Рене Баржавель - Девушки и единорог
— Это неправда!
Она была в ужасе, она не хотела ничего слышать. Подавив рыдание, она попыталась обнять его, но Шаун отступил и сказал:
— Осторожней! Здесь нас могут увидеть, мы слишком близко. И у меня грязные руки.
Он склонился над камерой, наложил на прокол новую заплатку и стал собирать колесо. Он продолжал говорить, не глядя на Гризельду:
— Я достаточно долго любил тебя, скрываясь, как вор. Если я ничего не значу для тебя, неважно, пусть продолжается так, как продолжается, тем хуже для меня. — Он повернулся к ней и почти выкрикнул: — Но я хотел бы, чтобы это продолжалось всегда!
— Всегда?
Она была испугана. Произнесенное им слово поразило ее. Она никогда не думала о будущем. Она целиком находилась в настоящем и не хотела знать ничего другого. Была счастлива, когда ждала, была еще больше счастлива, когда встречалась с ним и могла любить его, была счастлива, когда снова начиналось ожидание. Ее счастье находилось вне времени, вне обстоятельств, оно не требовало размышлений о будущем.
— Ты несчастен сейчас? Зачем мучиться напрасно? Если не будет автомобиля, мы придумаем другой способ, чтобы встречаться.
Шаун промолчал. Поставив колесо на место, он запустил двигатель. Они двинулись к морю. Солнце почти касалось горизонта. Внезапно он сказал:
— Думаю, мне нужно уехать.
На несколько секунд она потеряла возможность слышать и видеть. Окружающее ее пространство замерло и пропало. Через некоторое время она все же смогла сделать вдох:
— Что ты сказал?
— Я хочу уехать!
— Уехать?
— Да, уехать!
— Куда?
— В Америку.
— В Америку? Или еще дальше? И что ты будешь делать там?
— Начну новую жизнь.
— Какую жизнь?
Она была в ярости, потому что ей было очень больно. Немного поколебавшись, он сказал осторожно, словно зная, что говорит нечто абсурдное, смертельно опасное:
— Мы можем начать совместную жизнь. Ты и я.
Гнев Гризельды мгновенно угас. Ее сердце охватил смертельный холод, как будто она услышала приговор: «никогда». В то же время, Шаун почувствовал себя более уверенно. Неожиданно он поверил, что его план возможен, и принялся объяснять:
— У меня есть друг в Детройте, он недавно написал мне. Он делает сельскохозяйственные машины, велосипеды и хотел бы заняться производством автомобилей. Он предлагает мне работать у него, говорит, что сначала будет очень трудно, но в этом деле можно хорошо заработать, сделать состояние. В Ирландии надеяться не на что, если Парнелл не изменит свою политику, все пойдет прахом. — Потом он закричал: — Я же не могу привести тебя в комнату для прислуги в доме леди Августы! Или обосноваться в Сент-Альбане как зять, согласный на любую работу!
Она тоже закричала:
— Но кто говорит здесь про зятя? Это же цепи! На всю жизнь! Ты сошел с ума!
Ледяным тоном он произнес:
— Ты просто не любишь меня.
— Ты ничего не понимаешь!.. Я люблю тебя!.. Но я еще не начала жить своей жизнью! Ты не можешь требовать, чтобы связать мне руки и ноги! Сейчас и навсегда!
Они остановились у начала дамбы. Сойдя с машины, он подождал, пока Гризельда спустится на землю. Его взгляд мешал ей, он обвинял и заставлял защищаться. Ей была ясна ее точка зрения, конечно, несколько противоречивая: он дарил ей любовь, которую не мог дать ей никто иной, она не хотела терять его, она любила его, но задыхалась при одной мысли оказаться связанной, лишенной свободы. Она не хотела оказаться взаперти, как возлюбленная Мерлина.
Он сказал:
— Вот ты и дома. Ты привязана к нему сильнее, чем ко мне. Тебе нравится заниматься любовью со мной, но при этом ты не хочешь терять то, к чему привыкла.
Ее охватил приступ бешенства.
— Ты идиот! Безнадежный дурак! Я способна бросить все, и ты знаешь это! Единственное, что я не хочу потерять, это моя свобода! А теперь перестань мучить меня! Оставь меня в покое! Уходи! Я больше не хочу видеть тебя!
Шаун почувствовал необычное спокойствие. Ему показалось, что он очутился где-то в другом месте. Не сказав ни слова, он сел в машину и передвинул рычаги с сухой четкостью, которую придает действиям мужчины гнев или отчаяние. Машина тронулась, развернулась на пятачке перед началом дамбы и быстро удалилась. Он так ни разу и не посмотрел в сторону Гризельды.
