Чарльз Диккенс - Роман, сочиненный на каникулах
— Куда девалась волшебная рыбья косточка?
— Она у меня в кармане, папа.
— А я думал, ты ее потеряла.
— Конечно нет, папа!
— Или позабыла о ней.
— Вовсе нет, папа!
А в другой раз страшный маленький кусака-мопс из соседней квартиры бросился на одного юного принца, когда тот, вернувшись домой из школы, стоял на крыльце, и напугал его до полусмерти, а принц ткнул рукой в оконное стекло, и вот из руки у него потекла кровь, и все текла, и текла, и текла. Тут семнадцать человек маленьких принцев и принцесс увидели, как из него течет кровь, и все течет, и течет, и течет, и сами тоже испугались до полусмерти и раскричались так, что все их семнадцать рожиц посинели сразу. Но принцесса Алиса закрыла рукой все их семнадцать ротиков, один за другим, и уговорила сестриц и братцев вести себя потише, чтобы не беспокоить больную королеву. А потом она сунула раненую руку принца в таз со свежей холодной водой и, в то время как принцы и принцессы таращили на него свои дважды семнадцать — тридцать четыре (запишем четыре, три в уме) глаза, принцесса Алиса осмотрела руку, чтобы узнать, не осталось ли в ней осколков стекла; но, к счастью, осколков не осталось. Тогда она сказала двум толстоногим принцам, маленьким, но крепким:
— Принесите мне королевский мешок с лоскутками: мне нужно шить и кроить, резать и прилаживать.
И вот оба маленьких принца схватили королевский мешок с лоскутками и притащили его, а принцесса Алиса села на пол, взяла большие ножницы, нитку с иголкой и принялась шить и кроить, резать и прилаживать; потом сделала бинт, перевязала руку принцу, и перевязка держалась замечательно; а когда все было сделано, она увидела, что ее папа, король, заглядывает в дверь.
— Алиса!
— Да, папа?
— Что ты тут делала?
— Шила, кроила, резала и прилаживала, папа.
— Где волшебная рыбья косточка?
— У меня в кармане, пана.
— А я думал, ты ее потеряла.
— Конечно нет, папа!
— Или позабыла о ней.
— Вовсе нет, папа!
Потом принцесса Алиса побежала наверх к герцогине и рассказала ей о том, что произошло, и снова рассказала ей про тайну, а герцогиня тряхнула льняными локонами и улыбнулась розовыми губками.
Так! А в другой раз ребеночек упал за каминную решетку. Все семнадцать человек маленьких принцев и принцесс уже привыкли к таким неприятностям, потому что сами они постоянно падали за каминную решетку или с лестницы, но ребеночек еще не успел привыкнуть, — личико у него распухло, а под глазом появился синяк. Бедный малыш упал потому, что он скатился с колен принцессы Алисы, когда она в большом жестком переднике (в котором прямо задыхалась, такой он был тесный), сидела перед огнем в кухне и чистила репу на суп к обеду; а делала она это потому, что королевская кухарка сбежала в то утро со своим верным возлюбленным — очень рослым, но очень пьяным солдатом. Тогда все семнадцать человек маленьких принцев и принцесс, которые вечно плакали, что бы ни случилось, принялись плакать и рыдать. Но принцесса Алиса (она сама не могла удержаться, чтобы не поплакать немножко) спокойно попросила их угомониться, чтобы королеве, которая быстро поправлялась, не пришлось опять переселяться наверх, а потом сказала им:
— Молчите вы, несносные обезьянки, пока я буду осматривать малыша!
Затем она осмотрела ребеночка и увидела, что он ничего себе не сломал. Тогда она приложила холодное железо к его бедному милому глазику и погладила его бедное милое личико, и вскоре он заснул у нее на руках.
И вот она сказала всем семнадцати принцам и принцессам:
— Боюсь, что если я его сейчас уложу, он проснется и у него опять что-нибудь заболит; так уж будьте паиньками, и все вы станете поварами.
Услышав это, они запрыгали от радости и принялись мастерить себе поварские колпаки из старых газет. Тогда она одному дала солонку, другому ячневую крупу, третьему зелень, четвертому репу, тому морковь, этому лук, тому коробку с пряностями, и все они сделались поварами и хлопотливо забегали туда-сюда, а принцесса Алиса сидела посредине, задыхаясь в большом жестком переднике, и нянчила ребеночка. Вскоре суп сварился, а ребеночек проснулся, улыбаясь, как ангел, и его отдали подержать самой смирной из принцесс, а всех остальных принцев и принцесс запихнули в дальний угол, чтобы они только издали смотрели, как принцесса Алиса будет выливать суп из кастрюли в суповую миску: иначе они, чего доброго, обварились бы или ошпарились — ведь они вечно попадали в беду.
