Ирвин Шоу - Нищий, вор
В ожидании, пока Элис раздобудет для него нужные сведения, Уэсли с наслаждением бродил по городу. Он посмотрел много фильмов, побывал в «Радио-Сити» и в здании Организации Объединенных Наций, окунулся в пеструю, бьющую ключом жизнь Бродвея. Иногда Элис водила его в театр, который открыл для него новый мир: он никогда раньше не видел настоящего, живого представления.
Когда она в своей комнате стучала на машинке, он старался ей не мешать. Она никогда не предлагала ему прочитать то, что она написала, а он в свою очередь не задавал ей никаких вопросов. Порой, читая какой-нибудь журнал, прислушиваясь к стуку пишущей машинки, он испытывал странное чувство — ведь кто-то рядом писал о нем или по крайней мере придумывал человека, очень на него похожего. Иногда Элис выходила из комнаты и долго молча на него смотрела, словно изучала его, стараясь проникнуть в ход его мыслей, а затем возвращалась к себе и снова садилась за машинку.
Каждый раз, когда они ходили в театр или в кафе, он заставлял ее записывать истраченную на билеты или на ужин сумму.
Поезд с грохотом мчался вдоль Гудзона на север. Был ясный, солнечный день, река казалась прозрачной и чистой, и Уэсли думал о том, как хорошо было бы иметь маленькую яхту и плыть по этим просторам вверх, мимо зеленых отвесных скал, маленьких сонных городков, подходить ночью к причалу, высаживаться и смотреть, как там живут люди.
В Оссининге он увидел тяжелую, мрачную громаду тюрьмы Синг-Синг, и сердце его сжалось от ощущения близости с томящимися там людьми, которые смотрят в зарешеченные окна вниз, на великую свободную реку, и ведут счет годам. Никогда, подумал он, никогда так не будет со мной. Что бы ни случилось.
Приехав в Порт-Филип, он взял на станции такси и сказал: «В особняк Бойлана». Водитель, включая зажигание, посмотрел с любопытством на него в зеркальце.
— Я туда уже лет десять никого не возил. Собираешься там работать?
— Нет, — ответил Уэсли. — Еду в гости.
Таксист издал какой-то неопределенный звук. Трудно было понять, то ли он кашлянул, то ли хмыкнул.
Когда они проезжали через город, Уэсли смотрел в окно. Городок был обветшалый, улицы грязные, словно, убедившись в безнадежности попыток хоть немного приукрасить город, жители давным-давно махнули на него рукой. Почему-то город привел ему на ум бродяг, которые спят на скамейках в парке, а стоит их растормошить, говорят как люди, окончившие колледж.
Ворота во владения Бойлана были сломаны и сорваны с петель, дорога, ведущая по холму вверх к дому, вся в рытвинах, лужайки заросли высокой травой, живые изгороди не подстрижены. А сам дом показался Уэсли уменьшенной копией Синг-Синг.
— Подождите минуту, — попросил он водителя, выходя из такси и расплачиваясь с ним. — Еще неизвестно, впустят ли меня. — Он нажал кнопку звонка у парадной двери. В доме стояла мертвая тишина; он подождал, затем снова позвонил. Ожидая у двери, он огляделся. Сорняки на лужайке доходили почти до пояса, лозы дикого винограда оплели стены сада.
Прошло еще минуты две, и он уже собрался вернуться к такси, когда дверь открылась. С порога на него смотрел сгорбленный старик в полосатом жилете дворецкого.
— Что вам угодно?
— Мне хотелось бы поговорить с мистером Бойланом, — ответил Уэсли.
— Как прикажете доложить?
— Мистер Джордах.
Подавшись всем телом вперед, чтобы лучше его разглядеть, старик настороженно смотрел на него.
— Я узнаю, дома ли мистер Бойлан, — сказал он и закрыл дверь.
Таксист нетерпеливо посигналил.
— Подождите, пожалуйста, еще минуту, — крикнул Уэсли.
Вскоре дверь снова отворилась.
— Мистер Бойлан сейчас вас примет, — сказал старик.
Уэсли взмахом руки отпустил таксиста, и машина, рванувшись с места, промчалась по изрезанному рытвинами кругу перед домом и понеслась вниз с холма к городу.
Старик провел Уэсли по длинному темному холлу и открыл дверь.
— Прошу вас, сэр, — сказал он, пропуская его вперед.
Уэсли вошел в большую комнату, в которой тоже было темно, потому что окна были закрыты тяжелыми занавесями, хотя стоял прекрасный солнечный день. В глубоком кожаном кресле сидел человек и читал книгу. За столиком возле одного из выходивших на террасу окон, куда проникали слабые лучи солнечного света, друг против друга с картами в руках расположились две молодые женщины. Когда Уэсли вошел, они с любопытством на него посмотрели. Хотя время близилось к полудню, они были в ночных рубашках и наброшенных сверху пеньюарах со множеством рюшей.
