Оливия Шрейнер - Африканская ферма
Она вздохнула тяжело, всей грудью.
— Надумал ты что-нибудь, Вальдо? — спросила она некоторое время спустя.
— Да… возьму гнедую кобылу… постранствую… погляжу белый свет… повидаю мир… — Он говорил отрывисто, запинаясь. — Подыщу себе какую-нибудь работу…
— Какую же?
— Не знаю…
Она сделала нетерпеливый жест.
— Это несерьезно. Постранствую… погляжу белый свет… найду работу! Нельзя начинать жизнь, не ставя перед собой определенной цели. Предаваясь пустым мечтам, ты потерпишь поражение, будешь обманут, растоптан. Жизнь твоя пролетит зря, без всякой пользы. Вот говорят: гений. Кто же он? Не кто иной, как человек, поимающий свое предназначение и делающий все, что в его силах. Вальдо, — сказала она, переплетая пальцы с его пальцами, — мне так хотелось бы тебе помочь. Пойми: ты должен решить, кем будешь и чем будешь заниматься. Неважно, какое занятие ты себе изберешь — будь фермером, коммерсантом, художником, но прежде всего наметь главную цель в жизни и все подчини ее достижению… Жизнь у нас одна. Секрет успеха — в умении сосредоточиться. Именно об этом свидетельствует жизнь любого великого человека, всякое великое творение. Постарайся все перепробовать, все посмотреть, но посвяти свою жизнь чему-либо одному. Для того, кто ставит себе определенную цель, неудержимо стремится к ней, и только к ней, — нет ничего невозможного. Сейчас я поясню свою мысль. Слова сами — слишком невразумительны, они приобретают яркость только в образной речи.
Представь себе женщину — молодую, одну на всем божьем свете, беспомощнейшее в мире существо. Такую, как я. Она вынуждена пробивать себе дорогу в жизни. Заниматься тем, чем ей хотелось бы, она не может по той простой причине, что она — женщина, и вот она пристально всматривается в себя и в окружающий мир, пытаясь уяснить себе, какой путь ей избрать. Помощи ждать неоткуда, кроме как от себя самой. И она ищет. Все ее богатство: сладкоречивый голос с вкрадчивыми интонациями, красивое, очень красивое лицо, способное хранить и выражать чувства, которые непременно стерлись бы, если бы их попытались облечь в слова, и редкий дар проникать в чужую душу, читая в ней, как в раскрытой книге. И как же ей распорядиться этим богатством? Поэт, писатель нуждается только в остроте духовного зрения; ему нет необходимости в прекрасном теле, выражающем сокровенные переживания. Художник нуждается в чувстве цвета и формы, музыкант нуждается в совершенном слухе, — а мещанин вообще не нуждается в духовных дарах. Но есть некое искусство, которое требует от женщины всего ее богатства: хрупкого выразительного тела, нежного голоса, умения заглядывать в чужую душу. Все эти качества нужны и актеру, который впитывает в себя, а затем воспроизводит на сцене человеческие чувства, но это почти все, что ему нужно. Итак, женщина поставила себе цель. Но как ее достичь? Ей предстоит преодолеть бесчисленные трудности, предстоит вынести бедность, нужду, одиночество. Как нескоро удастся ей хотя бы ступить на заветный путь! Ошибки юности — непомерно тяжелая ноша, да пронесет она их до конца бодро, не сгибаясь и не сетуя на судьбу. Для горьких сожалений будет довольно времени на том свете, на этом же свете жизнь слишком коротка. Заблуждения помогают нам понять жизнь… — Помолчав, Линдал продолжала: — И если она вынесет все это, научится терпеливо ждать, не падать духом, не приходить в отчаяние, неуклонно следовать цели, подчиняя ей все и вся — она, быть может, и преуспеет. Люди отступают перед неукротимой волей. Такая воля способна даже переломить ход событий. Это я знаю по своему скромному опыту. Много лет назад я твердо решила попасть в школу. Казалось, что это невозможно. Но я набралась терпения, я выжидала, приглядывалась, шила себе платье, наконец написала в пансион. А когда все было готово, заставила голландку уступить. Мелочь, конечно. Но ведь жизнь состоит из мелочей, как наше тело — из клеток. Мелкие дела ведут к великим делам. Должны вести, — тихо заключила она.
Вальдо слушал. Но, увы, эту исповедь, это откровение сильного, гордого, мятежного женского сердца он воспринял как общие слова, относящиеся ко всем и ни к кому в отдельности. Унылыми глазами смотрел он на сверкавшее звездами небо.
— Да, — сказал он. — Но когда лежишь и думаешь, невольно приходишь к мысли, что нет ничего такого, чего бы стоило добиваться. Вселенная так велика, человек так мал…
Она сердито тряхнула головой.
