Счастье для начинающих - Сэнтер Кэтрин

– Девчонки не могут мочиться в бутылку, – возразила я.

Он глянул на меня искоса:

– Спорим, ты смогла бы. Если бы попробовала.

Это что, комплимент или оскорбление? Я покачала головой:

– Вот тут-то я провожу черту. На моменте мочеиспускания в бутылку.

Кивком он признал свое поражение:

– Наверное, самое удачное место для черты.

– Но в остальном план мне нравится, – сказала я, чуть заметно пожимая плечами и осознавая, что это правда.

Вид у него стал исключительно довольный:

– Спасибо.

Ну да, у него настрой – мол, ему все по плечу. Ну да, он принес мне капучино. Ну да, он готов мочиться в бутылку, лишь бы я попала к бабушке вовремя. А еще приходилось признать, что утренний солнечный свет вокруг нас был настойчиво радостным. Может, в конце концов поездка будет не такая уж скверная. Взяв из подставки стаканчик с кофе, я сделала глоток, как раз когда Джейк решил опять завести беседу:

– Ну и как жизнь без этого твоего придурка-бывшего?

Предсказуемый результат: я поперхнулась кофе так отчаянно, что Джейку пришлось одной рукой схватить стаканчик, а другой – руль.

– Извини, – сказал он, когда руль снова очутился у меня в руках. – Болезненная, наверное, тема.

– Нет, – возразила я с вызовом, протирая глаза. – Никакая она не болезненная.

Здесь, чтобы подчеркнуть мою мысль, я прибегла к любимому тону всех учителей – тону Мэри Поппинс. Этот тон подразумевает, что для любой проблемы найдется решение, что мир в конечном итоге устроен идеально, спокойно и разумно и что, если во всех ситуациях класть в чай нужное количество сахара, однажды полетишь над Лондоном, держась за ручку зонтика. Про мой неудачный брак я вообще всегда говорю тоном Мэри Поппинс, и сейчас я даже села прямее, чтобы получилось, как надо.

– Парень, за которого меня угораздило выйти, – продолжала я, так усиленно изображая Джулию Эндрюс, что едва не скатилась в британский акцент, – со временем превратился в настоящего алкоголика. Когда его проблема начала сказываться на нашем браке, я дала ему несколько шансов взять себя в руки. К несчастью для всех, он просто не сумел.

В заключение я отпила еще глоток кофе, словно говоря: «Конец истории! А теперь можно насладиться восхитительным горячим кофе».

– Ну и ты с ним развелась, – не унимался Джейк.

– Ну и я с ним развелась, – подтвердила я. А про себя добавила: «После того как я потеряла ребенка на тринадцатой неделе беременности. А мужа не было рядом».

– Год назад, – добавил он, точно давал понять, будто в курсе всех деталей.

– Год назад, – подтвердила я. Почти день в день. И теперь я в порядке. Вроде как.

– И как живется? – спросил Джейк.

– В смысле?

– Одной.

– Отлично. Замечательно.

Но едва ли мое состояние можно было бы назвать столь очаровательным выражением «одна». Я была одинока.

– Ты в порядке? – Он нахмурился.

– Я всегда в порядке.

– Никто не бывает всегда в порядке.

– А я бываю, – заявила я.

Абсолютно бессмысленный разговор. Разумеется, я не в порядке – ни «всегда», ни – в последнее время – «часто». Но даже если бы мне хотелось обсуждать, как и почему именно я в этом году без конца чувствовала себя сломленной, – а я, мать вашу, не сломлена! – бармен Джейк, изобретатель «запретного напитка любви» – последний человек на свете, с которым я стала бы это делать.

Я чувствовала, как он шарит глазами по моему лицу. Я села еще прямее. Я прикинула, под каким углом был бы поднят подбородок Джулии Эндрюс, и задрала свой в ту самую точку.

– Ладно, – сказал он наконец. Мой жест явно его не убедил, но он решил, что лучше оставить тему. – Как скажешь.

– Так и скажу.

– Я ведь задавался вопросом, не решила ли ты с собой покончить.

Я опять поперхнулась.

– Покончить с собой?

– О чем ты вообще думала? Когда записалась на программу «ГТВ»?

Я встряхнула головой.

– Не знаю. Вероятно, о том же самом, что и ты.

