Роберт (2) Стоун - В зеркалах
— Это нелегко,— сказал Рейнхарт.
— А вам он прибавил? — быстро спросил Джек Нунен.
— Нет,— сказал Рейнхарт.— Мне — нет.
— Не знаю, Рейнхарт. Я не знаю, смогу ли я...
— Послушайте,— сказал Рейнхарт,— почему вы не уходите? Нунен тупо посмотрел на него.
— Вы говорите, что это не для неженок. Вы правы. Это не для неженок. Вы мне это сказали, когда я явился сюда с улицы. Так почему вы не уходите? Вы же семейный человек, так? Вы хотите действия, но хотите и спокойного будущего. Как по-вашему, Бингемон даст вам пенсию? Вам нравится политика? И это — ваша политика?
— Да, отчасти. То есть я считаю себя... Конечно, это уже крайность.
— Ну так почему же вы не уходите? — сказал Рейнхарт. Внезапно муть исчезла из глаз Нунена, его губы настороженно сжались.
— Почему вы не уходите? — спросил он у Рейнхарта,
— Ну,— сказал Рейнхарт,— так ведь то я.
Звонок на углу письменного стола Джека Нунена зажужжал, и на панели вспыхнула красная лампочка.
Нунен улыбнулся. Уныния как не бывало.
— Сегодня не время для таких разговоров, дружище,— сказал он Рейнхарту.— Мы еще здесь, так поддадим жару,
— Ладно,— сказал Рейнхарт.— Пойдем и поддадим жару.
Он пожал плечами. Очко не в его пользу. Джек Нунен никуда отсюда не уйдет.
Они вошли в комнату, где пребывала дружественная пресса. Всего «друзей» было около десяти, и они, как заметил Рейнхарт, довольно точно делились на две категории в зависимости от своих взглядов— на «влажных» и «сухих». «Влажные» отличались естественной мужественностью внешнего вида; их пыл объяснялся избытком гормонов, что нередко проявлялось и в их статьях. Их лагерь был более профессиональным. «Сухие» были ороговевшими, ломкими людьми, чистыми, но пропыленными — возмущенные торговцы, воинственные лавочники с маленькими злобными лицами. Четверо «друзей» принадлежали к женскому полу — трое «сухих» в черном, чьи глаза горели горечью различных ужасных потерь, и одна пухлая старая дама с увеличенной щитовидкой, которая, по-видимому, была «влажной». Все они принялись здороваться с Джеком Нуненом.
— Привет, Джек! Джек, милый! Мы сегодня зададим им перцу, Джек?
— Да, уж будьте спокойны,— сказал Джек и представил им Рейнхарта. «Друзья» кивнули ему без особого интереса.
— Вы занимаетесь музыкой,— заметила дама с щитовидкой, презрительно глядя на него.
— Да, мэм,— сказал Рейнхарт.
Кудрявый «влажный», с тяжелым подбородком и нью-йоркским выговором, спросил его, правда ли, что Кинг Уолью обещал выступить.
— Он сейчас здесь,— сказал Рейнхарт с чувством.— Через несколько комнат от этого места, где мы с вами беседуем.
Глаза нью-йоркца увлажнились.
— Кинг Уолью! — одобрительно сказал кто-то из пожилых «сухих».— На таких людей можно рассчитывать.
Нунен и Рейнхарт вышли в гостиную для персонала, где два молодых человека в полотняных костюмах изучали программу вечера; в одном из зеленых пластмассовых кресел сидела пожилая женщина с фотоаппаратом и проверяла его экспонометр.
— Как дела? — окликнул их Нунен.
— Очень хорошо,— ответили молодые люди.
— Насколько мы поняли, ваш шеф выберет для нас время после пяти,— сказала женщина.— Это точно?
— Абсолютно,— сказал Нунен.— Будьте спокойны.
— Вы знаете, откуда они? — спросил Нунен у Рейнхарта в коридоре.
— Да,— сказал Рейнхарт.— Это написано на их сумках. Они что же, собираются поместить Бингемона на обложке?
— Не в ближайшую неделю. Но они придут вечером, понятно. И хотя я ничего хорошего от них не жду, помещать их к врагам я не хотел. Они — великие толкователи, если вы понимаете, что я хочу сказать, и восхищаются силой.
Кабинет Бингемона был насыщен запахом виски и тревоги. Люди в легких костюмах бродили среди трофеев — приунывшие, полные тайной радости, просто пьяные. Фарли-моряк беседовал с Орионом Бэрнсом — благолепно и настороженно. Кэлвин Минноу скользил по комнате, словно выискивая мух себе на завтрак. Мэтью Бингемон то и дело хлопал по спине Джимми Снайпа — вид у того был самый несчастный. Адмирал Бофслар раскинулся на пластмассовом диване в объятиях каких-то приятных грез. Генерал Тракки критически рассматривал охотничьи сцены на стенах.
Рейнхарт, который последовал было за Нуненом по краю комнаты, вдруг увидел Кинга Уолью. Нелепость, подумал он, безумие. В первом кинофильме, который он видел в своей жизни — лет двадцать пять тому назад,— Кинг Уолью играл главную роль; с тех пор перед его глазами тысячу раз мелькало изображение этого худого загорелого лица. И теперь оно возникло перед ним во плоти — с чуть обвисшими щеками, с еле заметной желтушной желтизной в глазах.