Но вот суп стал выливаться в миску, окутанный большими клубами пара и душистый, словно букет из вкусных цветов, и все захлопали в ладоши. Малыш, глядя на них, тоже захлопал в ладошки и так потешно скорчил свою опухшую рожицу, как будто у него болели зубки, а все принцы и принцессы расхохотались. Тут принцесса Алиса сказала:
— Смейтесь и будьте паиньками, а после обеда мы сделаем ему гнездышко на полу, в уголке, и он будет сидеть в гнездышке и смотреть, как танцуют восемнадцать поваров.
Маленькие принцы и принцессы пришли в восторг, съели весь суп, вымыли все тарелки и блюда, убрали всю посуду, сдвинули стол в угол, а потом все они в своих поварских колпаках, а принцесса Алиса в тесном жестком переднике (принадлежавшем кухарке, которая сбежала со своим верным возлюбленным — очень рослым, но очень пьяным солдатом), протанцевали танец восемнадцати поваров перед прелестным, как ангел, ребеночком, а тот, позабыв о своем распухшем личике и синяке под глазом, крякал в упоении.
И вот принцесса Алиса опять увидела, что отец ее, король Уоткинз Первый, стоит в дверях и говорит:
— Что ты делала, Алиса?
— Стряпала и улаживала, папа.
— А еще что ты делала, Алиса?
— Развлекала детей, папа.
— Где волшебная рыбья косточка, Алиса?
— У меня в кармане, папа.
— А я думал, ты ее потеряла.
— Конечно нет, папа!
— Или позабыла о ней.
— Вовсе нет, папа!
Тогда король вздохнул так тяжело и, должно быть, так огорчился и сел так грустно, опустив голову на руку и облокотившись о кухонный стол, сдвинутый в угол, что все семнадцать принцев и принцесс тихонько выскользнули из кухни и оставили его одного с принцессой Алисой и прелестным, как ангел, ребеночком.
— Что с вами, папа?
— Я страшно беден, дитя мое.
— Разве у вас совсем нет денег, папа?
— Никаких денег, дитя мое.
— Разве их нельзя как-нибудь достать, папа?
— Никак. Я очень старался, все на свете перепробовал, — ответил король.
Услышав эти слова, принцесса Алиса сунула руку в тот карман, где у нее лежала рыбья косточка.
— Папа, — сказала она, — если мы очень старались и все на свете перепробовали, значит мы сделали решительно все, что было в наших силах?
— Без сомнения, Алиса.
— Но если мы сделали все, решительно все, что было в наших силах, папа, и этого оказалось недостаточно, тогда, мне кажется, пора нам просить помощи у других.
Это и было тайной волшебной рыбьей косточки, и принцесса Алиса сама угадала эту тайну в словах доброй феи Грандмарины, и про нее-то она и шептала так часто своей прекрасной и великосветской подруге — герцогине.
И вот принцесса Алиса вынула из кармана волшебную рыбью косточку, которую сушила, натирала и полировала, пока она не заблестела, словно перламутр, поцеловала ее и пожелала, чтобы день квартальной получки жалованья был сегодня. Сейчас же так и случилось: квартальное жалованье короля загремело в трубе и высыпалось на середину комнаты.
Но это еще не половина — нет, это еще меньше четверти всего того, что произошло, — ведь сразу же после этого добрая фея Грандмарина приехала в карете, запряженной четверней (павлинов), с мальчиком мистера Пиклза на запятках, разодетым в серебро и золото, в треугольной шляпе, в пудреном парике, в розовых шелковых чулках, с тростью, украшенной драгоценными камеями, и букетом цветов. Мальчик мистера Пиклза спрыгнул на пол, снял треуголку и необыкновенно вежливо (ведь он совершенно изменился по волшебству) помог Грандмарине выйти из кареты; и вот она вышла в богатом платье из шелка, переливающегося разными цветами, благоухая сушеной лавандой и обмахиваясь сверкающим веером.
— Алиса, милая моя, — сказала прелестная старая фея, — здравствуй! Надеюсь, ты здорова? Поцелуй меня.
Принцесса Алиса обняла ее, а Грандмарина повернулась к королю и спросила довольно резко:
— Вы паинька?
Король сказал, что, пожалуй, да.
— Надеюсь, вы теперь понимаете, почему моя крестница, — тут фея снова поцеловала принцессу, — не обратилась к рыбьей косточке раньше? — спросила фея.
Король застенчиво поклонился.
— Так! Но в то время вы этого не знали? — спросила фея.
Король поклонился еще более застенчиво.
— А вы будете снова спрашивать «почему»? — спросила фея.
Король ответил, что «нет» и что он очень раскаивается.
— Так будьте же паинькой и живите счастливо веки вечные, — сказала фея.
