Чарльз Диккенс - Блестящая будущность
— Не знаю.
М-ръ Друмль засвисталъ, и я тоже.
— Тутъ очень большія болота, кажется? — спросилъ м-ръ Друмль.
— Да. Что жъ изъ этого? — сказалъ я.
М-ръ Друмль поглядѣлъ на меня, потомъ на мои сапоги, сказалъ:
— О! — и засмѣялся.
— Вамъ весело, м-ръ Друмль?
— Нѣтъ, неособенно. Я хочу проѣхаться верхомъ. Намѣренъ изслѣдовать эти болота, ради забавы. Тутъ есть деревеньки, говорятъ мнѣ. Курьезные трактирщики… и кузнецы… Эй, слуга!
— Я здѣсь сэръ.
— Лошадь моя осѣдлана?
— Только что подвели къ крыльцу, сэръ.
— Ну, такъ слушайте. Дама сегодня не поѣдетъ кататься; погода не хороша.
— Очень хорошо, сэръ.
— А я не буду обѣдать, потому что обѣдаю въ гостяхъ.
— Очень хорошо, сэръ.
Тутъ Друмль поглядѣлъ на меня съ дерзкимъ торжествомъ на лицѣ, съ выдающеюся нижней челюстью. Одно было для насъ ясно, что, если постороннее обстоятельство насъ не выручитъ, ни одинъ не уступитъ другому мѣста у огня. Мы стояли плечомъ къ плечу, нога къ ногѣ, заложивъ руки за спину, и но двигались. Въ скважину дверей я видѣлъ осѣдланную лошадь, завтракъ мой стоялъ на столѣ, завтракъ Друмля былъ убранъ со стола; слуга приглашалъ меня сѣсть за столъ, я кивнулъ головой, и оба мы не трогались съ мѣста.
— Вы были въ Рощѣ съ тѣхъ поръ? — спросилъ Друмль.
— Нѣтъ, — отвѣчалъ я, — съ меня довольно и того послѣдняго раза, когда я тамъ былъ.
— Это тотъ разъ, когда мы поспорили?
— Да, — отвѣчалъ я коротко.
— Полноте, полноте, вы легко тогда отдѣлались, — подсмѣивался Друмль. — Вамъ бы не слѣдовало горячиться.
— М-ръ Друмль, — сказалъ я, — вы не понимаете дѣла. Когда я горячусь (хотя я не согласенъ, что въ тотъ разъ я погорячился), я не швыряюсь стаканами.
— А я швыряюсь, — отвѣчалъ Друмль.
Взглянувъ на него разъ, другой съ усиленной свирѣпостью, я сказалъ:
— М-ръ Друмль, я не искалъ этого разговора и не нахожу его пріятнымъ.
— Убѣжденъ въ этомъ, — отвѣчалъ онъ, оглядываясь черезъ плечо, — но мнѣ это рѣшительно все равно.
— А потому, — продолжалъ я, — съ вашего позволенія, я предложу, чтобы на будущее время мы избѣгали встрѣчи.
— И я того же мнѣнія, — сказалъ Друмль, — я самъ рѣшилъ не видѣть васъ больше. Но не теряйте хладнокровія. Вѣдь вы и безъ того уже много потеряли.
— Что вы хотите сказать, сэръ?
— Человѣкъ! — закричалъ Друмль, вмѣсто отвѣта.
Слуга появился.
— Послушайте. Вы вполнѣ поняли, что молодая дама сегодня не поѣдетъ кататься верхомъ, и что я обѣдаю у молодой дамы.
— Понялъ, сэръ.
