Михаил Салтыков-Щедрин - Для детского возраста
— Mesdames! — шепчут кругом девицы, — mesdames! у Кобыльникова живот болит!
Кобыльников вскакивает и начинает ходить по комнате, схватывая себя за голову и вообще делая все жесты, какие приличны человеку, пришедшему в отчаяние.
«Вобраз»! — кричит вдруг неотвязчивая память.
Кобыльников закусывает себе в кровь губу от злости; он опять садится к столу и опять принимается за капустниковское дело, в надежде заглушить в себе воспоминания вечера.
А за перегородкой возятся хозяева-мещане. Они тоже, по всему видно, воротились из гостей и собираются спать. Слышны вздохи, слышно вынимание ящиков из комодов, слышен шелест какой-то, который всегда сопровождает раздевание и укладывание. Наконец все стихло.
— Дура ты или нет? — допрашивает хозяин свою хозяйку, — дура ты или нет?
— Ты проспись, пьяница! ты опомнись, какой завтра праздник-то! — усовещивает хозяйка.
— Нет, ты мне скажи: дура ты или нет! — настаивает хозяин.
За перегородкой слышится потрясающее зеванье. Голова Кобыльникова мало-помалу склоняется и, наконец, совсем упадает на капустниковское дело. Ему снится елка, ему снится, что он стоит посреди освещенной залы и что рядом с ним, вместо Наденьки, стоит купец Капустников и просит, а о чем, тому следуют пункты…
