Н Егорова - Сказки Африки
На том и порешили. Прихватил сын Обасси Ней дары обильные да на небо отправился, а дочь владыки небесного на землю спустилась. Дал ей отец с собой семеро слуг и семеро служанок, чтоб всю работу по дому справляли, чтоб дочь могла жить вольготно, забот-хлопот не ведая.
Но не успели свадьбу сыграть, призывает Ару к себе суровый муж.
— Отправляйся-ка в поле. Заждалась там тебя работушка.
Молвила Ара в ответ:
— Отец со мной семь слуг и семь служанок прислал. Вели им на поле идти, работу справлять.
Осерчал Обасси Ней:
— Я тебе повелеваю! И не прекословь! А твоих слуг да служанок я найду чем занять!
Что ж, делать нечего, хоть и нет охоты повеление мужнино исполнять, никуда не денешься. Пошла Ара в поле. Лишь к ночи домой воротилась, намаялась, ног под собой не чует.
А муж её жестокосердный на пороге встречает.
— Сходи-ка на реку, — говорит, — воды натаскай. Ни капли в доме не осталось.
Взмолилась Ара:
— Силушки моей нет, всю на поле оставила. Пошли из слуг кого, а мне передохнуть дай.
Ещё пуще разгневался Ней. Пришлось Аре по воду идти.
Принесла один кувшин, другой, третий. Уж полночь на дворе, а она всё воду таскает. А поутру послал её Обасси Ней на самую чёрную работу. Дух перевести не даёт, совсем загонял. То стряпает Ара, то опять воду носит, то огонь в очаге раздувает. К вечеру прямо с ног валится. А вредный муж всё не отстает.
На третий день, едва рассвело, велит:
— Ступай-ка в лес, хворосту набери.
Тяжко Аре, ох как тяжко, ведь к работе она вовсе не приучена. Идёт в лес, а сама слезами горючими заливается. Набрала хворосту, тяжеленная вязанка получилась, едва до дому дотащила. А Обасси Ней завидел слёзы у неё на лице и рассвирепел.
— Ложись-ка подле меня, — говорит, — да приласкай как следует, пусть люди добрые полюбуются, как жена молодая меня милует.
Чуть со стыда не сгорела Ара. Горе горькое! Сраму не оберёшься!
А на следующий день муж её и вовсе без завтрака оставил. Да и на обед лишь крохи жалкие ей перепали. И снова в лес муж посылает.
— Иди, — говорит, — сыщи мне там дурман-травы.
Покорилась Ара, пошла, а лес тёмной стеной стоит, чащоба непролазная. А тут ещё случись под ногой колючка острая, так и вонзилась в пятку. Кровь алая хлынула, наземь Ара повалилась, дальше идти не может. И больно-то ей, и обидно-то — словами не передать. Так весь день пролежала, а как солнце к закату клониться стало, полегчало ей, кое-как до дому добралась.
А Обасси Ней снова гневается:
— Так-то ты волю мою исполняешь? Зачем я тебя посылал? Где ты день-деньской пропадала? Лучше на глаза мне не показывайся, в дом и на порог не пушу. Спать тебе сегодня на скотном дворе.
Прочь пошла Ара, голодная, холодная, бесприютная.
Открывает служанка её поутру загон, где коз держат, смотрит — на земле госпожа лежит, одна нога у неё распухла, почернела, даже встать невмоготу. Пять дней, пять ночей пролежала Ара на скотном дворе, спала боль, зажила рана.
Не успела она на ноги подняться, призывает её грозный Обасси Ней.
— Вот тебе котёл. Ступай на реку, воды набери. Да чтоб полнёхоньким домой принести.
Пошла Ара на реку. Села на бережку, закручинилась, ноги в воду студеную опустила. «Не вернусь домой, — думает, — ни за что не вернусь. Лучше в реке глубокой навеки останусь».
Долго так сидела, коротко ли, только послали за ней слугу — проведать, что домой не идёт. А она так слуге и сказала, дескать, ни за что на свете домой не воротится. Ушёл слуга, и думает Ара: «Сейчас мужу всё расскажет, взбеленится тот, на реку сам прискочит, меня изобьёт-изувечит. Пойду-ка подобру-поздорову домой».
Набрала в котёл воды, стала на плечи поднимать — да не тут-то было, уж больно тяжёл котёл. Взгромоздила она его на нижний сук дерева, сама под него подлезла, думает, так легче котёл на голову поставить. Да не удержала, грянул котёл оземь — и вдребезги, а осколком острым ей ухо так и срезало, будто ножом. Кровь хлещет. И боль и обида — всё переплелось, и вскинулась душа безвинная:
— Доколе мне поношения сносить? Или я сирота последняя?! Отец-мать живы, вернусь к ним. И зачем я столько с Обасси Ней маялась?
И пошла она дорогу на небо искать, по которой муж её на землю привёл. Идёт-идёт и видит: стоит дерево высокое, а к нему веревка спускается, длинная-предлинная, аж с самого неба.