Когда слуга ощупалъ ладонью мой быстро охлаждавшійся чайникъ и съ мольбой взглянулъ на меня и ушелъ, Друмль, не отодвигая своего плеча отъ моего, вынулъ изъ кармана сигару, откусилъ ея кончикъ, но не двинулся съ мѣста. Какъ долго простояли бы мы такъ, неизвѣстно, если бы не вторженіе троихъ фермеровъ, — подстроенное вѣроятно нарочно слугой, — которые пришли въ кофейню, разстегивая пальто и потирая руки, и передъ которыми, такъ какъ они бросились къ огню, намъ пришлось отступить…
ГЛАВА X
Въ комнатѣ, гдѣ стоялъ туалетъ, и горѣли на стѣнѣ восковыя свѣчи, я нашелъ миссъ Гавишамъ и Эстеллу. Миссъ Гавишамъ сидѣла на табуретѣ у окна, а Эстелла на подушкѣ у ея ногъ. Эстелла вязала, а миссъ Гавишамъ глядѣла на нее. Обѣ взглянули на меня, когда я вошелъ, и обѣ замѣтили во мнѣ перемѣну. Я понялъ это по взгляду, которымъ онѣ обмѣнялись.
— Какимъ вѣтромъ васъ занесло сюда, Пипъ? — спросила миссъ Гавишамъ.
Хотя она твердо глядѣла на меня, но я видѣлъ, что она немного оробѣла. Эстелла перестала на минуту вязать и взглянула на меня, а потомъ снова принялась за работу, и мнѣ показалось по движенію ея пальцевъ, что она знаетъ, что я теперь открылъ имя моего благодѣтеля.
— Миссъ Гавишамъ, я ѣздилъ вчера въ Ричмондъ, — началъ я, — чтобы поговорить съ Эсгеллой, но найдя, что какой-то вѣтеръ занесъ ее сюда, послѣдовалъ за нею.
Миссъ Гавишамъ въ третій или четвертый разъ пригласила меня сѣсть, и я сѣлъ на кресло, въ которомъ она часто сиживала. Это кресло казалось мнѣ сегодня самымъ подходящимъ мѣстомъ.
— То, что я хотѣлъ сказать Эстеллѣ, миссъ Гавишамъ, я скажу при васъ… сію минуту. Васъ это не удивитъ и не огорчитъ. У меня большое горе, а вы вѣдь желали видѣть меня несчастнымъ.
Миссъ Гавишамъ продолжала пристально глядѣть на меня. Я могъ видѣть по движенію пальцевъ Эстеллы, что она слышала то, что я говорю, хотя не поднимала глазъ.
— Я открылъ, кто мой благодѣтель. Это открытіе несчастливое и не можетъ принести мнѣ ни чести, ни славы, ни денегъ, — ровно ничего. Есть причины, по которымъ я не могу сказать ничего больше. Это не моя тайна, а чужая.
Я замолчалъ и, глядя на Эстеллу, соображалъ, въ какихъ словахъ продолжать, а миссъ Гавишамъ повторила:
— Это не ваша тайна, но чужая. Что же дальше?
— Когда вы впервые призвали меня сюда, миссъ Гавишамъ, изъ деревни, гдѣ я родился, — и хорошо было бы, если бы я никогда ее не покидалъ! — вы призвали меня случайно, какъ всякаго другого мальчика — изъ-за каприза или за плату?
— Такъ, Пипъ, — отвѣчала миссъ Гавишамъ, усердно кивая головой, — именно такъ.
— И м-ръ Джагерсъ…
— М-ръ Джагерсъ, — перебила меня м-съ Гавишамъ, увѣреннымъ голосомъ, — къ этому не причастенъ и ничего не зналъ. То, что онъ мой повѣренный и также повѣренный вашего благодѣтеля — простое совпаденіе. Онъ также служитъ и многимъ другимъ людямъ.
Всякій могъ бы видѣть, что пока въ выраженіи ея измученнаго лица не было ни уклончивости, ни скрытности.
— Но когда я впалъ въ заблужденіе, въ которомъ такъ долго пребывалъ, вы во всякомъ случаѣ поощряли меня?
— Да, — отвѣтила она, усердно кивая головой, — я не открыла вамъ правды.
— Неужели это добрый поступокъ?