– Ты не могла думать о том же, что и я, – заявил он, точно сама идея – курам на смех.

Это я ему спустила с рук.

– Я решила бросить себе вызов. Хочу сделать что-то по-настоящему трудное. Хочу раздвинуть границы моих возможностей.

– Или, может, просто себя прикончить.

Я посмотрела на него недоуменно.

– Да не собираюсь я с собой кончать.

– Люди то и дело в таких походах погибают.

– Нет, не погибают.

– Изо всех походов, какие можно было выбрать, ты выбрала самый ужасающий, самый экстремальный, самый смертельно опасный. Зачем, скажи на милость?

– Дункан предложил.

– Дункан предложил пойти в какой-нибудь поход. Не в этот поход.

– Он показал мне каталог.

– Ты никогда не делаешь ничего, что предлагает Дункан. – Джейк покачал головой. – С чего вдруг теперь?

Чистая правда. Но тот факт, что поход предложил Дункан, к делу не относится. Меня зацепила идея в статье из журнала «Пипл», на которую я наткнулась несколько бессонных ночей спустя. Там говорилось о парне, который потерял ногу в Афганистане и сумел – метафорически – встать на ноги после этого самого похода. Всего на одной ноге он прошел этот поход, и притом настолько хорошо, чтобы удостоиться их ценного Сертификата, какой дают только трем лучшим участникам. Статья еще много дней крутилась у меня в голове. «Я был потерян, – сказал тот парень, – но там я обрел себя».

Я потеряна? Строго говоря, нет. Но я потеряла что-то, чего не могла даже сформулировать, и слишком долго не могла это найти. Ждет ли оно меня в лесах Вайоминга? Вероятно, нет. Но с чего-то же надо начинать.

Совершенно очевидно, Дункан тоже считал, будто я никогда не делаю ничего, что он предлагает. Когда я сказала ему, что записалась в программу, он поперхнулся лимонадом и попытался меня отговорить, утверждая, что подобная авантюра не для таких, как я. Его послушать, это довольно экстремальное занятие, а еще … ну… вроде как фальшивка. Привлекает худших из худших. По утверждению Дункана, настоящие хардкорные ходоки знают, что делают, и сами организуют свои походы А «ГТВ» – для хардкорных подражателей. Для тех, кто не хочет изучать местность, или покупать правильную экипировку, или взаправду тратить время, чтобы разобраться, во что ввязались, – они просто хотят записаться и пойти. И все потому, что они не просто сорвиголовы, а ленивые сорвиголовы.

Я глянула на Джейка:

– Ты тоже записался.

– Я с трех лет ходил в походы с отцом. У меня уйма опыта. Плюс хорошая координация.

– А у меня, по-твоему, плохая?

Он склонил голову набок. Да. Именно это он и хотел сказать. И он не ошибался.

– Я тоже была в походе, – сказала я наконец.

– Когда? – вскинулся он.

– В старших классах мы с бойфрендом ездили в Колорадо.

– Это не поход. Это – ночевка на природе. Держу пари, вы ели белый хлеб с «нутеллой».

– А вот и нет! – возмутилась я. – Мы ели вяленую говядину. И сухие галеты.

– Суть в том, – не унимался Джейк, – что тебе этот поход не по зубам.

– Мою заявку приняли. Меня взяли.

– Потому что им наплевать, погибнешь ты или нет.

По правде говоря, в походах по этой программе несколько человек погибло – или по крайней мере покалечилось. Дункан погуглил их в надежде убедить меня записаться вместо этого похода в программу «Пешего туризма» или во что-то еще более нормальное и разумное. Но я не хотела ничего нормального и разумного. Я хотела сумасбродного и неблагоразумного. Мне хотелось поразить всех, включая себя саму. Моя собственная шоковая терапия.

– У них теперь новая администрация, – сказала я.

– А по-моему, им нравится, что у них люди гибнут, – сказал Джейк. – Эти ребята заняли нишу хардкорных подражателей, и явная угроза жизни участников только увеличивает привлекательность «ГТВ». Для сумасшедших.

Это про меня? Возможно.

Я подписала с пятьдесят разных отказных документов, где говорилось, что «ГТВ» не несет ответственности за возникновение какой-либо ситуации с возможной угрозой для жизни, в какую я могу там попасть, включая нападение медведя, лавины, гипотермию и диарею со смертельным исходом.