«По этой-то веревке я на небо и залезу», — решила Ара, ухватилась покрепче и давай вверх карабкаться. Устала, остановилась, а слёзы из глаз так сами собой и бегут да по небу в облачка собираются. Дальше Ара полезла, вот уж и царство отцово. Села Ара и пуще прежнего заплакала. Проходил в ту пору мимо один из слуг. Заслышал плач и — бегом в город. Прибегает к Обасси Осо.
— Прислышался мне, господин, голос дочери твоей. Пошёл я за хворостом, слышу: плачет кто-то неподалёку.
Изумился Обасси Осо, но решил проверить.
— Возьми с собою дюжину слуг, и коли дочь мою отыщете, прямо ко мне во дворец ведите.
Отыскали они Ару, привели в дом к отцу. Увидел тот её, ахнул:
— А ну-ка, зовите жён моих, да поживее!
Младшая жена согрела воды, искупала Ару, постель постелила, в одежды тонкие одела, шкурами мягкими укрыла.
Другие жёны обед готовят, прислал им Обасси Осо козлёнка для дочери любимой, фруктов и разных яств. Накрыли стол, принесли вина пальмового, поднесли Аре кубок — пей, доченька!
Устроили пир горой. Утолила Ара голод и жажду, приносят тут сундук огромный слоновой кости. Поднимает отец крышку и говорит:
— Бери, доченька, всё что угодно!
Подошла Ара. Взяла две штуки тканей расписных, три платья нарядных, четыре повязки набедренные, четыре зеркальца, четыре горшка и четыре нитки бус.
Следом придворные Обасси Осо идут — свои дары подносят.
А мать ей пять платьев подарила красоты неописуемой. И ещё пятерых рабынь в услужение.
Молвил отец:
— Я тебе и дом новый поставил. Милости прошу — живи в нём хозяйкою.
Потом повелел он сыскать сына Обасси Ней, владыки земного, отрубить ему оба уха, всыпать сто плетей и изгнать с небес на землю. Да чтоб отцу такое послание передал:
«Построил я у себя в городе хоромы для чада твоего, и жил он припеваючи. Но прознал я о злодействе твоём, как ты над дочерью моею надругался. Посему получай своего сына и знай, что уши ему я повелел отрубить в отместку за дочь мою, Ару, за всё то горе, что от тебя потерпела».
Изгнали сына Обасси Ней с небес. Подхватил его ветер, понёс по облакам, а облака те — слёзы Ары. Да и сын владыки земного тоже рыдает безутешно:
— Правый суд учинил надо мною Обасси Осо. Ничего, кроме добра, я от него не видел, а мой отец вон как с Арой обошёлся. И я за его зло расплачиваюсь.
И смешались его слёзы со слезами Ары, и пали с облаков на землю дождём. А до той поры не ведала земля, что такое дождь: то слёзы Ары и сына Обасси Ней, собрались они в облака, и принесли их ветры, а послал их на землю владыка небесный — Обасси Осо.
Как на земле появились горы и реки
Перевод с английского М. Вольпе
В начале всех времён, когда земля была плоской равниной, лишь кое-где поросшей лесом, жил в одной деревне великан по имени Мвука. Однажды он собрался на охоту и позвал с собой соплеменников, самых сильных и выносливых.
— Вы понесёте мой лук и одну-единственную стрелу, а также возьмёте бочки с пальмовым маслом, — сказал великан своим спутникам.
Лук великана был согнут из исполинского ствола, тетива была втрое толще человеческой руки, а стрела — длиной в сотню человеческих рук.
Не успели охотники выйти за деревню, как уже выбились из сил, до того тяжёлым оказалось снаряженье Мвуки. Пришлось великану освободить товарищей от этой ноши. Он легко закинул лук за плечи и, поигрывая стрелой, словно пёрышком, двинулся вперёд. Другие охотники еле-еле поспевали за ним.
Вскоре они пришли на поляну, где паслось большое стадо носорогов. Охотники сказали Мвуке:
— Смотри, сколько носорогов, стреляй в них.
Мвука только отмахнулся:
— Вот ещё, буду я терять время на таких мелких зверюшек!
Через некоторое время охотники наткнулись на стадо слонов. Опять они говорят Мвуке:
— Возьми в руки лук, Мвука. Видишь, сколько слонов.
Тот и головы не повернул:
— Было бы на что стрелу тратить! Не нужна мне такая мелюзга!
Люди дивились на Мвуку. Какого же зверя хочет убить великан? Вскоре они увидели стадо жирафов, щипавших листву с верхушек высоких акаций.
— Стреляй, Мвука!
Великан лишь засмеялся в ответ:
— Малышки мои, вы, видно, проголодались. Будет вам мясо.
Он взмахнул рукой и повалил столько животных, сколько у человека пальцев на двух руках.
Охотники освежевали добычу, развели костёр и нажарили мясо жирафов. Наелись они до отвала. Только Мвука ничего не ел. Он сидел поодаль от костра и думал о чём-то своём. «Для какого зверя бережёт он стрелу?» — спрашивали охотники друг друга. Какую только дичь не повстречали они в лесу, а Мвука и не помышлял об охоте.