Григорий Данилевский - Каменка
— Рано, князинька, захотѣли быть на виду, карнизомъ! — возразилъ старшій Давыдовъ: не только наши стѣны, фундаментъ ползетъ по швамъ.
— Стыдно, слушай! Ужли не понимаешь? — обратился къ брату Василій Львовичъ: вѣдь одно спасеніе въ такомъ обществѣ.
— Vous périrez, cher frère….
— Mais en honnête homme…. voila.
— Et moi, moi, — заговорилъ, горячась и сверхъ обычая сильно волнуясь, старшій братъ: je vous die…. vous fairez bien du mal à la Russie, — съ этимъ вашимъ тайнымъ обществомъ!.. вы насъ отодвинете на пятьдесятъ лѣтъ назадъ….
Прошло нѣсколько мгновеній общаго молчанія.
— Такъ, какъ-же? поставимъ прямо вопросъ: полезно-ли учрежденіе такого общества? — спросилъ Орловъ: рѣшайте.
Стали собирать голоса. Большинство, въ томъ числѣ самъ предсѣдатель, отвѣтили утвердительно.
— Мнѣ же не трудно доказать противное, а именно, что вы всѣ здѣсь шутите, — вдругъ сказалъ Якушкинъ: и первый намъ это докажетъ нашъ предсѣдатель.
— Какъ, такъ? — спросилъ, краснѣя, Раевскій.
— Дѣло просто, — продолжалъ Якушкинъ: ну, положимъ, мы васъ обманывали…. или нѣтъ, иначе говоря…. ну, представьте, что союзъ, или тамъ тайное политическое общество, о которомъ сейчасъ шла рѣчь… уже теперь существуетъ и что вы среди его членовъ….
— Ну, и что-же? — спросилъ не совсѣмъ рѣшительно Раевскій.
Пушкинъ, Мишель и другіе впились глазами въ Якушкина.
— Такъ вотъ я къ вамъ, Николай Николаевичъ, обращаюсь, — проговорилъ Раевскому Якушкинъ: если такое общество существуетъ, вы навѣрное отказались бы вступить въ его члены?
— Напротивъ, изъ первыхъ бы къ нимъ присоединился! — отвѣтилъ Раевскій.
— Ой-ли? въ такомъ случаѣ, - торжественно произнесъ Якушлинъ: знайте, общество существуетъ…. вашу руку….
— Вотъ она! — нѣсколько подумавъ, сказалъ Раевскій.
— И моя, — съ жаромъ вскрикнулъ Пушкинъ.
— И моя! — радостно присоединился Мишель. Волковскій тревожно, изъ-за спины Орлова, дѣлалъ незамѣтные другимъ, знаки Якушкину. Посдѣдній опомнился.
— Я пошутилъ, — сказалъ, смѣясь, Якушкинъ: мы условились съ Орловымъ: неужели можно было принять это за правду? тайнаго общества въ Россіи нѣтъ и быть не можетъ.
Орловъ, Василій Давыдовъ и Волконскій также смѣялись.
— Ну, и браво! — проговорилъ, весело поворачиваясь въ креслѣ, Александръ Львовичъ: а то вы, господа, совсѣмъ было меня напугали…. глупая мода — эти общества! пустая и опасная….
Пушкинъ всталъ.
— Какъ? такъ это и въ-прямь была только шутка? — вскрикнулъ онъ взволнованнымъ, обрывавшимся голосомъ: вы издѣвались надъ нами? шутили?
Всѣхъ поразилъ видъ Пушкина. Въ его гнѣвно-пылавшихъ глазахъ дрожали слезы. На блѣдномъ лицѣ выступили красныя пятна. Весь онъ былъ взбѣшенъ и раздражемъ.
— Я никогда… о, никогда, — произнесъ онъ съ чувствомъ и сбиваясь на каждомъ словѣ: въ жизни я ни разу не былъ такъ несчастливъ, какъ теперь….
Всѣ слушали молча.
