Йен Бэнкс - Бизнес
— Представьте себе, мисс Тэлман, я умею читать, — сказала она мне. — Почта, конечно, идет сюда медленно, но рано или поздно доходит. Если я и отстаю от времени, то не более чем на месяц. — Вторая тонкая, бледная ручка появилась из-под покрывала и развернула журнал. — Вот, пожалуйста: «Кантри Лайф» запрошлый месяц. Впрочем, не думаю, чтобы вас интересовали подобные издания. У вас скорее американский выговор.
— Некоторые из моих знакомых американцев выписывают этот журнал, мэм, но я не принадлежу к их числу.
— Так вы американка?
— Я родом из Британии, точнее, из Шотландии. У меня двойное британско-американское гражданство.
— Ясно. Хотя на самом деле ничего не ясно. Мне трудно понять, каким образом можно быть гражданином сразу двух государств, кроме как в чисто юридическом смысле. — Руки с журналом снова исчезли под покрывалами. — Итак, кому вы храните верность?
— Верность, ваше величество?
— Именно так. Чему или кому вы храните верность — королеве или американскому флагу? Или вы — из этих сумасбродных шотландских националистов?
— Скорее, я склоняюсь к интернационализму, мэм.
— Позвольте спросить, что же это значит?
— Это значит, что у меня нет закостенелых приверженностей.
— Закостенелых? — недоуменно переспросила она и часто-часто заморгала. — В каком смысле?
— Для меня важны не столько названия, сколько дела. Мне всегда казалось, что поддерживать свою страну, какие бы дела она ни творила, — это по меньшей мере печальное заблуждение.
— Ах, вам так казалось? Должна заметить, вы чрезвычайно уверены в себе, милочка.
— Благодарю вас, мэм.
Я заметила, как у нее сузились глаза. Из недр ложа опять высунулась сухонькая ручка, на сей раз с очками, через которые королева принялась меня испытующе разглядывать.
— Подойдите ближе, — потребовала она. И после паузы добавила: — Сделайте милость.
Я поднялась к основанию гигантского ложа. Мне в нос ударил сильный запах благовоний и нафталина. Дрожащие на стенах золотые листки отвлекали своим мерцанием.
Королева вытащила белый носовой платочек и протерла стекла очков.
— Вы ведь знакомы с моим сыном.
— Да, мэм.
— Что вы о нем думаете?
— Я думаю, таким сыном можно гордиться, ваше величество. Он обаятельный и… надежный человек.
— Надежный? Ха! Вы либо ничего не смыслите, либо не хотите сказать правду. Как придворные лжецы. Они говорят только то, что, по их разумению, мне будет приятно услышать.
— Возможно, мэм, вы путаете ложь с вежливостью.
— Как вы сказали?
— Видите ли, ваше величество, я очень мало знаю вашего сына. Насколько я могу судить, он настоящий джентльмен. Вежлив, хорошо воспитан… ко всему прочему, он прекрасно танцует, легко и очень изящно. — Тут королева нахмурилась, и я решила не развивать эту тему. — Иногда он грустит, иногда проявляет внимание к женщинам, но ни в коем случае не навязчиво, не грубо. — Тут я припомнила, что говорил в машине Лангтун. — Судя по всему, он не расточителен — по-моему, очень важное качество для монарха, особенно когда он путешествует за границей. Наконец, — продолжила я, тщетно пытаясь закончить хоть чем-то позитивным, — создается впечатление, что он в полной мере ощущает бремя ответственности.
На это старая королева только покачала головой, будто перечеркивая все, что я наговорила:
— Когда он намерен жениться? Вот что мне надо знать.
— К сожалению, в этом вопросе я ничем не могу быть полезна, мэм.
— В этом вопросе, милочка, мало кто может быть полезен. Вы представляете, как трудно в наше время найти принцессу? Или герцогиню? Да хотя бы просто наследницу знатного рода?
— Нет, ваше величество, не имею ни малейшего понятия.
— Ну, конечно. Откуда простолюдинам это знать? Вы ведь из простой семьи, правильно я понимаю?
— Должна признать, что своего нынешнего положения достигла исключительно благодаря собственным способностям и трудолюбию, так что вы, к сожалению, правы, ваше величество.
— Было бы чем кичиться, милочка.
— Кичиться — не в моем характере, мэм. Возможно, на меня подействовала высота.
— Не смейте дерзить!
— Представить не могу, мэм, что на меня нашло.
— Вы — неучтивая и беззастенчивая особа.
— Смею уверить, ваше величество, у меня и в мыслях не было проявлять неучтивость.
— Это что, преступление, если мать беспокоится о своем ребенке?
— Ни в коем случае, мэм.
— По-моему, преступлением было бы как раз обратное.
— Совершенно с вами согласна.
— Хм. Вы полагаете, он стоящая партия?
