Андрей Упит - Последнее действие
Глухо и безучастно шуршал ветер в ветвях старых лип. Хоть бы залаяла вдали собака. Даже огни в имении погасли. А тут набежала новая туча. Подхватываемые ветром струи с плеском падали в лужу у самых ног. Было так темно, что и ближайшие предметы потеряли очертания, слились в одну неопределенную массу. Только наверху, в корчме, все еще горела забытая лампа.
Марк пошел обратно, шлепая по размешанной дорожной грязи и лужам.
В корчму он не стал заходить. Приземистое строение казалось притаившимся во мраке одноглазым, коварным чудовищем. Марк вздрогнул и крепко сжал в руке винтовку… Но это только ветер хлопнул оставленной настежь дверью. В полосе света кружилась по земле брошенная кем-то фуражка, и дождь заливал ее. При виде этой фуражки Марк почувствовал себя еще более одиноким.
Он отошел шагов на двести в сторону и присел на штабель бревен. Их привезли сюда еще до войны, да так и не пустили в дело, — они наполовину сгнили, заросли чернобыльником и крапивой. Ветер нещадно трепал голые мокрые стебли, мелкий дождик сек лицо. Но Марк не старался укрыться. Эта ночь, этот черный небосвод всей тяжестью наваливались на его плечи.
Ему показалось, что он вздремнул, а может быть, спал довольно долго. Разбудил его орудийный выстрел с наветренной стороны. Выстрел грянул коротко, глухо, без отголоска. Потом где-то вдали послышался грохот разрыва. Это был звук привычный, и воображение мигом дополнило его вереницей соответствующих представлений. Усталости и апатии как не бывало. Марк встал и впился взглядом в темноту.
Мысль его четко анализировала каждый подозрительный шум. Так прошло несколько минут, а может быть, час и два, — счет времени был потерян. Наконец, он услышал стук лошадиных копыт. Всадников было несколько человек, но немного. Подковы цокали по гравию дороги. Всадники не поехали мимо корчмы, видимо, испугались света в окне и, решив объехать, свернули с дороги. Марк отчетливо услышал шлепанье копыт по размокшей пашне.
Немного спустя у развалин пивоварни, примерно там, где он недавно стоял, зашевелились две темные фигуры. Марк припал к винтовке, но тут же раздумал и опустил ее. Стоит ли пугать двоих! Он не для этого остался здесь. Надо задержать всю банду, по крайней мере пока отступающие не доберутся до своих. Марк опять сел на бревна и пригнул голову. Немного погодя совсем в другой стороне хлопнули один за другим два выстрела. Загремела черепичная крыша корчмы. И снова только ветер шуршал в ветвях старой липы, да хлопала с жалобным скрипом дверь.
Марк чуть ли не расхохотался. Его хотят окружить и взять живьем! Вспомнились давние-давние годы — школьные годы:
«Что лаешь, песик?» — «Волков пугаю». — «А что хвост поджал?» — «Волков боюсь»…
Он уже готов был пуститься в сентиментальные воспоминания детства, как вдруг совсем близко бухнуло орудие, заставив его вскочить. Снаряд, свистя, пролетел между корчмой и бревнами и с грохотом разорвался где-то в болоте. Второй разорвался между корчмой и развалинами пивоварни, а третий — в лесу. За три месяца боев Марк убедился, что артиллерия противника стреляет плохо. Но сейчас его так радовали эти выпущенные попусту снаряды. Как будто это могло ему помочь.
Больше он не знал ни минуты покоя; он слышал, он чувствовал всем своим существом, каждым нервом чувствовал, что враги приближаются, что они разделились на несколько групп, вот-вот окружат его. Казалось, мрак был полон движущихся теней. Он припал к бревнам, держа винтовку наготове.
За большаком, как раз в том месте, где всадники свернули в поле, захлопали винтовочные залпы. Гремели осыпающиеся осколки черепицы, пули царапали шершавые стены корчмы. Цель была хорошо видна, но лампа горела по-прежнему. Марк наблюдал, затаив дыхание. У него было такое чувство, будто все теперь зависит от того, попадут они в окно или нет.
Винтовки смолкли. Но через минуту на большаке, прямо против бревен, застрочил пулемет. Строчил он долго-долго, длинными очередями, с перерывами. И снова щелкали пули по неровной стене, снова гремели падающие осколки черепицы. Марк припоминал разные случаи из жизни и думал, что даже забывчивость или просто нерадивость может иногда сослужить службу. Привлеченный светом лампы, противник штурмовал пустую корчму, а отступающие тем временем переправятся через болото.