— Я вѣрилъ, — продолжалъ Пушкинъ: говорю среди честныхъ людей…. я замѣчалъ, почти былъ убѣжденъ, что тайный союзъ патріотовъ уже учрежденъ, или здѣсь же, среди насъ, получитъ свое начало…. Я видѣлъ высокую цѣль, видѣлъ жизнь мою облагороженною, нужною и полезною для другихъ….
— Александръ Сергѣичъ! Саша! полно, успокойся! — перебилъ это Раевскій: да твоя слава, жизнь….
— И все это была только шутка! или я не стою такой чести? — вскрикнулъ, дрожа и глотая слезы обиды, Пушкинъ: идеалъ мой разбитъ! спасибо! зло шутите, господа….
Сказавъ это, онъ бросился изъ комнаты, надѣлъ въ передней шубу и шапку и вышелъ въ садъ. Видя его настроеніе, никто изъ друзей не рѣшился его остановить или слѣдовать за нимъ. Сдѣлалъ было движеніе Волконскій. Князю было жаль Пушкина, хотѣлось ему что-то сообщить, чѣмъ-то его утѣшить. Но и онъ остановился, подъ вліяніемъ тайнаго, грустнаго раздумья и почти священнаго благоговѣнія къ общему, пылкому другу.
Погода, по прежнему, была тихая, съ легкимъ морозомъ. Туманъ поднялся. Звѣздная ночь искрилась на оледенѣлыхъ деревьяхъ и кустахъ, на крышѣ дома и садовыхъ полянахъ. Окрестность молчала. Изрѣдка только снизу, черезъ садъ, доносился шумъ колёсъ водяной, на Тясминѣ, мельницы, работавшей на всѣ камни, благодаря недавнему половодью пруда и рѣки.
Пушкинъ шагалъ сквозь кусты, по полянѣ, на шумъ мельницы. Его ноги легко скользили по хрупкому, снѣжному насту. Не замѣчая бившихъ его вѣтвей и падавшихъ на него клочьевъ инея, онъ думалъ горькія и вмѣстѣ отрадныя думы. Въ его мысляхъ носился сѣверъ, шумъ и блескъ имъ оставленнаго, столичнаго міра, и его молодые, праздно улетающіе годы. Слезы кипѣли въ его душѣ. Онъ чувствовалъ, какъ онѣ текли по его лицу, и не видѣлъ, что невдали отъ него, по тёмной, скрытой въ деревьяхъ дорожкѣ, шелъ другой человѣкъ.
То былъ Мишель.
Самъ не сознавая, за чѣмъ онъ, безъ шинели и фуражки, также вышелъ въ садъ, Мишедь, съ замираніемъ сердца, слѣдилъ дорогую тѣнь и думалъ: «Тайные союзы, общества!.. члены клянутся на шпагахъ, на ядѣ…. и все для ближнихъ. Для блага страждущаго человѣчества! Боже, какъ это страшно и вмѣстѣ какъ возвышенно! И какъ бы я былъ счастливъ, если бы удостоился этого выбора! Они смѣются…. Нѣтъ, всякій обязанъ выполнить долгъ къ родинѣ, къ низшимъ, угнетённымъ слоямъ. Опасность, гибель?… Но, если я и безъ того военный, а слѣдовательно всегда готовый на смерть? И не все-ли равно, какая и гдѣ смерть за другихъ? А это…. о! подобный подвигъ — выше всѣхъ подвиговъ Наполеона……
III
Безумныя мечты Мишеля сбылись.
Черезъ четыре года, онъ снова и не разъ навѣстилъ Каменку. Но подъ какими впечатлѣніями? Объ этомъ онъ не могъ думать безъ сладкаго и радостнаго трепета.
Это было въ 1825 году.
