Константин Паустовский - Книга скитаний
1/IV. Серый свежий день. Легкий туман. Вечером была Бума со своей дочкой. Дочка похожа на Лелю. Устроила с Димушкой ристалище. Хохот. Провожали Буму – всем домом. Из-за Дима останавливались у всех автомобилей. У Фраермана. Он был на конференции бедноты в Звенигороде. Рассказ о приказчике-артисте. С романом его – плохо. Боятся печатать. Этот роман – приговор партии.
2/IV. В библиотеку… Читал «Похождения Невзорова». Хорошо. З/IV. В Москву приезжает множество невежественных и бездарных пареньков из провинции «за славой». Все они – пролетарские поэты. Они пьянствуют, неумело и грубо богемствуют, насилуют женщин, не дают жить своими приставаниями настоящим поэтам. Телеграфисты Ять, провинциальные сердцееды, лохматые, матерщинники. Живут они на чужой шее, стреляют полтинники, втираются. Скоро будет стыдно считаться поэтом или писателем. Вина издательств, журналов, комсомола – так выдвигается пролетарская писательская молодежь…
На улицах весна, синий как пар, рассеянный день. Нат. попросила проводить ее. Детское неумелое, трогательное признание… Глухой переулок на Бронной. «Я не могу понять. То мне кажется, что вы относитесь ко мне отвратительно, то – хорошо, чудесно. Вы любите меня или нет?» Как просто, наивно. На глазах слезы. Весна.
6/IV. Был в библиотеке. Мрозовский через месяц едет с «Синей Блузой» в Германию и Голландию. Взял Бунина «Дело корнета Елагина». В «Молодой Гвардии» сидят юноши и тщетно ждут Рубановского. Москва-река, по льду идет навозная жижа. Городское половодье. Встретил Л. – ча – надут и глуп, как всегда. Был Гехт (я его не видел), рассказывал, что в пушкинских комнатах Царскосельского лицея живут Ахматова и Мандельштам. В РОСТе – скука. Скорей бы лето… Жизнь, как в «Унтиловске» – говоришь и ходишь – ходишь и говоришь. Нет действий, нет ничего, что запомнилось бы надолго…
Под полом чихает крыса!
7/IV. Ночью – ссора. Глупо. Неужели нет ни одного человека, о котором бы я не сказал чего-нибудь плохого. Снился Бунин – сухой, похож на моего отца. Я сидел в гостях у его сына… Он вошел и брезгливо сказал: «Неважные гости бывают у тебя». Был в «Молодой Гвардии». Книжка выйдет в мае. Рубановский исключил рассказ «Встречные корабли» – романтический эпизод, нет социальной значимости, среды. Остальные очень хвалил – свежо. Видел обложку.
Встретил Огнева, – он кончает пьесу для Художественного театра. Рассказал, что Багрицкий уехал в Одессу. Сухо и серо… Огнев говорит языком шкраба[20]. Об Одессе и одесситах – «Яркая палитра», об отъезде Багрицкого в Одессу – уехал, чтобы «Как Микула-богатырь прикоснуться к земле и набраться соков»…
8/IV. Окаянная погода – батумская зима. Снег с дождем, ледяная вода. Гехт. Рассказывал о царкосельских дворцах – «ансамбль». Потрясен. В Царском живет Пришвин. Парки. Империя. Мандельштам читал ему свой новый рассказ. Фраза оттуда: «В 1917 году казалось, что все граждане до самой смерти будут ходить с красными бантами, как коты»…
9/IV. Долго принимал душ. Думы о старости. Как Фауст я готов продать душу черту за молодость. РОСТА. Пустая болтовня… Димушка болен, жар, очень трогательный и очень крошечный. За него всегда страшно.
12/IV. Солнце, тишина. Читал Жироду. Чужое. Холоден и печален в РОСТе… Половина жизни – позади. Писать. Осталось только 4-5 лет. Старость видна хотя бы из того, что вместо любви (удара) – я вижу только легкое внимание. Люди ценят тех, кто их развлекает. Отсюда неприязнь к молчаливым, к замкнутым. Развлекает даже чужое горе, несмотря на тысячи слов сочувствия.
План: Физ… – Обливания, мытья на ночь, гимнастика, спорт, массаж. Курить мало.
Творч. – Написать в этом году две вещи. Вести дневник и выписки. Читать.
Морально. – Правдивость. Следить за собой. Стараться все исполнять. Пройти через жизнь заметно.
Внешняя жизнь – Любовь – прощупывание душ, разнообразье впечатлений. Поездки. Все!
Мама подарила Димушке автобус № 10 «Шаболовка – Марьина Роща». Дим потрясен, спит с автобусом, обняв его…
16/IV. Фраерман у нас. О разговоре с Гладковым. «Если вам удастся напечатать эту книгу, вы будете много страдать». Вечер с Димушкой. «Это той-то?» Парижский галстух. Фраерман. Пили коньяк. Пришли Мрозов-ские. Аэлка. «О, Элла, Элла, дочь моя». Боязнь. Были пять минут. Он остался. Придумывали прозвища. О-во «Зеленый мыс». Синявский – «Труба», Мальвина – «Коровий вал», я – «Матросская тишина», Фраерман – «Водо-пьяный переулок», Мрозовский – «Театральная площадь», Крол – «Шоссе энтузиастов», Чачиков – «Бабьегородская плотина». К Мурову. Рассказы о портовых девках, о деревне, о воронах. Гололедица.