— Конечно, ваше величество. Вне всякого сомнения, он составит счастье какой-нибудь удачливой принцессы или наследницы знатного рода.
— Все это банальные любезности, мисс Тэлман. Я их довольно наслушалась от своих придворных.
Интересно, кто, за исключением Миу и двух маленьких камеристок в красном, мог входить в число придворных? Кроме них, во дворце, казалось, не было ни души. Я откашлялась и произнесла:
— Он же ваш сын, мэм. Даже если бы я думала, что он никогда не станет мало-мальски приличным мужем, я бы постаралась смягчить такую оценку.
— Так выскажите же свое мнение в открыто!
— У него, судя по всему, жизнь сложится прекрасно, мэм. Если, конечно, он сделает правильный выбор. То же самое можно сказать о любом человеке.
— Но он-то не любой!
— Все матери так говорят, мэм.
— Да! И это просто от переизбытка чувств! Материнский инстинкт — кажется, так это называется. Вы понимаете, что Сувиндер — наследник королевского трона?
— Ваше величество, я не представляю, чем могу быть полезна. У меня нет семьи, и в ближайшее время я не собираюсь замуж, поэтому просто не думаю о таких вещах. К тому же я мало знаю вашего сына и еще меньше — современное положение дел в области королевских брачных союзов и не готова обсуждать эти вопросы.
— Хм. — Королева снова сняла очки. — Что вас сюда привело, мисс Тэлман?
— Мне казалось, вы назначили мне аудиенцию, ваше величество.
— Я имею в виду — в Тулан, идиотка! — Тут она вздохнула и на секунду прикрыла глаза. — Извините, мисс Тэлман. Мне не следовало вас так называть. Прошу меня простить.
— Ничего страшного, мэм. Я приехала в Тулан, чтобы решить, стоит ли мне оставаться здесь на постоянную работу.
— Ах да, вы — из числа тех деловых людей, о которых с таким восхищением отзывается мой сын. Скажите, кто вы на самом деле? Мафия?
Я улыбнулась:
— Нет, мэм. Мы занимаемся коммерческой, а не криминальной деятельностью.
— Мой сын рассказывал, что вы хотите вложить в нашу страну какую-то немыслимую сумму денег. Какая вам от этого выгода?
— Мы хотели бы создать в Тулане своего рода базу, ваше величество, — начала я, стараясь особенно тщательно выбирать выражения. — Надеемся, у нас сложатся дружественные отношения с вашим народом и некоторые из нас смогут стать гражданами этой страны. Мы планируем, что наши инвестиции и нововведения помогут добиться общего роста торговли и расширения контактов с другими странами; мы также полагаем, что будет оправданно, если у нас появится возможность занимать некоторые дипломатические посты, чтобы мы могли представлять Тулан за рубежом.
— Скажите, а кто вас поддерживает: уж не эти ли проклятые китайцы?
Я подумала о Миу, который неподвижно стоял на страже у дверей: интересно, понимает ли он по-английски?
— Нет, мэм. У нас нет никакой поддержки в том смысле, который вы, как мне кажется, вкладываете в это слово. — Если уж на то пошло, подумала я, это мы вам собираемся предложить поддержку.
— Хм. Есть в этом какой-то сомнительный душок.
— Мы хотим, чтобы наши действия пошли на пользу Тулану, ваше величество. Те изменения в инфраструктуре, которые мы…
— Дом, храм, скот, трон, — перебила вдовствующая королева и выпростала руку, чтобы погрозить мне пальцем.
— Простите, мэм?
— Вы слышали. Вот что по-настоящему важно для этих людей. Только эти четыре вещи. И ничего больше. Другого им не нужно.
— Но все-таки, может быть, современное водоснабжение, начальные школы, элементарная охрана здоровья…
— Воды у них достаточно. От жажды еще никто не умер. И образования им тоже хватает. Помилуйте, нужен ли университетский диплом, чтобы всю жизнь ходить за плугом? Совершенно не нужен. Здоровье? К чему его охранять, если без него здесь и так не живут? Эта страна — не для слабых. Кроме того, рано или поздно мы все умрем, милочка. И лучше всего, если люди научатся трудиться в поте лица, утешаться верой и не задерживаться на этом свете. Цепляться за жизнь — это такая пошлость. Нынче все хотят урвать побольше. Однако не следует противиться своей участи, не следует продлевать мучения тем, кому лучше умереть. Вот так. Таково мое убеждение. О, не трудитесь скрывать свои чувства. Мне известно, что вы сейчас думаете. К вашему сведению, я ни разу не обращалась к врачам с тех пор, как решила не вставать с постели, и впредь, что бы ни случилось, не собираюсь прибегать к медицинской помощи. Вот уже четверть века я ожидаю смерти, мисс Тэлман. Я верю, что такова воля Господа, а потому не имею права торопить свою кончину, но когда почувствую ее приближение, сопротивляться не стану.
