Арнольд Беннетт - Повесть о старых женщинах
В спальную вошел мистер Пови, новобрачный, он вошел быстро и решительно, держался отважно, хотя и несколько смущенно. «В конце концов, — пытался он подчеркнуть всем своим видом, — разве эта спальная чем-нибудь отличается от спальной в пансионе? Разве мы не должны чувствовать себя здесь уютнее? Кроме того, черт побери, мы женаты уже две недели!»
— Тебе не стыдно ложиться спать в этой комнате? Мне стыдно, — сказала Констанция. Женщины, даже опытные, бывают до глупости откровенными. Они не обладают ни сдержанностью, ни гордостью.
— Неужели? — высокомерно ответил мистер Пови, как бы говоря: «Какая нелепость, что разумное существо поддается таким причудам! По-моему, эта комната ничем не отличается от любой другой». Вслух он добавил, отвернувшись от зеркала, перед которым развязывал галстук: — Совсем недурная комната. — Это было произнесено беспристрастным тоном аукциониста.
Ему не удалось обмануть Констанцию ни на мгновение, она безошибочно определила его истинные чувства. Но его тщетные старания нисколько не умалили ее уважения к нему. Наоборот, благодаря этим стараниям она еще больше им восторгалась, они добавили новый узор на прочной ткани его натуры. В этот период их жизни она считала, что он во всем прав. Она нередко думала, что основой ее уважения к нему служили его честность, трудолюбие, искренняя склонность к добрым поступкам, деловая сноровка, привычка немедленно исполнять то, что нужно. Она безгранично восхищалась свойствами его личности, в ее глазах он представлял собой неделимое целое, поэтому она не могла восхищаться одними чертами и осуждать другие. Что бы он ни делал, было прекрасно, ибо это делал он. Она знала, что некоторые люди были склонны посмеиваться над кое-какими сторонами его натуры, а ее мать в глубине души допускала, что она заключила в какой-то мере неравный брак. Но все это ее не тревожило. Она не сомневалась в правильности собственных суждений.
Мистер Пови был на редкость методичным человеком; он принадлежал к той породе людей, которые должны все делать заблаговременно. Например, перед сном он укладывал свою одежду так, чтобы утром надеть ее как можно быстрее. Если ему нужно было переставить запонки из одной рубашки в другую, он это дело на завтра не откладывал. Будь это возможным, он бы причесывался накануне вечером. Констанции было приятно наблюдать за его тщательными приготовлениями ко сну. Она следила за тем, как он пошел в свою прежнюю спальную, возвратился оттуда с бумажным воротничком в руке и положил его на туалетный столик рядом с черным галстуком. Свой рабочий костюм он разложил на стуле.
— О, Сэм! — с волнением воскликнула она, — надеюсь, ты не собираешься опять носить эти противные воротнички! — Во время медового месяца он носил полотняные воротнички.
Сказано это было мягким тоном, но замечание само по себе свидетельствовало о недостатке такта. В нем скрывался намек на то, что мистер Пови всю жизнь облекал свою шею в нечто противное. Подобно всем людям, которые часто попадают в смешное положение, мистер Пови был чрезвычайно чувствителен к обидам. Он густо покраснел.
— Не знал, что они «противные», — резко сказал он. Мистер Пови был оскорблен и разгневан. Гнев обуял его неожиданно.
Они оба сразу поняли, что стоят на краю бездны, и отступили от него. Они-то воображали, что прогуливаются по лугу, усыпанному цветами, а оказались перед бездонной пропастью! Это их очень огорчило.
Рука мистера Пови нерешительно касалась воротничка.
— Однако… — пробормотал он.
Она чувствовала, что он изо всех сил старается сохранить мягкость и спокойствие. Она пришла в ужас от допущенной ею — женщиной столь многоопытной! — глупейшей бестактности.
— Как хочешь, милый, — быстро проговорила она. — Как хочешь!
— Ничего, ничего! — Он заставил себя улыбнуться, неуклюже выбрался из комнаты с воротничком в руке и вернулся с полотняным.
Ее любовь к нему разгорелась еще сильнее. Она поняла, что любит его не за добрый характер, а за нечто мальчишеское и наивное, за неописуемое нечто, которое временами, когда он склонялся к ее лицу, доводило ее до головокружения.
Бездна закрылась. В такие мгновения, когда каждый должен притвориться, что не видел никакой пропасти и даже понятия не имеет о ее существовании, весьма уместно поболтать о чем-нибудь постороннем.
— Это мистер Ярдли был вечером в лавке? — начала Констанция.
— Да.
— Что ему нужно?
— Я пригласил его. Он будет писать для нас вывеску.