— Кинг,— нервно сказал Нунен,— вы, кажется, не знакомы с Рейнхартом.
Рейнхарт решил попросту обойти его, опираясь на теорию, что кино на своем месте вещь необходимая и полезная, но к жизни, какая бы она ни была, отношения не имеющая.
К ним подошел Мэтью Бингемон с полным стаканом виски — он больше не замечал Джимми Снайпа, который брел за ним, весь красный и вспотевший.
— Ну как, мальчики? — спросил он Рейнхарта и Нунена, повернувшись спиной к Снайпу.
— Бингемон,— говорил Снайп,— вы дали мне обязательства, и я хочу, чтобы вы их выполнили. Вы же использовали мою организацию в наших общих целях, и у вас есть обязательства по отношению ко мне.
— Вы готовы, Рейнхарт? — спросил Бингемон.— Вы готовы сыграть нам нынче вечером «Дикси»?
— Конечно,— сказал Рейнхарт.
— Бинг! — сердито сказал Джимми Снайп, стараясь встать перед ним.— Выслушайте же меня!
— Вы будете представлять ораторов. У вас есть все необходимые сведения?
— Конечно,— сказал Рейнхарт.— Все как в аптеке.
— Я хочу, чтобы все было в порядке, Рейнхарт. Вы у меня уже выступали перед толпой, и, черт побери, сегодня вам лучше меня не подводить.
— Я уже выступал,—сказал Рейнхарт.— Как вы сами сказали.
— И прекрасно...
— Послушайте, Бинг,— говорил Джимми Снайп,— почему вы поворачиваетесь ко мне спиной? У вас есть обязательства по отношению ко мне.
— Ну как, Джек, отношения с телевидением у нас налажены?
— Будьте спокойны, Бинг,— сказал Джек Нунен.
— Бингемон! — заорал Снайп.— Сейчас...
Бингемон повернулся и положил на его плечо успокаивающую руку.
— Конгрессмен Снайп,— сказал он,— я твердо убежден, что ваша позиция касательно обязательств, которые мы, возможно, имеем по отношению друг к другу, отнюдь не противоречит моей. Я осмелюсь даже высказать предположение, что она полностью совпадает с моей.
Джимми Снайп облизнул губы и уставился в лицо Бингемону.
— Эти обязательства... подотрись ими, и дело с концом, дружок. Снайп, побагровев, отступил на шаг.
— Бингемон,— сказал он,— ты последняя... Бингемон перебил его:
— Осторожнее, сынок. Лучше не договаривай — ты же здесь у меня.
Снайп отвернулся.
— Убирайся! — негромко сказал Бингемон. Никто не заметил, как Снайп вышел из кабинета.
Из дальнего угла комнаты к ним подошел дряхлый сенатор Арчи Пиккенс с коктейлем «Радость Юга» и с розой в петлице.
— Идите-ка сюда, Арчи,— позвал Бингемон.— Очень приятно, что вы с нами.
— Я пришел, господа,— сказал Арчи, изящно прихлебывая свою «Радость Юга»,— как король Лир, которому возвратили трон. Лир, доживший до победы Корделии, овеянный теплым ветром благодатной юности... Да-да,— продолжал Арчи.— Теперь меня вдохновляет юность. Наш мир принадлежит молодежи.
— Молодежь встает на защиту нашей конституции, так, Арчи? Она сплачивается вокруг прав, которые завещали им отцы?
— Мэтью, именно об этом я намерен говорить сегодня. Я думал, вам это известно.
— Да, конечно. И все же я с нетерпением жду, когда услышу это из ваших уст.
Арчи поглядел на Рейнхарта и Джека Нунена и потрогал розу в петлице.
— Этот молодой человек — Снайп... не кажется ли вам, что он покинул нас в некотором расстройстве чувств?
— Чувств, Арчи? — игриво сказал Бингемон.— Я бы сказал — желудка.
Они добродушно засмеялись. Джек Нунен попытался присоединиться к их смеху, но они кончили, едва он начал.
— Как вы думаете, куда он пошел, Мэтт? — спросил Арчи Пиккенс.
— Я знаю, куда он пошел. Он пошел в клуб демократов. Он и раньше туда ходил — тайком. Но на этот раз пусть там и останется.
— Какой жадный юноша,— заметил Арчи.— Такой молодой и такой поросенок.
— Он мне что-то говорил про свою организацию, Арчи. Вы слышали, чтобы у него была организация?
— Вероятно, Мэтью, он имел в виду приход Квинтош, но он заблуждается. Кроме прыщей на заднице, у него ничего не было и нет.
— Пойдите отдохнуть, Арчи,— заботливо сказал Бингемон.— Я заеду за вами в восемь.
— Всего хорошего, господа.
Все обменялись с ним теплыми рукопожатиями.
— Какой прекрасный старик — и как говорит! — сказал Бингемон, с нежностью глядя вслед удалявшемуся Арчи.— Я им горжусь. А знаете, я помню еще время, когда он был самым подлым вралем и мошенником, который когда-либо покупал за виски голоса дураков.