Человек в кожаном кресле медленно встал и аккуратно положил книгу переплетом вверх на подлокотник.
— Мистер Джордах? — Голос у него был тонкий и сухой.
— Да, сэр.
— Джордах, — повторил мужчина. — Эта фамилия мне известна. — Он как-то неприятно хихикнул. — Я — Теодор Бойлан. Присаживайтесь. — Он указал на такое же кресло с подлокотниками, стоявшее напротив того, в котором он сидел. Руки он не протянул. У него были очень светлые волосы, которые он явно красил, морщинистое лицо, на котором дрожала каждая мышца, острый нос и мутные глаза.
Уэсли сел, испытывая неловкость под взглядами этих двух женщин и мысленно желая, чтобы их здесь не было.
— Чье же это ты отродье? — спросил Бойлан, снова усаживаясь. — Принца торговли или отпетого головореза?
— Мой отец — Томас Джордах.
— Ныне покойничек, — кивнул Бойлан, словно выражая одобрение такому ходу событий. — Недолго пожил в этом мире. Так ему на роду было написано. Убит, — он обращался теперь к женщинам у окна, — в прекраснейшей из стран. — Он злобно прищурился, глядя на Уэсли. — Что тебе здесь надо?
— Видите ли, — начал Уэсли, — мне сказали, что вы хорошо знали нашу семью…
— Очень хорошо знал, — ответил Бойлан. — Слишком хорошо. — И он снова обратился к женщинам у окна: — Тетка этого молодого человека, когда я ее встретил, была девственницей. А когда от меня ушла, то уже ею не была. И можете себе представить, был такой момент, когда я предлагал ей руку и сердце. Она мне отказала. — Он повернулся к Уэсли. — Она тебе об этом рассказывала?
— Нет.
— Они тебе о многом, наверное, не рассказывали. Твоя тетка и твой дядя, бывало, с большим удовольствием наведывались в этот дом. Тогда он был в лучшем состоянии. Да и я тоже. — Он снова хихикнул. — Я научил их многому, когда они были молоды и голодны. Свои первые уроки они получили вот в этом доме. И ни разу за многие годы не пришли навестить старика. Все же, как видите, молодой человек, у меня тут есть компания… — Он махнул рукой в сторону двух женщин, которые снова занялись картами. — Молодые красотки, — ухмыльнулся он, — вот оно, преимущество богатства: можно купить молодость. Приходят и через два-три месяца уходят, отбирает их для меня моя старинная приятельница — хозяйка одного из заведений в Нью-Йорке, которая не перестает удивляться их рассказам о неутолимом аппетите старика.
— Да брось ты, Тедди, — сказала одна из них, тасуя карты.
— Девочки, — сказал Бойлан, — я был бы вам очень признателен, если бы вы на некоторое время оставили мужчин.
— Пойдем, Элли, — сказала все та же, вставая, — его опять понесло.
Другая женщина тоже поднялась, и они обе направились к двери, покачивая бедрами и постукивая по паркету каблучками туфель без задников.
— В наемном труде есть одно огромное преимущество, — сказал Бойлан, когда женщины вышли, затворив за собой тяжелую дверь. — Те, кто на тебя работают, проявляют покорность. А когда становишься старым, то ценишь это качество выше всех остальных. Итак, молодой человек, вас интересуют корни вашей благородной семьи…
— По сути дела, — сказал Уэсли, — меня интересует главным образом мой отец…
— Он мне известен лишь своими поступками, — перебил его Бойлан, — но Гретхен и Рудольфа я знал, пожалуй, слишком хорошо. Твой дядя Рудольф с самого младенческого возраста страдал от широко распространенной в Америке болезни — его интересовали только деньги. Я пытался руководить им, я указал ему путь к достижению высокого положения, к пониманию прекрасного в жизни, но у него в крови бушевала страсть к всемогущему доллару. Я предупреждал его, что он губит себя, но болезнь его была неизлечимой… — Бойлан потер средним пальцем руки о большой. — Звон монет был в его ушах божественной музыкой. Не удовлетворившись состоянием, которое он нажил сам, он женился на больших деньгах, и в конце концов это его и прикончило. Его судьба была предрешена, я предостерегал его, но он слышал лишь звуки золотой арфы. — Он ликующе рассмеялся, а затем, немного успокоившись, продолжал более сдержанным тоном: — Он был человеком, у которого отсутствовало одно из основополагающих качеств — чувство благодарности. Ему пришлось заплатить за это дорогой ценой, но мне его не жаль.
— Послушайте, мистер Бойлан, — холодно сказал Уэсли, — я пришел сюда не…