Застывшая на месте, оцепеневшая Гризельда с отчаянием поняла, что больше никогда не увидит его. Она хотела броситься за ним, выкрикивая его имя, но гордость не позволила ей сдвинуться с места и произнести хотя бы слово. Всеми силами души она хотела, чтобы он вернулся и обнял ее, но если бы это случилось на самом деле, она кинулась бы на него с кулаками, била бы его ногами, разорвала на кусочки. Потом, конечно, разрыдалась бы и кинулась к нему в объятия.
Пока боль и гнев сражались в ней, машина исчезла из виду. Кричать и догонять было уже бесполезно. Шаун уехал.
Гризельда побежала к дому. Море отступило, и запах водорослей показался ей запахом гнили, а крики чаек звучали так же зловеще, как карканье воронов.
Ардан встретил ее на середине дамбы, извиваясь от радости. Она наклонилась, чтобы приласкать его, и почувствовала, что немного успокаивается.
Леди Гарриэтта ожидала ее в холле, и Гризельде пришлось солгать. Она добавила поломку мотора к двум проколам и отказалась, когда мать предложила ей поужинать.
— Я не хочу есть. Я выпила молока. Мы останавливались на какой- то ферме. Шоферу, — она не смогла произнести имя Шауна, — нужна была вода, чтобы починить камеру.
— Нужна была вода для починки?
— Да, чтобы увидеть пузырьки.
— Чтобы увидеть пузырьки! — с восхищением повторила леди Гарриэтта. — Они совершенно фантастические, эти механические повозки!
Тем не менее, ночью Гризельда не выдержала. Она бесшумно спустилась на кухню и мгновенно уничтожила половину холодной курицы. Избавившись от голода, она почувствовала, что кошмар случившегося рассеивается. Она задумалась, что могло довести ее и Шауна до такой нелепой ссоры. Гризельда сказала ему, что больше не хочет его видеть, но он не мог не знать, что это неправда, что он нужен ей. И она знала, что тоже нужна ему. Все женщины рано или поздно произносят жестокие слова. Но на самом деле они должны восприниматься в противоположном смысле. Можно не сомневаться, все уладится в понедельник, когда он приедет. Разумеется, если не будет дождя. Нет, дождя ни в коем случае не будет!.. И она спокойно заснула.
Утром, когда ей в постель принесли чай, она нашла решение проблемы. Если машина выйдет из строя, она будет совершать прогулки на велосипеде, и они будут встречаться на лужайке у ручья. Она закрыла глаза от счастья, вспоминая случившееся накануне, и потянулась в сладостной истоме. Молли, приготовившая ей ванну, смотрела на нее, не в состоянии избавиться от подозрений. Вечером, причесывая ее на ночь, она обнаружила в странно перепутанных волосах Гризельды несколько травинок и кусочек листа ивы.
После обеда Гризельда отправилась к скале, взобралась на свой каменный трон и несколько часов просидела неподвижно, глядя на колеблющееся и меняющееся море. Америка. Другой край земли. Она всегда мечтала уехать. А он был прекраснее любого принца. И они были во многом похожи, но с необходимой долей различий, чтобы дополнять друг друга.
Внизу под скалой Ардан принялся скулить и лаять, почувствовав одиночество.
Оставить остров? Да. Хоть сейчас! Она готова к этому!.. Но это должно стать началом, а не концом! Уехать, чтобы расцвести, чтобы жить, а не очутиться в оковах.
Стать мадам Такой-то. Продавать велосипеды в какой-нибудь лавчонке. Она потрясла головой, спустилась со скалы и побежала вместе с Арданом к дому, голодная как волк.
* * *
Свадьба Элен была назначена на третью субботу августа. В конце каждой недели почтальон приносил ей очередное письмо от Амбруаза. Он появлялся поздним утром и заходил на кухню, где Эми наливала ему стакан пива. Элен с нетерпением уже ожидала его. Схватив почту, она бежала к отцу с его газетами, журналами и письмами от ученых, украшенными марками далеких стран. Потом запиралась в своей комнате, читала и перечитывала письмо от жениха. Потом сразу же садилась за ответное письмо.
В эту пятницу письма от Амбруаза в почте не оказалось, и Элен с трудом дождалась утра понедельника. Но в понедельник почтальон в назначенное время не появился. Не было его и через четверть часа, и через полчаса.
Элен, сгорая от нетерпения, выбежала на дамбу. Проторчав там некоторое время, она так и не увидела почтальона. Скоро пошел дождь, ей пришлось вернуться домой. Поднявшись к себе, она принялась снова и снова перечитывать письмо, полученное в прошлую пятницу, пытаясь найти в нем какое-нибудь указание на наступившее в их переписке молчание. Амбруаз писал, что он здоров, что с утра в Лондоне была хорошая погода, но опасался, что после обеда погода могла испортиться, что работа над его книгой успешно продвигается и он написал несколько страниц о девятом варианте интерпретации второй строки шумерской таблички AU-917. Он выражал надежду, что у Элен все хорошо со здоровьем и просил передать наилучшие пожелания ее родителям и чудесные воспоминания о знакомстве ее сестрам.