Делать вид, что вывеска — явление обычное, повседневное, Сэмюелу не имело смысла.
— О! — тихо произнесла Констанция. Больше она ничего не сказала, ибо эпизод с бумажным воротничком умерил ее самонадеянность.
Подумать только — вывеска!
Констанция поняла, что со всеми этим служанками, пропастями и вывесками волнений в замужней жизни у нее будет предостаточно. Она долго не могла уснуть — думала о Софье.
III
Через несколько дней в нижней гостиной Констанция разбирала самые ценные подарки к свадьбе: некоторые нужно было завернуть в материю или оберточную бумагу, а потом завязать и наклеить ярлыки, другие лежали в ларцах, обитых кожей снаружи и выложенных бархатом внутри. Среди последних была стойка для яиц, состоявшая из двенадцати серебряных рюмок с позолотой и двенадцати гравированных ложечек им под стать — подарок тетушки Гарриет. «Это, должно быть, стоило немалых денег», как любили говорить в подобных случаях жители Пяти Городов. Даже если бы у мистера и миссис Пови собралось десять гостей или было десять детей и всех их одновременно охватило бы желание поесть яиц за завтраком или за чаем, даже при таком маловероятном стечении обстоятельств, тетю Гарриет огорчило бы, если бы использовали эти рюмки, такие сокровища не предназначены для употребления. Большинство подарков, а их было немного, носили такой же характер. Констанция ни в чем не нуждалась, потому что мать, не колеблясь, передала в ее руки все имущество. Небольшое количество подарков объяснялось тем, что свадьба носила строго неофициальный характер и происходила в Эксе. Ничто так не охлаждает великодушные порывы друзей, как наличие тайны в браке. Не кто иной, как миссис Бейнс, при поддержке обеих заинтересованных сторон, решила, что свадьба должна происходить конфиденциально и вне Берсли. Свадьба Софьи была излишне неофициальной и происходила слишком далеко, и некоторая таинственность, окружавшая свадьбу Констанции (брак которой был безупречен во всех отношениях), впоследствии несколько оправдала своеобразие свадьбы Софьи, доказав, что миссис Бейнс вообще предпочитает негромкие свадьбы. В таких делах миссис Бейнс была способна на чрезвычайную тонкость.
В то время, когда Констанция с должной серьезностью занималась свадебными подарками, Мэгги скребла ступеньки, ведущие с тротуара Кинг-стрит к боковой двери, которую она открыла настежь. Было прекрасное июньское утро.
Сквозь скрежет Констанция внезапно услышала негромкое рычание собаки, а потом хриплый мужской голос.
— Хозяин дома, тетка?
— Может, дома, а может, нет, — последовал ответ Мэгги. Ей не понравилось, что ее назвали теткой.
Констанция направилась к двери не только из любопытства, но и полагая, что влияние и обязанности владелицы дома распространяются и на тротуар, к нему прилегающий.
На нижней ступеньке стоял крупнейший в Пяти Городах знаток собак, знаменитый Джеймс Бун с Бакроу — высокий, толстый человек, одетый во что-то жесткое, коричневое, покрытое пятнами, и куривший короткую черную глиняную трубку. Его сопровождали два бульдога.
— Здрасьте, хозяйка! — радостно воскликнул Бун. — Слыхал, что хозяин вроде бы ищет собаку.
— Ни за что тут не останусь, раз эти твари обнюхивают меня, ни за что! — заявила Мэгги, распрямляясь.
— Разве ищет? — усомнилась Констанция. Она вспомнила, что Сэм поговаривал насчет собак, но была убеждена, что он относится к ним как к несбыточной мечте. Ни одна собака еще не переступала порога этого дома, и невозможно было представить себе, что подобное когда-нибудь произойдет. Что же касается тех страшилищ на тротуаре!..
— Ну и как? — спокойно спросил Джеймс Бун.
— Я скажу ему, что вы здесь, — ответила Констанция. — Но не знаю, свободен ли он. В это время он обычно бывает занят. Мэгги, зайдите в дом.
Она медленно двинулась в лавку, страшась предстоящего.
— Сэм, — шепнула она мужу, писавшему что-то за конторкой. — К тебе пришел человек насчет собаки.
Он был явно захвачен врасплох, но все же сохранил присутствие духа.
— А, насчет собаки! Кто же это?
— Это Джим Бун. Он-де слышал, что ты хочешь взять собаку.
Знаменитое имя Джима Буна прибавило ему неуверенности, но он должен был подвергнуться этому испытанию и подвергнулся, хотя и не без тревоги. Он двигался нервической походкой, а за ним до боковой двери следовала Констанция.