Мишель въ то время уже состоялъ членомъ тайнаго "Союза благоденствія", замѣнившаго прежній "Союзъ спасенія или истинныхъ и вѣрныхъ сыновъ отечества". Болѣе того: онъ въ этомъ союзѣ тогда уже прошёлъ всѣ степени — братій, мужей и даже бояръ, имѣющихъ право принятія другихъ членовъ. Его бывшій ротный командиръ и покровитель, Сергѣй Муравьевъ-Апостолъ, получивъ баталіонъ черниговскаго полка, въ то время состоялъ предсѣдателемъ одной изъ южныхъ управъ союза, именно Васильковской, гдѣ Мишель также состоялъ чѣмъ-то, въ родѣ товарища блюстителя. Предсѣдателями другой управы, собиравшейся въ Каменкѣ, были Василій Давыдовъ и, въ томъ году женившійся на другой сестрѣ Раевскихъ, князь Волконскій. Мишель зналъ теперь, что четыре года назадъ Волконскому, въ Каменкѣ, было поручено принять Пуишина въ члены тайнаго общества. Онъ вспоминалъ, какъ тогда, ничего не подозрѣвая, тотъ сидѣлъ среди вожаковъ союза, и ему было понятно великодушіе Волконскаго, скрывшаго отъ Пушкина роковое порученіе.
Мишель также зналъ, что въ «союзѣ благоденствія», будто-бы распущенномъ въ Москвѣ, указанія всему давала Тульчинская или коренная дума. Предсѣдатель этой думы и всего южнаго союза не любилъ нерѣшительныхъ и малодѣятельныхъ. Мишель былъ дѣятеленъ и смѣлъ, но, по молодости лѣтъ, попадался въ необдуманныхъ выходкахъ и болтовнѣ, а недавно къ тому еще сильно влюбился.
Случилось это такъ. Ѣздивши въ Кіевъ, по дѣламъ союза, Мишель на какой-то станціи перемѣнилъ лошадей и, едва миновалъ чей-то лѣсъ, услышалъ въ древесной чащѣ топотъ всадниковъ. На поляну изъ просѣки выскочили, повидимому, догоняя его, двѣ наѣздницы.,
— Arrêtez vous, Paul! — кричали онѣ, махая платками: что за глупости, воротитесь!
Мишель остановился. Въ разсѣявшемся облакѣ пыли ему предстали двѣ незнакомки: одна молоденькая, красивая, въ синей амазонкѣ, блондинка, другая — въ зеленой, постарше, очевидно ея гувернантка. Обѣ, разглядѣвъ остановленнаго, сильно смѣшались.
— Извините, — сказала гувернантка: обѣ мы очень близоруки — здѣсь почтовая дорога, и мы васъ приняли за только-что уѣхавшаго кузена этой дѣвицы…. Не я-ли, Зина, тебя предостерегала?
Мишель, вставъ съ телѣги, вѣжливо поклонился.
— Съ кѣмъ имѣю честь? — спросилъ онъ.
— Зинаида Львовна Витвицкая, — отвѣтила гувернантка, указывая на сопутницу, я — Элиза Шонъ….
Мишель назвалъ себя.
— Извините и меня, — сказалъ онъ, обращаясь къ гувернанткѣ, какъ любитель верховой ѣзды, не могу утерпѣть…. вашъ мундштукъ сильно затянутъ, лошадь деретъ голову, можетъ опрокинуться….
— Ахъ! — расхохоталась Зина, давно насилу сдерживавшая смѣхъ: вотъ любезно!.. а безъ этого вы, Элизъ, — вы…. упали бы…. ха, ха!
Раскатистый, звонкій смѣхъ дѣвушки увлекъ и гувернантку и Мишеля. Всѣ смѣялись. Гувернантка встала съ лошади. Солнце свѣтило весело. Жавороны рѣяли въ безоблачной синевѣ. Отъ лѣса несло душистою прохладой.
Пока Мишель возился съ мундштукомъ, изъ-за деревъ показался шарабанъ, въ немъ три мужчины и между ними одинъ военный.
— Вотъ вы гдѣ…. въ чемъ дѣло? — спросили подъѣхавшіе.
— Мишель! ты какими судьбами? — вскрикнулъ военный. Въ послѣднемъ Мишель узналъ бывшаго товарища по семеновскому полку, Трепанина. Они дружески обнялись.
