Фаддей Булгарин - Мазепа
- Смотри, будь осторожен, - сказал старик, - здесь объявлен всенародно указ государев, чтоб никто не осмеливался подавать ему челобитень, кроме как по делам государственным и на несправедливость судей. По всем прочим делам по-велено подавать жалобы в Приказы, куда какая следует. Государь не любит, чтоб преступали его волю, и издал указ, в коем прописано, чтоб никто не отговаривался незнанием законов.
- Я жалуюсь на несправедливость судей! - возразил Огневик.
- Делай что хочешь, - примолвил старик, - мое дело сторона, а ты человек грамотный и знаешь более нас. Теперь государь дома; ступай на ту сторону и дождись, пока он выйдет.
Огневик изготовил также письмо к Наталье, в котором уведомлял ее обо всем случившемся и извещал, что он решился пожертвовать собою, для избавления своего благодетеля. Он увольнял ее от данного ею обета, если его постигнет несчастие, смерть или ссылка, и просил только об одном - воспоминать иногда об нем. Письмо сие надписано было русскому священнику в Виннице, приятелю его.
- Ты обласкал меня, сироту, на чужой стороне, - сказал Огневик старику, пожимая его руку, - доверши доброе дело, и если я не ворочусь к тебе сегодня вечером, постарайся переслать это письмо.
- Будь уверен, что желанье твое исполнится, - отвечал старик. - У меня много знакомых между слугами царскими, и я отошлю письмо с первым гонцом на Украину. Огневик обнял старика, простился с ним, отпустил телегу и пошел к перевозу. Переехав через Неву, он остановился возле Троицкого питейного дома, чтоб расспросить о государе. Ему сказали, что государь с денщиком своим, Румянцевым, пошел гулять и осматривать строящиеся частные дома в новой улице, которая шла от Троицкой церкви до острова, называемого Каменный. Огневику указали путь, и он пошел отыскивать государя. Пройдя несколько десятков сажен, Огневик увидел толпу народа возле небольшого красивого домика. Он поспешил туда и вмешался в толпу. Государь с гневным лицом, с пылающими взорами держал за ворот толстого, дюжего, красноносого подьячего, который, стоя пред ним на коленях, трепетал всем телом и восклицал:
- Виноват, согрешил, грешный! Попутал лукавый! Между тем государь, приговаривая:
- Не воруй, не плутуй, не обманывай православных! - отсчитывал ему полновесные удары по спине своею дубинкою.
Огневик спросил одного порядочно одетого человека, что это значит и за что государь изволил прогневаться.
- Я сам был в гостях у именинника, вот у этого секретаря Удельной конторы, который теперь ежится под благословенною царскою дубинкою, - отвечал порядочно одетый человек. - Государь изволил в прошлом году крестить у него сына и своеручно пожаловал рубль родильнице. Теперь, проходя мимо и увидев, чрез окно, толпу народа в горнице, государь зашел к куму, который упросил его выкушать рюмку водки и закусить пирогом. Хозяйка, вся в жемчугах и в шелку, вынесла на серебряном подносе штоф любимой государевой гданской золотой водки, а хозяин поднес пирог на серебряном блюде. Государь помолился Богу, выкушал, поблагодарил хозяев и стал осматривать дом, небольшой, да туго набитый всяким добром. Стены как жар горят от позолоченных окладов; в шкафе, от полу до потолка, битком набито серебряной посуды; скатерти на столе голландские, ковры на полу персидские, занавесы у кровати шелковые, с золотом, словом, у другого князя нет того, что у нашего приятеля. Осмотрев все, государь обратился к хозяину и сказал:
- Я у тебя не видал этого добра в прошлом году на крестинах?
Хозяин смешался и отвечал:
- Вещи еще не были привезены из Москвы…
- А много ли за тобой родового именья? - спросил государь.
- Покойный отец не оставил мне ничего, кроме своего благословения и наказа служить верой и правдою царю-батюшке.
- Видно, ты, куманек, не дослушал наказа твоего отца, - примолвил государь. - А за женой много ли взял? - спросил царь.
- Не смею лгать: ничего, - отвечал секретарь.
- Откуда же привалила к тебе такая благодать? - сказал государь, смеясь и посматривая на нас. - Ни у адмиралов, ни у генералов моих нет столько всякого добра, как у тебя, куманек, а кроме Данилыча {Князя Александра Даниловича Меншикова, которого Петр Великий всегда называл Данилычем.}, никто не потчевает меня такою водкой. Сколько ты получаешь жалованья в год?
- Семьдесят три рубля двадцать две копейки с деньгой! - отвечал секретарь.
Мы все закусили губы.
- Так из каких же доходов ты накопил столько богатства?
