Сиро Алегрия - Золотая змея. Голодные собаки
— Наверное, собаки затравили вискачу, — сказала Висента.
— Да нет, куда им! Вискача посвистит, подразнит их и выскочит из норки с другой стороны. А собакам только и остается, что лаять.
— Так уж повелось, — согласилась Висента.
Певунья Антука затянула песенку:
Была бы я вискачей,
не ведала б печали.
Присвистнула бы только —
и поминай как звали!
Она очень смешно засвистела, подражая вискаче, и обе сестры, которым уж очень хотелось посмеяться, залились звонким хохотом.
Плоскогорье ширилось. Пастушки замедлили шаг, а собаки, потихоньку лая, разогнали овец по пастбищу. В синеватую белизну неба, как сжатые кулаки, вздымались черные утесы.
— Ну ладно, я пошла за ратанией. Вернусь не скоро, — сказала Висента.
Антука осталась со стадом и долго еще смотрела вслед сестре, которая карабкалась по скалам, поднимаясь на высокий гребень.
* * *На небе стали сгущаться свинцовые тучи, резкий ветер примял траву. Антука приказала псам собирать овец. Скоро придет Висента. Один раз она уже мелькнула среди гор с большим тюком в руках. Вот только тогда Антуке и удалось ее увидеть, хотя девочка целый день вглядывалась в даль. Панчо не пришел. Наверное, повел свое стадо в другое место.
Но вот внезапно появились два всадника, черные на желтом фоне пастбищ. Они скакали галопом. Их пончо развевались по ветру, тростниковые шляпы свисали на лентах. Впереди к седлу были приторочены винчестеры. Тот, что ехал первым, развернул веревку, обмотанную вокруг пояса и груди, и, подъехав вплотную к стаду, ловко набросил ее на Тощего. Пес и отскочить не успел, веревка обвилась у него вокруг шеи. Всадник нарочно заранее сделал маленькую петлю и теперь быстро рванул веревку. Гибкая, свитая из хорошо смазанной кожи, она легко проскочила под блестящий металлический ошейник и крепко стянула горло пса. Антука пошла посмотреть, что случилось. А Висента, заметив двух мужчин, спряталась за камнями. Она была уже совсем близко и все ясно видела. Ванка и другие собаки с лаем набросились на незваных гостей. Вдруг откуда-то вынырнул желтый гладкий пес и зарычал на своих рассерженных собратьев. Надвигалась драка; бедняга Тощий хрипел, вырываясь из петли. Но всадник твердой рукой держал веревку и улыбался.
— Тихо, Дружок, — прикрикнул на желтого пса второй всадник; тот, поджав хвост, отбежал и растянулся на земле.
Тут подошла Антука.
— Отпустите мою собаку! — закричала она.
Первый всадник спокойно ответил:
— Думаешь, я зря бросаю лассо?
— Отпустите, это не ваш пес! — просила девочка.
Она побледнела, глаза ее сверкали. А Висента выглядывала из-за камней и ничего не упускала из виду. Да, это Хулиан Селедон, а второй — его брат Блас. Года два назад, на празднике в Санкопампе, она много танцевала с Хулианом. Он и тогда был такой же: высокий, с желтоватой кожей, орлиным носом и большими карими глазами; редкие спутанные усы прикрывали толстые губы. Хулиан не постарел. Сейчас он спокойно сидел на своей черной лошади, взгляд его был суров и решителен. Висента вспомнила, что тогда, на танцах, он ей очень приглянулся, и она не ушла с ним только потому, что отец не спускал с нее глаз. Хулиан уже пользовался дурной славой. И вот он понравился ей снова. Она почти жалела, что спряталась. Ей захотелось, чтобы ее нашли и Хулиан после короткой борьбы овладел бы ею тут же, на диком пастбище. Но ее не видели, а сама она выйти не решалась.
— Отпустите его, ради бога, отпустите, — умоляла Антука.
Услышав ее голос, собаки злобно зарычали. У Ванки поднялась на загривке шерсть. Скажи им Антука хоть слово — и они бы бросились на пришельцев. Хулиан, который ждал снисходительно и терпеливо, понял это и сказал брату:
— Пристрели-ка лучше этих псов…
Блас поднял винчестер, но Антука торопливо отогнала и утихомирила собак.
— Ты знаешь, кто я? — спросил Хулиан.
— Нет, не знаю, — еле слышно ответила Антука.
— Хулиан Селедон, — высокомерно сказал он.
Антука застыла. Конечно, она слышала про Селедонов. Говорили, что они бандиты. Чоло секунду-другую наслаждался ее страхом, а потом спросил:
— Этих собак вырастил Симон Роблес?
— Да.
— А, вот это мне и нужно…
Он посмотрел вперед — наверное, собрался ехать, но вдруг что-то вспомнил.
— Как его зовут?
Антука не ответила. Значит, они правда хотят его увести. Тощий, высунув язык, изо всех сил натягивал веревку.
