Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца
По воцарившемуся молчанию я поняла, что она слегка обескуражена таким решительным началом разговора. Но ведь она знала, что у меня всегда было плохо с предисловиями.
— Всё в порядке, — ответила она. — Доктор сказал, что я здорова и могу иметь детей.
— Знаю, — нетерпеливо перебила я. — Мама уже рассказала мне. Но как к тебе относится свекровь? И муж?
— Рамеш замечательный человек. Прошлой ночью он пообещал мне сходить к врачу и сделать всё, что потребуется. А сегодня утром уже записался на прием. Но свекрови мы об этом не хотим говорить.
И тут я начала засыпать ее вопросами.
— Она давит на тебя? Тебе тяжело из-за этого? Ты вообще хочешь сейчас ребенка? Я вот не хочу, и Сунил, к счастью, тоже.
— О Анджу, — сказала Судха таким голосом, какой я слышала давным-давно, когда она рассказывала мне об Ашоке. — Больше всего на свете я хочу ребенка. У тебя совсем другая жизнь: колледж, Сунил. А кого любить мне? Кого называть своим?
Я услышала, как открылась дверь нашей спальни, и вошел Сунил. Я сердито нахмурилась, чтобы он понял, что хочу поговорить с Судхой наедине, но он, не обращая на меня никакого внимания, начал рыться в ящике комода.
— Я бы очень хотела, чтобы моя свекровь не вмешивалась так сильно в это. Я вижу, как для нее это важно, но это так утомляет…
Я слушала, но Судха больше ничего не говорила. Как мне сломать эту колючую изгородь глупой преданности свекрови, которую выстроила Судха?
— Может, вам с Рамешем стоит съездить куда-нибудь вместе, только вдвоем, устроить небольшой праздник себе?
— Анджу! — рассмеялась Судха, но совсем нерадостно. — Ты уже и забыла, каково жить в семье мужа! Я так и вижу, как мило улыбается моя свекровь и машет нам с Рамешем ручкой, а мы уезжаем в закат, как в твоих американских фильмах.
Какая же я дура! Судха была права. Но я не собиралась так легко сдаваться.
— А почему бы мне не поговорить с Рамешем? Может, я смогу убедить его…
Судха молчала. Неужели я расстроила ее тем, что считала, что мне удастся сделать то, что ей не под силу? Но когда она заговорила, я услышала совершенно другое, что поразило меня.
— Анджу, ты помнишь автобусную остановку на углу улицы Рани Рашмони, мимо которой мы проезжали каждый день на пути из школы? Так вот, сегодня утром мы с Сингх-джи проезжали там, и, мне кажется, я видела… он был в белой рубашке… как тогда…
И тут Сунил что-то уронил, раздался громкий грохот, и Судха тут же замолкла.
Прикрыв трубку ладонью и выразительно посмотрев на Сунила, я сердито прошептала:
— Могу я побыть хоть немного одна? Пожалуйста.
Сунил посмотрел на меня, потом демонстративно — на часы и ушел, хлопнув дверью. О, он пожалеет об этом, как только я положу трубку.
— Судха, — сказала я, осторожно ступая на очень нетвердую почву и, возможно, говоря то, что не следовало говорить. — Ты уверена, что это был он? Ты расстроилась? Если хочешь, расскажи мне об этом.
Но момент был упущен.
— Я договорюсь с Рамешем, — ответила мне Судха. Ее голос стал ровным, хотя в нем слышалось легкое недовольство. Она как ни в чем не бывало вернулась к тому, о чем мы говорили раньше, словно мне послышалось то, что она сказала всего пару секунд назад. Но тут она понизила голос, встревоженная по другому поводу:
— С кем тебе и нужно поговорить серьезно, так это с Гури-ма. Я сегодня столкнулась с ней наверху, когда она только что поднялась по лестнице. Она побелела и очень тяжело дышала. Я так испугалась. Ты же помнишь, что доктор настаивал сделать операцию еще до наших свадеб. Так вот, я думаю, что больше откладывать нельзя. Не слушай ее отговорки, хотя, зная Гури-ма, я уверена, что они будут серьезными.
— Судха, подожди, скажи мне сначала…
Но она уже убежала, не ответив мне ни на один вопрос из тех, что так волновали меня. Она хорошо научилась ускользать.
Поэтому всё оставшееся время я спорила со своей матерью, еще более упрямой, чем я.
* * *Даже с Сунилом я никогда не ругалась так, как со своей матерью.
Как только я заговаривала об операции, моя мать говорила, что не хочет, чтобы ее всю изрезали врачи. Она предпочитает спокойно умереть, в своем доме, когда придет ее время.
— А когда оно придет, всё равно ни один врач меня не спасет. Я начинаю верить в то, о чем говорится в священных книгах: о том, что день нашей смерти предначертан Бидхатой Пурушем с самого нашего рождения. Зачем тратить деньги, на которые живут Пиши и тетя Налини, — а их и без того мало — пытаясь продлить мою жизнь? Я уже достаточно пожила и сделала всё, что должна была. И теперь, когда вы так хорошо устроены, я готова уйти.