— Кто я, — закричала миссъ Гавишамъ, стуча костылемъ на полу съ такой внезапной яростью, что Эстелла съ удивленіемъ на нее взглянула, — кто я, именемъ Бога, чтобы отъ меня ждали добрыхъ поступковъ!
Съ моей стороны было слабостью жаловаться, и я не хотѣлъ этого. Я такъ ей и сказалъ, когда она сидѣла, нахмурясь, послѣ этой вспышки.
— Хорошо, хорошо, хорошо! — сказала она, — что дальше?
— Я былъ щедро награжденъ за свои услуги, — продолжалъ я, чтобы успокоить ее, — помѣщенъ въ ученье и задалъ эти вопросы только для собственнаго свѣдѣнія. Тѣ вопросы, которые послѣдуютъ, имѣютъ другую (и, надѣюсь, болѣе безкорыстную) цѣль. Поощряя мою ошибку, миссъ Гавишамъ, вы хотѣли наказать или проучить — быть можетъ, вы замѣните, другимъ словомъ, выражающимъ ваши намѣренія — своихъ корыстолюбивыхъ родственниковъ?
— Да, — отвѣчала она. — Они сами это вообразили! Да и вы также. Такая ли моя судьба, чтобы я брала на себя трудъ умолять ихъ или васъ не дѣлать этого! Вы сами устроили себѣ западню. Не я вамъ ее разставила.
Подождавъ, пока она опять успокоится, — потому что она опять говорила яростно и торопливо, — я продолжалъ:
— Я былъ помѣщенъ въ семьѣ вашихъ родственниковъ, миссъ Гавишамъ, и съ того времени, какъ уѣхалъ въ Лондонъ, находился среди нихъ. Я знаю, что они такъ же добросовѣстно раздѣляли мою ошибку, какъ и я самъ. И я былъ бы низокъ и лживъ, если бы не сказалъ вамъ, хотя бы вы мнѣ и не повѣрили, что вы глубока неправы относительно м-ра Матью Покета и его сына Герберта, если не считаете ихъ великодушными, прямыми, откровенными и не способными на какую-нибудь интригу или низость.
— Они ваши друзья, — сказала миссъ Гавишамъ.
— Они стали моими друзьями, хотя знали, что я вытѣснилъ ихъ изъ вашихъ милостей и когда Сара Покетъ, миссъ Джорджіана и миссисъ Камилла не были, полагаю, моими друзьями.
Эти слова произвели на нее, какъ я съ удовольствіемъ замѣтилъ, хорошее впечатлѣніе. Она зорко глядѣла на меня въ продолженіе нѣсколькихъ секундъ и затѣмъ спокойно сказала:
— Чего вы хотите для нихъ?
— Только того, чтобы вы ихъ не смѣшивали съ остальными. Они могутъ быть одной крови, но, повѣрьте мнѣ, они не одной природы.
Все такъ же зорко глядя на меня, миссъ Гавишамъ повторила:
— Чего вы хотите для нихъ?
— Я не такъ хитеръ, какъ въ думаете, — отвѣтилъ я, чувствуя, что слегка покраснѣлъ, — и не скрою отъ васъ, что я для нихъ чего-то хочу. Миссъ Гавишамъ, если вы захотите употребить деньги на то, чтобы оказать моему другу Герберту услугу на всю жизнь, то услуга эта по характеру самаго, дѣла, должна быть сдѣлана безъ его вѣдома, и я научу васъ, какъ это сдѣлать.
— Почему это должно быть сдѣлано безъ его вѣдома? — спросила она, опираясь руками на костыль, чтобы внимательнѣе разглядывать меня.
— Потому что я самъ началъ это дѣло слишкомъ два года тому назадъ, безъ его вѣдома, и не желаю, чтобы это обнаружилось. Почему я не въ состояніи довести его до конца, я не могу этого объяснить. Это часть тайны, которая принадлежитъ другому, а не мнѣ.