Ночью безумствовала седая старая крыса.
17/IV. РОСТА Речь С[талина] – устал. Желтый свет, залитые чернилами столы, испуганные и тихие счетоводы. Н. – нежность, смущение, боль. Вечером на Солянку. Вечер, чистый и сизый воздух… Скука связывает шаги… Жизнь выхолощена, кастрирована, сведена к простой физиологической животности. Думы об озерах, о солнце, о северном солнце и белых ночах, сумрачных как леса. Крашенинников. Едем с ним в Карелию, на озера.
18/IV. Простуда. Противно. Читаю книгу Могема о Гогене… «Луна и шестипенсовик»[21]. Физическая скука. Афазия (так было в Бресте), я не могу говорить. Очень чутко реагирует на мои настроения. Димушка с каждым днем хорошеет, топотун, звонарик.
День без единого яркого пятна, без блеска, без настроения. Гнусная московская весна, идет мокрый снег.
19/IV. Были Сергеев и Адалис. Адалис в матросской форменке. Ссорятся. Она обвиняет его в тупости. Он рассказывал, что А. хвастался перед Рубановским, что открыл меня, говорил о «Блистающих облаках», что эта вещь вызовет шум и сделает эпоху. Книга Могема прекрасна.
23/IV. …Из жизни РОСТА можно написать страшный рассказ, от которого похолодеет сердце. Он будет вызывать омерзенье, тошноту. Под внешностью культурных и хороших людей – бездна грязи, собачья погоня за женщинами, лицемерие, подхалимство, интриги, спесь и чванство захватчиков, измывательство и потрясающая глупость, возведенная в идеал, в систему. Трясина…
24/IV. Думы о девичестве. Боль. Цветение, которое должно быть осквернено, чтобы могла продолжаться жизнь. Серый, цепкий город, пыль, желтые окна. Каторга. Хочется писать. Тема – девичество – надо обдумать сюжет. Я хочу написать опьяняющую книгу. Окончу к сентябрю.
Родила нечаянно
Мальчика мать
Мальчик стал отчаянно
Всей жизнью страдать.
Гаврилов. Жалуется, что рано женился. Худой, измученный, точеное, прекрасное лицо… В кино с Фивейским. Заслуженно, – в 36 лет нельзя прожигать жизнь из-за девицы и рассчитывать на что-то большее. Вывод – уйти. Идти своим путем, без зла, без подковырки. Это недостойно. Переломать себя. Нельзя, чтобы тобой играли, нельзя, чтобы страдала гордость (это неудачное слово, но оно хорошо выражает настроение). Сказать – все выбросить, забыть… Крест. В гонке десятков мужчин за женщиной я никакого участия принимать не хочу. Эта гонка доставляет ей какую-то радость. Баста. Собачья свадьба. Глупо. Надо быть выше этого, не окрашивать, не прикрывать обычное влечение пышностью литературных фраз, красивостью заранее подготовленной, не непосредственной.
28/IV. Александровский сад. Парит. Жара. Слезы Крола о Димушке. Играл в песке один, трогательный, заброшенный. Построил ему домик. Обрадовался. Шли вместе до Тверской. «Молодая Гвардия» – душно и пусто. Некий поэт – Бугаевский – с лицом овцы. РОСТА Деньги. Душ. Вечером Дим приходил ко мне, стучал на машинке. Я многое передумал и решил – молодость есть молодость, и старость – старость. Как у Бабеля в «Закате» – «День есть день, евреи, а вечер есть вечер». Нечего злиться. История с конфетами… Дома – кавардак. К Фраерману. Читали Сашу Черного. «Есть незримое творчество в каждом мгновеньи, – в умном слове, улыбке, сиянии глаз». Бродили по ночной Москве.
2/V. Гехт. Больной и унылый. Поехали с ним к Багрицкому в Кунцево. На Александровском вокзале готовятся к встрече афганского падишаха. Все увито зеленью, афганские флаги – черные с серебряной хризантемой. Серая и очень холодная весна. Дощатые мостки. Аквариумы, зеленый подводный мир. Стеклянные рыбы. По телефону с Крашенинниковым. Рассказ Гехта о Никитинских субботниках. Сидят по чинам. Вздорная баба. Ругали Горького.
3/V. К Александровскому вокзалу. – посмотреть на Амманулу-хана. Читал о нем у Л. Рейснер. Синий ветреный день. Много милиции, у вокзала толпы, кругами ходят аэропланы. Медленный непрерывный гром моторов. Димушка. Встретился дядюшка Руднева, – тот, что невзначай попал в Ташкент, провожая девиц (с девицами он познакомился в поезде)… Амманула – красивый, с очень сильным лицом в военной форме табачного цвета. Женщина в черном шелку, гибкая как змея. Сталин в белом картузе и косоворотке. Тверская запружена. Димушка видел первого живого короля…