— Но мы не должны думать об этом! Это безумие. Это болезнь! Не вечны дела человеческие: Моисей мертв, мертвы пророки, и книги, которыми зачитывались наши бабушки, покрылись плесенью. Поэт, и живописец, и актер… Еще не затихли рукоплескания, а их имена уже позабыты. Позабыты, как давно пройденные вехи. Они-то верили, что благодарное человечество сохранит о них память, но время стерло их имена со своих скрижалей, как оно стирает с лица земли горы и целые материки. — Линдал приподнялась на локте. — Окажи мы даже незабываемую услугу человечеству, сохрани оно навечно следы наших дел, что из того? Ведь и само человечество всего лишь недолговечный цветок на древе времени? Прежде чем этот цветок раскрылся, цвели другие, и будут цвести, после того как он увянет. Где был человек во времена дицинодонтов, когда первые обитатели земли нежились в первозданной тине? И найдется ли ему место в далеком грядущем? Мы — искорки, тени, пыльца на ветру времени. Мы родились, чтобы умереть. Наша жизнь — лишь недолгий сон… Таков ход твоих мыслей, Вальдо? Когда нас охватывает лихорадочное желание жить, безумная жажда самоутверждения, жажда знаний, деятельности, тогда такие мысли действуют на нас, как успокоительное средство. Но они — яд, не пища. В неумеренно большой дозе они леденят кровь, убивают нас. Не поддавайся этим мыслям, Вальдо. Я хочу, чтобы твоя жизнь была прекрасной, чтобы ты прожил ее недаром. Ты честнее и сильнее меня и настолько же лучше меня, насколько божий ангел лучше грешника, — сказала она. — Употреби же свою жизнь с пользой.
— Хорошо, постараюсь, — согласился он.
Она придвинулась к нему ближе, так что жесткие курчавые волосы его коснулись ее щеки, и замерла.
Досс, лежавший рядом с хозяином, перебрался через сиденье и свернулся клубком у ее ног. Она накрыла его подолом юбки, и все трое долго сидели неподвижно.
— Вальдо, — позвала она вдруг. — Над нами смеются.
— Кто? — спросил он, приподнимаясь.
— Звезды, — ответила она тихо. — Смотри, каждая из них со смехом показывает в нашу сторону крохотным серебряным пальчиком. Их смешит, что мы все толкуем о завтрашнем дне, не думая о том, что вот-вот прикосновение чьей-то холодной руки усыпит нас навеки. Звезды смеются над нами, Вальдо.
Они долго не могли оторвать глаз от усыпанного звездами неба.
— Ты… ты молишься когда-нибудь? — тихо спросил Вальдо.
— Нет.
— И я нет. Но когда я гляжу на небо, мне хочется молиться, — сказал он еще тише. — Если б я стоял на уходящей высоко-высоко скале, на самом краю света, один я, да звезды на небе, и звезды кругом, и звезда подо мной… Я не сказал бы ни слова, — но мои чувства выплеснулись бы в безмолвной молитве.
Они долго молчали. Досс уснул, согревшись у нее в ногах. Ветер становился все холоднее.
— Я замерзла, — наконец сказала Линдад. — Запряги лошадей и скажи мне, когда все будет готово.
Линдал соскользнула на землю и пошла к коттеджу, Досс нехотя поплелся за ней, недовольный, что его разбудили.
В дверях она столкнулась с Грегори.
— Я ищу вас по всему дому. Позвольте мне отвезти вас домой, — предложил он.
— Вальдо отвезет меня, — уронила она, проходя мимо с безразличным видом. Но тут же передумала и повернулась к нему. — Впрочем, что ж, пожалуй, если вам угодно.
Грегори побежал искать свою невесту. Он нашел ее в задней части дома, где она разливала кофе для гостей. Положив ей руку на плечо, Грегори сказал:
— Ты поедешь вместе с Вальдо, а я отвезу твою кузину.
— Но я не могу сейчас ехать, Грег. Я обещала тетушке Анни Мюллер последить, чтобы все было в порядке, пока она отдыхает…
— Значит, ты не можешь поехать? Впрочем, я и не предлагал тебе сейчас ехать… Надоело мне все это, — выпалил он, резко повернувшись на каблуке. — Я вовсе не обязан торчать здесь всю ночь только из-за того, что твоей мачехе вздумалось выйти замуж.
— О, хорошо, Грег, хорошо. Я только хотела сказать…
Но он уже ушел, и возле нее стоял кто-то из гостей, протягивая пустую чашку.
Час спустя ее разыскал Вальдо. Она все разливала кофе и обносила гостей.
— Мы можем ехать, — сказал он, — Но если тебе хочется еще потанцевать, я подожду.
Она устало качнула головой.
— Нет, поехали.
Вскоре они уже ехали по песчаной дороге, следом за Линдал и Грегори. Лошади шли голова к голове, и, казалось, дремали на ходу, — так медленно передвигали они ноги. Вальдо спал в седле. Но Эмм бодрствовала, широко открытыми глазами она смотрела прямо перед собой, на освещенную светом звезд ленту дороги.