— Говори, как его зовут, дура!.. Благодари бога, что я тебя не тронул. Очень уж молода!
Антука задрожала:
— Его зовут Тощий.
— Тощий! — повторил Хулиан, глядя на собаку. — Тощий! Смешное имя.
И пришпорил коня. Тощий не шел, и Хулиану пришлось тащить его за веревку.
— Стегни-ка его разок-другой, — приказал он Бласу.
Блас, который держал на прицеле остальных собак, подъехал и хлестнул Тощего плетью. Пес метнулся в сторону и снова растянулся на земле. Позвали Дружка. Он приветливо подбежал к Тощему, но тот зарычал и яростно сверкнул помутневшими глазами. Тогда Блас опять хлестнул его, но пленник не сдался, и Хулиан снова поволок его. Собаку хлестали и волокли, пока всадники не исчезли за холмом. Тогда Антука очнулась, заплакала и закричала. Собаки выли, глядя туда, где скрылись непрошеные гости.
Висента вышла из-за камней, увидела, как горюют сестра и собаки, и забыла о своих собственных волнениях… Сколько раз она держала Тощего на коленях, когда он был еще щенком! Вот бедняга… Она попыталась утешить сестру:
— Не плачь, ну, ну, не надо… Мы выберем тебе щенка из следующего приплода.
Но Антука все всхлипывала.
— Не плачь, Антука, не плачь. Мы выберем тебе щенка и назовем его, если хочешь, «Гвоздичкой»…
Но ей самой было горько, по ее щекам катились крупные слезы.
VI. СОБАКА БАНДИТА
Тощий слышал, как воют псы, и еще ему казалось, что он слышит плач Антуки. Да, это она так жалобно плакала. Сердце у него забилось быстрей, ему стало совсем плохо. Он упирался все сильнее; его волокли по земле, кости у него болели, он вывалялся в грязи, но все-таки не вставал. Наконец ему удалось забиться в какие-то камни. Хулиан чертыхнулся:
— Голову оторву! — Он придержал лошадь и обернулся к брату: — Каков, а? Ну и Тощий!..
Блас ответил:
— Может, лучше с ним по-хорошему…
Хулиан спешился и подошел к псу, который злобно смотрел на него. Дружок держался на почтительном расстоянии. Хулиан присел около Тощего на корточки: что-то он слишком тяжело дышит. Петля крепко сдавила шею, оставив вмятину в густой шерсти. Хулиан протянул руку, но Тощий ощерился. Пришлось изменить тактику: Хулиан схватил Тощего за загривок, прижал к земле, ослабил петлю и стал легонько похлопывать по голове и спине.
— Тощий, Тощенький, сам иди лучше, а? Зачем ты так маешься? Ведь все хорошо.
Тощий цеплялся за камни и ворчал.
— Видишь, — сказал Блас. — Оставь его. Он пойдет.
Хулиан снова сел на коня и слегка потянул за веревку.
— Тощий, эй, Тощий, ну — пошли, друг…
— Друг? — усмехнулся Блас. — Он у тебя скоро человеком станет.
Оба засмеялись.
— Смотри-ка, опять не идет, — сказал Хулиан и потянул сильнее. — Слезь и задай ему трепку. Бей, пока не послушается.
Тощий совсем извелся. Он больше не слышал ни воя собак, ни плача Антуки. Только голоса этих страшных людей оглашали безлюдные просторы. Но идти он и не собирался. Пусть тащат, пока не удушат. Может, он вырвется. А может, им надоест, и они его отпустят. Так он думал. Сразу видно, что пес этот плохо знал людей, — ведь он привык к послушным овцам, к нежным рукам Висенты и Антуки, а бил его только Тимотео, да и то очень редко, за едой. Теперь он знакомился с человеком, упрямым и жестоким зверем, от которого не жди добра, если не сдашься.
Блас спешился и отвязал кнут, который свисал с задней луки седла.
— А ну, марш! — сказал он и, подойдя к Тощему, взмахнул кнутом.
Собака лежала, прижавшись к земле, и ни добром, ни злом нельзя было ее оторвать. Тощий хотел одного, чтобы сняли петлю. А кнут не очень-то его пугал — ведь раньше он кнутов не видел. Его били только палкой, и он не знал, как обжигает удар кнута.
— Ладно, — сказал Хулиан. — Раз он так — задай ему.
Блас снова взмахнул кнутом. Кнут просвистел над головой Тощего, глухо щелкнул — очень уж густа была шерсть — и обвился змеей вокруг собаки. Удар был, как ожог, Тощего пронзили тысячи раскаленных игл. Блас хлестал пса, а Хулиан тянул веревку. Наконец Тощий шевельнулся, и Блас вытащил его из-за камней. Ему дали отдышаться, потом веревка натянулась снова. Тощий уперся опять, но веревка не ослабевала.
— Добавь-ка ему, — приказал Хулиан.
Блас спросил:
— Что, метку оставить?