Ему не пришлось долго думать о них. Пулемет в конце концов нащупал окно. Марк не слышал дрожащего звона стекол, его заглушило тарахтенье пулемета. Но лампа погасла, и стрельба сразу прекратилась. И ветер как будто стих на минуту, только однообразно шумел дождь, и с крыши часто шлепались тяжелые капли. Щупальцы мрака шевелились перед глазами. Сейчас начнется последнее действие. Марк дополз до конца штабеля, залег, положив ствол винтовки на бревна.
По стенам корчмы забегали светлые блики. Видимо, наконец отважились осмотреть помещение. Шли, громко разговаривая, окликая друг друга. Со стороны шоссе тоже доносился шум. Фыркали лошади, звякало оружие, кто-то бравым барственным голосом отдавал приказания.
Блеснул фонарик. Марк заметил рукав шинели с тремя металлическими пуговицами, портупею, усатое лицо и помятую фуражку. Фонарик осветил еще три-четыре головы в таких же фуражках. Но Марк смотрел на другое. Значит, они захватили отставшую подводу с беженцами. Виден был лоснящийся мокрый край мешка с соломой и дальше смутные силуэты скорчившихся седоков. Кто-то выругался истошным, злым голосом. Затем раздались удары — один, другой, третий. Каждый удар сопровождался скверным ругательством. Закричала женщина, казалось, ее разрывали на части. Потом застонала протяжно, глухо, будто ей заткнули рот.
Марк крепко стиснул зубы, точно силился сдержать крик. Он припал к винтовке и стал стрелять, неторопливо водя дулом из стороны в сторону. Двое почти одновременно вскрикнули от боли и страха. Фонарик потух, сквозь треск выстрелов слышно было, как лошадь рванула телегу и помчалась с пригорка вниз.
У стены старой корчмы все кипело, как в котле. Обезумевшие люди кричали наперебой, бегали взад-вперед, спотыкаясь, сбивая с ног друг друга, не зная, куда спрятаться, не понимая, с какой стороны их атакуют. Дверь корчмы была уже заперта, или ее не могли найти, но Марк догадался по возне, что там сбилась целая толпа. Вспомнив, что у него еще осталась одна граната, он вскочил, размахнулся и бросил, хотя и знал, что расстояние слишком далеко и до двери она не долетит. Но граната разорвалась возле ближайшего угла здания. Сам он бросился наземь и пополз за штабель. Из корчмы, с большака и, кажется, из поросшей лозняком канавы, давно уже начали постреливать. Пули без умолку жужжали над головой, а изредка врезались и в бревна.
Вот разорвались три-четыре гранаты, а поодаль опять застрочил пулемет. Марк лежал на бревнах, замаскированный чернобыльником и крапивой. Вспышка разрыва осветила на миг несколько человек, ползущих за угол и залегших у стены корчмы. Марк не слышал, как гулко стучало у него сердце, — ему было почти весело. Он опустил голову на мокрое бревно и пошевелил затекшими пальцами.
Он стал замечать, что стреляют не только из корчмы. Когда все замолкли на минуту, далеко позади раздавались залпы и, захлебываясь, строчил другой пулемет. Безудержная радость обуяла Марка, словно он выиграл целое сражение и спасся сам. Значит, из имения, из парка стреляли по своим. Так, так… Еще… Палите вовсю! Завтра увидите, какую славную победу вы одержали…
Во всех направлениях летели, жужжа, стальные пчелы. Кое-когда они впивались в бревна. Марк поднял голову. Дождик чуть-чуть моросил. Луна зашла, но небо стало бледнеть. В серых облаках появились проблески. Светало…
Марк опомнился. Чего он здесь разлегся? Словно с восходом солнца можно будет подняться и спокойно идти своим путем. В кармане у него еще осталось несколько патронов. Встав во весь рост, он взобрался на штабель и начал стрелять в окно корчмы.
Стихнувшая было стрельба возобновилась с новой силой. Стреляли из корчмы. Позади в имении тарахтел пулемет. Пули свистели над головой, ложились все ниже и ниже.
Уже рассвело, и бой вслепую кончился. Марк лежал, вытянувшись на бревнах, обеими руками прижимая к груди винтовку.
1926
Примечания
Рассказ написан и впервые опубликован в 1926 году в сборнике «Голая жизнь».
В мае 1919 года силы международной и латышской контрреволюции начали наступление против Советской Латвии. Это наступление происходило в то время, когда войска Красной Армии героически сражались с Деникиным, Колчаком, Юденичем и не могли оказать существенной помощи трудящимся Латвии. Красные латышские стрелки 22 мая 1919 года покинули Ригу и, оказывая упорное сопротивление, отступали к границам РСФСР. Вместе с армией и органами Советской власти отступали рабочие, батраки, безземельные крестьяне, революционная интеллигенция. Один из эпизодов этого отступления Упит описал в рассказе «Последнее действие».