- Трудовая копейка, ваше царское величество! Работаю день и ночь, чтоб поспешать окончанием дел; так дворяне, имеющие дела в Приказе, дарят меня за труды.
- А знаешь ли ты указ о лихоимстве?
- Православный государь, - сказал смело секретарь, - Я не продаю правосудия, не беру взяток с правого и виноватого и потому невинен в лихоимстве, а признаюсь чистосердечно, грешен во мздоимстве, получая плату от просителей, сверх твоего царского жалованья.
- Итак, за искренность твою и за то, что не признаешь себя по совести виноватым в лихоимстве, я тебя не отрешу, на этот раз, от места, куманек, а только дам отеческое наставление и напомню, что я плачу и награждаю чинами за то, чтоб все чиновники работали безвозмездно для моих подданных. Не можешь жить жалованьем, не служи, а пили дрова, коли чего лучшего не умеешь, но не криви душой противу присяги. Это до всех вас касается, господа! - сказал царь, оборотясь к нам, и, взяв за ворот хозяина, примолвил: - Пойдем-ка со мною на улицу, чтобы не мешать празднику. - Вот теперь он дает отеческое наставление своему куманьку!
Пока незнакомец рассказывал Огневику, государь перестал бить секретаря и, велев ему встать, сказал:
- Ступай-ка с Богом докушать своего, пирога и допить штофик, да не забудь на радость, в день твоего ангела, прислать сто рублей в Морскую госпиталь. Когда деньги не будут доставлены к вечеру, я завтра опять заверну к тебе с отеческим наставлением. - Государь с улыбкой показал свою дубинку секретарю, который отряхивал и поворачивал плечами, охая и утирая пот с лица.
Государь пошел к своему дому, а в толпе народа раздавался хохот и восклицания: "Спасибо царю-батюшке, что он бережет нас от этих волков! Когда б то почаще эта дубинка плясала по спине приказных!" и т. п.
Огневик последовал за государем. На крыльце дома государева дожидались его с бумагами: граф Таврило Иванович Головкин, барон Петр Павлович Шафиров и Александр Кикин. Лишь только царь хотел войти в дом, Огневик громко сказал:
- Православный государь! благоволи выслушать!
Кикин побледнел как полотно, узнав запорожца.
Петр обернулся и, кажется, удивился, увидев казака в запорожской одежде.
- Кто ты таков? - спросил он.
- Бумага эта все скажет вашему царскому величеству, - отвечал Огневик, представляя челобитную.
- Разве ты не знаешь, что я запретил мне подавать жалобы? - сказал государь гневно.
- Ты позволил, государь, жаловаться на несправедливость судей, и я жалуюсь на _тебя - тебе_, правосудному государю!
Государь посмотрел пристально в лицо Огневику и, взяв от него бумагу, сказал:
- Хорошо, посмотрим, в чем ты меня обвиняешь!
По мере, как он читал бумагу, брови его хмурились и черты лица принимали грозный вид. Окончив чтение, царь отдал бумагу Головкину и, обратясь к Огневику, сказал:
- Ты клеплешь на меня! Палей сослан в Сибирь по суду и следствию, за ослушание моей воле, за неповиновение начальству и за самовольные набеги на именья моих польских союзников. Следствие произведено гетманом, а суд произнесен военною коллегиею. Ваши малороссийские ссоры и доносы друг на друга надоели мне. Я требую чинопочитания и послушания и не терплю никакого самоуправства. Палей хотя и был человек храбрый, но его дерзость и неповиновение достойны казни, а пример законной строгости должен быть над старшим, а не над младшим. Гетман писал ко мне и об тебе, голубчик! Знаю я, что ты за птица! Следовало бы мне и тебя сослать туда же, куда я припрятал Палея; но, снисходя к твоей молодости, я не хочу наказывать тебя, а помилую, в надежде, что ты на моем флоте заслужишь мою милость. Кикин! отошли этого человека к господину вице-адмиралу Крюйсу, чтоб он написал его в матросы, в гребной флот!
- Государь! - воскликнул Огневик. - Мазепа тебя обманывает…
- Молчать! - сказал грозно государь, подняв палку. - Мазепа двадцать лет служит мне верно и нелицемерно, и сотни ваших доносов не могли уличить его ни в одной злой мысли противу меня! Какая будет награда за верную службу, если я по каждому злобному доносу стану обижать испытанных слуг моих подозрениями и следствиями? Знай, молодой сорванец, что надобно много заслуги и много доводов верности, чтоб заставить царя верить себе на слово!
Между тем Кикин приказал караульным взять Огневика и отправить в Адмиралтейство.
- Служи честно, дерись храбро, живи тихо, а я не забуду об тебе, - сказал царь Огневику. - Помни, что за Богом молитва, а за царем служба не пропадет.
