросительно посмотрел на нее.
— Хаса, — сказала она, — я позвоню Марион. Ты же привык работать с ней. Бедняжка Марион будет только рада нам помочь. Долг подсказывает мне, что я должна так поступить. У нас такой крепкий брак, что нам нечего бояться Марион.
И не дожидаясь его ответа, она бросилась к телефону и набрала номер Марион. Через несколько минут она вернулась. У нее слегка кружилась голова.
— Марион придет к четырем часам, к вечернему приему. Она сказала, что с удовольствием возьмет часть своих прежних обязанностей.
Она замолчала, слегка наклонив голову, и с покорностью смотрела на Хасу.
Ее устами говорила древняя Азия. Но Хаса этого не замечал. Он подошел, обнял ее голову, и глядя в ее покрасневшее лицо, сказал:
— Азиадэ, ты почти святая.
Азиадэ молчала, ей было очень стыдно.
Марион пришла в четыре. Она набросила белый халат. Ее прекрасное лицо выражало легкое смущение.
— Алекс, — сказала она, — я рада тебе помочь. Временно, конечно, пока ты не найдешь то, что тебе нужно. Ты увидишь, я еще ничего не забыла.
Она прошла через квартиру и остановилась перед дверями операционной. Удивительно, с какой силой колотилось ее сердце.
Уже темнело, когда Азиадэ нервными шагами вошла в кафе, напевая турецкую песенку. Доктор Курц направился ей навстречу.
— Надеюсь ваш супруг остался доволен моей протеже?
— Он уже выгнал эту особу. Я нашла для него кое-кого получше. — Она помолчала и насмешливо посмотрела на Курца: — Марион согласилась помочь ему, пока он не найдет себе новой сестры.
Она с улыбкой на лице прошла дальше и села одна за столиком у окна.
Курц вернулся к столику, за которым сидели врачи. Она увидела, как головы врачей склонились, как колосья на ветру и угадала причину их удивленного перешептывания. Головы врачей продолжали качаться, как у китайских болванчиков. Хирург Матес поднялся из-за столика, подошел к Азиадэ и поклонился ей. Волосы его были седыми, черты лица — мелкими.
Он присел и внимательно посмотрел на нее.
— Простите меня, — сказал он, — это конечно не мое дело, но вы играете с огнем, Азиадэ. Вы просто загадка для меня. Нельзя намеренно толкать людей на грех, а в данном случае этого не избежать. Вы слишком доверяете Марион или очень уверены в себе. Нельзя так играть со своим счастьем. Вы пригреваете змею на груди.
Азиадэ откинулась к стене, подняла голову и прикрыла глаза. Ее лицо было мягким и спокойным. Она едва слышно смеялась, так что дрожало только горло.
— Вы хороший человек, доктор Матес. Это все потому, что вы собираете китайскую литературу и на Гшнас переодеваетесь в Ли Тай-Пея. Я вам очень благодарна. Марион несчастная женщина, которой я хочу помочь. Она — моя подруга. Дружба — это же святое, не правда ли, доктор Матес? Нет, мой муж мне не изменит. Я в этом уверена.
Она замолчала. Ее лицо стало вдруг серьезным. Она посмотрела в большое окно кафе. С неба падали белые хлопья. Ветви деревьев под тяжестью снега в приветствии склонялись перед окном. Она протерла перчаткой стекло. Белая улица становилась все шире. Снег незаметно переходил в песок. Перед глазами уже возникла серая и однообразная пустыня. С земли поднимался аромат раскаленного песка, и верблюды шли издалека, медленно покачивая головами.
Она посмотрела на часы. Что-то сегодня прием у Хасы затянулся.
Глава 27
Ранним утром зазвонил телефон.
— Мерхаба, Ханум-Эфенди — Добрый день, любезная фрау, — произнес голос по-турецки.
Азиадэ сразу проснулась.
— Мерхаба, Хазретинис — Добрый день, Ваше высочество.
Она присела в кровати. Хаса повернулся к ней и изумленно слушал ее чириканье.
— Мой дом уже возведен, ханум?
— Почти. Недостает всего лишь нескольких камней. А вы посетили могилу святого Абдессалама?
— Разумеется, и привез для вас освященные четки. Я попрощался с пустыней. Прощание было очень волнующим. Когда я увижу вас?
Азиадэ прикрыла трубку рукой.
— Хаса, — сказала она, — это те самые двое моих земляков, на которых я этим летом наехала. Одного из них ты знаешь. Они снова здесь и хотят со мной встретиться.
— Ну пригласи их на ужин, — равнодушно ответил Хаса. — Или договорись с ними о встрече в замке.
Азиадэ кивнула и убрала руку с трубки.
— Ваше высочество, — защебетала она, — во дворце монархов этой страны сегодня состоится собрание мудрецов. Приходите туда. Мне бы хотелось приветствовать вас в стенах дворца.
Она положила трубку. Хаса вскочил с кровати и быстро оделся.
— Я хочу еще немного поспать, Хаса, — сказала Азиадэ, — я так устала….
Она закрыла глаза и, слушая удаляющиеся шаги Хасы, неподвижно лежала в постели, сложив руки поверх одеяла. Слабый свет зимнего солнца падал ей на лицо. Веки ее дрожали. Так значит уже пора. Джон вернулся из пустыни, а она пока не знает, готов их дом или нет.
Азиадэ открыла глаза. В спальне было пусто. Казалось, все предметы в комнате медленно исчезали, растворяясь в воздухе. Солнечный луч преломился в зеркале, сделав воздух видимым, почти осязаемым и многоцветным.
Азиадэ поднялась, сунула ноги в домашние туфли и долго сидела на краю кровати, ощущая дрожь в руках. Она боялась поднять голову и осмотреться. Комната, шкафы, столы, стулья давили на нее. Лакированная мебель смотрела на нее подозрительно и отчужденно. Она подошла к шкафу. Полированные полки внушали ей непонятный ужас.
Быстрым движением руки, она распахнула дверцу. Из шкафа на нее смотрела темная, холодная пустота. Платья висели в ряд одно за другим, как солдаты на параде. Азиадэ прикоснулась к ярким тканям. Каждое из этих платьев однажды облегало ее тело, каждое из них несет в себе частицу ее самой. Безмолвными стражами выстроились они вдоль дороги ее жизни.