Решимость в ее голосе, звучавшем слишком спокойно и фаталистично, пугала меня. Это было так не похоже на мою мать. Словно с тех пор, как я попала в Америку, нити, связывающие ее с этим миром, ослабли. Казалось, что в любой момент она готова была отпустить последнюю из них и улететь вверх.
Когда я положила трубку, то зарыдала, уткнувшись лицом в подушку. Я думала о больной матери, о сестре, которой нет житья в доме свекрови, о муже, который сейчас, наверное, сидел, ссутулившись, перед компьютером, потерявшись в цифрах. А может, он, разозлившись, уже уехал куда-нибудь? Как я хотела уехать побыстрее и подальше от дома, даже не подозревая, как много потеряю и как мало обрету. Я походила на привидение из сказок Пиши, которое видело, что его близкие попали в беду, но не могло вмешаться. Оно кричало, пытаясь предупредить любимых людей, но они слышали лишь стон ветра в бамбуковых зарослях. Оно протягивало руки, пытаясь оградить их от несчастья, но они проходили сквозь него, потому что даже в их воспоминаниях этот человек стал всего лишь туманом.
Когда пришло время обеда, Сунил зашел в комнату. Увидев мое распухшее лицо и покрасневшие глаза, он тут же отбросил всё, что хотел сказать. Он принес полотенце, смоченное в прохладной воде и две таблетки аспирина — Сунил знал, что у меня всегда начинала болеть голова, после того как я поплачу. Он обнял меня, как ребенка, которому приснился кошмар, гладил меня по спине и говорил, что он рядом, что я могу ему обо всём рассказать. Я покачала головой, и Сунил принял такой ответ. Через несколько минут я услышала, как он сделал заказ по телефону в моем любимом китайском ресторане «Золотой дракон». Когда его заказ привезли, он выложил еду на поднос и принес ее в постель. Я почувствовала ароматный пар, поднимающийся из белых и красных коробочек с жареным рисом, рагу из курицы с лапшой и цыпленком кунг-пао. Он накладывал еду на тарелку и рассказывал смешную историю, которая произошла у него на работе. Я, как ребенок, успокоилась благодаря еде и теплу, голосу и прикосновениям любимого человека. Мы сидели, опершись на подушки, и я прижималась к плечу Сунила. Чудовища не исчезли. Они затаились в ожидании под кроватью и в шкафу. Но не должны были появиться до наступления темноты, до тех пор, пока чувство одиночества не начнет медленно засасывать меня, как речной ил.
29
Судха
Два дня дома, где я наконец могла спокойно вздохнуть, пролетели как один, и наступила пора уезжать в Бардхаман. В последний раз я прогуливалась по саду, с грустью глядя на то, как он зарос, на сорняки, которые добрались до самой подъездной дорожки, кактусы, закрывающие своими колючими листьями несколько оставшихся кустов роз. Новый владелец книжного магазина так и не заплатил всю сумму Гури-ма, несмотря на судебные тяжбы, и денег на садовника давно не хватало. Пиши писала мне, что Сингх-джи пытался содержать сад в порядке, но один он, конечно, не мог справиться со всей работой.
Я срывала увядшие цветки и желтеющие листья с куста жасмина и думала о Сингх-джи. Он, как и этот сад, очень сильно сдал за последние четыре года. Сингх-джи даже не мог сразу выпрямиться, когда выходил из машины. Гури-ма решила ее продать, после того, как начались проблемы с деньгами. Она знала, каким ударом это станет для Сингх-джи, но ей пришлось сказать ему, что он уволен, как тяжело ни было бы расставание. Однако Сингх-джи даже не захотел слушать.
— Вы можете продать эту старую груду железа, хоть я и сомневаюсь, что вы получите за нее много денег, — сказал он с неодобрением, — но вы не можете так просто от меня избавиться! За эти двадцать лет вы стали моей семьей, у меня больше никого нет. Как я могу уйти от вас, когда вы остались совсем одни? Да и куда мне идти? Я слишком стар, чтобы устраиваться на работу в какую-нибудь богатую семью и мириться с пинками и руганью.
— Но у меня нет денег, чтобы платить тебе зарплату, Сингх-джи, — сказала Гури-ма.
— Мне не нужна зарплата. Все эти годы я откладывал из тех денег, что вы платили мне, — на что холостяку их тратить? — и накопил достаточно, чтобы спокойно дожить до того дня, когда Бог решит забрать меня к себе.
Мама с радостью согласилась, Гури-ма сказала, что об этом не может идти и речи. Они долго спорили, пока Пиши не предложила Сингх-джи отказаться от комнаты, которую он снимал, и поселиться в домике, в котором раньше жил наш охранник. Еще они позаботятся о пище. Сингх-джи согласился и сразу переехал вместе со своим скромным скарбом. А каждое утро и вечер Рамур-ма с ворчанием приносила ему поднос с едой. Хотя, конечно же, она, как и мамы, была рада, что он не ушел. Пиши как-то призналась мне, что они с облегчением вздохнули, когда он решил остаться, потому что они чувствовали себя спокойнее, зная, что в доме есть мужчина, да еще и такой умелец на все руки, который может починить и протекающий кран, и сломанный шпингалет на оконной раме.
