Кнут Гамсун - По ту сторону океана
— Не приближается ли вашъ «извѣстный случай»? — спросилъ купецъ, посмѣиваясь ему прямо въ лицо.
Но лучше бы онъ не спрашивалъ. «Извѣстный случай» не только приближался, но былъ уже такъ близко, что не подозрѣвавшій столь злостной каверзы шутникъ дорого поплатился за свой вопросъ. Послѣ этого купецъ заявилъ, что, по его мнѣнію, самое благоразумное, что онъ можетъ сдѣлать — это пойти и хорошенько выыыться. Съ этого дня господинъ Нике уже не покидалъ своей койки.
И дѣйствительно, казалось, что не будетъ конца этому положенію вещей. Море каждый день, нѣтъ, даже каждое утро, становилось все неспокойнѣе, все бурливѣе. Туманъ то появлялся, то исчезалъ. Вѣтеръ разгонялъ его на время, но онъ вновь являлся и окутывалъ весь пароходъ; безпрестанный, непрерывающійся ни днемъ, ни ночью скрипъ снастей достигалъ даже до нижней палубы. Какъ-то разъ ночью подломилось нѣсколько коекъ; люди, спавшіе на нихъ, скатились на полъ; обезсиленные болѣзнью, они натянули на себя одѣяла и, полуголые, продрогшіе, не имѣя даже силъ взять матрацы, они заснули на чемъ попало — на мѣшка и сундукахъ.
Около полуночи какая-то женщина просунула голову въ наше отдѣленіе. Она съ большимъ трудомъ взобралась по крутой лѣстницѣ, ведущей изъ семейнаго отдѣленія къ намъ.
Фонарь у насъ тускло горѣлъ, со скрипомъ покачиваясь, на желѣзномъ крюкѣ, и голова женщины какъ-то странно и неестественно вырисовывалась въ отверстіи люка
— Не можетъ ли кто-нибудь изъ васъ пойти и сказать капитану, что на днѣ парохода слышится какой-то странный шумъ?
Никто не отвѣчалъ. Женщина, желая насъ разбудить, крикнула громче.
— Нѣтъ ли здѣсь кого-нибудь, кто можетъ доложить, что въ пароходѣ образовалась течь?
Тогда многіе начали громко надъ ней смѣяться, но женщина, уходя, продолжала упорно бормотать, что корабль далъ трещину
Господинъ Нике все еще лежалъ на своей койкѣ въ самомъ жалкомъ состояніи. Его «извѣстный случай» теперь превратился въ одинъ безконечно продолжительный «случай». Кто-то изъ его спутниковъ спросилъ его однажды, не умеръ ли онъ.
— Нѣтъ, такого счастья съ нимъ еще не слу-чилось, — пробормоталъ онъ.
Съ верхней палубы доносилась до насъ громкая команда офицеровъ, а капитанъ, этотъ покрытый золотыми галунами господинъ, всегда встрѣчавшій насъ, эмигрантовъ, насмѣшливыми взглядами и постоянно приказывавшій намъ не попадаться ему на дорогѣ, стоялъ теперь собственной особой на капитанскомъ мостикѣ. Мы слышали его голосъ, раздававшійся тамъ, наверху. Онъ рѣзко, отчетливо отдавалъ свои приказанія, и всѣ, не колеблясь, повиновались ему. У насъ у всѣхъ было такое чувство, что капитанъ, несмотря на все, самый лучшій человѣкъ на всемъ пароходѣ,- да, въ эти минуты на лицѣ его не было и слѣда обычнаго насмѣшливаго выраженія.
Воздухъ и освѣщеніе въ семейныхъ отдѣленіяхъ оставляли желать лучшаго. Волненіе усилилось до того, что пришлось ошвартовать всѣ люки, выходившіе на верхнюю палубу. Большинство обитателей этихъ отдѣленій не покидало своихъ коекъ, дѣти лежали, тѣсно прижимаясь къ матерямъ, мужчины — съ безсмысленными глазами и широко раздувающимися ноздрями, неспособные къ какому бы то ни было движенію. Вверху, на самой послѣдней ступени лѣстницы, стоялъ совершенно здоровый и бодрый методистскій проповѣдникъ — пѣвецъ духовныхъ гимновъ. Онъ стоялъ тамъ съ обнаженной головой и обнаженной грудью, точно окаменѣвъ въ молитвенномъ экстазѣ. И всю ночь со вчерашняго дня простоялъ онъ такъ. Время отъ времени къ нему подходилъ какой-нибудь эмигрантъ и говорилъ съ нимъ. Когда разсвѣло, и всѣ люди проснулись, онъ вдругъ громко крикнулъ къ намъ внизъ.
— Я голосъ, говорящій съ вами во имя Господне!
И онъ принялся сыпать вокругъ себя словами покаянія и угрозами адскихъ мукъ. Но это былъ плохой храмъ, — этотъ пароходъ съ шестьюстами жалкихъ и страдающихъ эмигрантовъ!
Молодыя дѣвушки послѣ безсонной ночи уснули, наконецъ, и кто знаетъ, можетъ быть, именно теперь имъ снился давно знакомый и пріятный сонъ о лихой и веселой мазуркѣ. Что касается отцовъ и матерей, то каждый изъ нихъ несъ свое бремя, а поэтому проповѣдь методиста была гласомъ вопіющаго въ пустынѣ. Всѣ жаждали только одного — покоя. Всѣ были до того измучены и обезсилены, что никто не могъ собрать своихъ мыслей, а потому не могъ и вспомнить ни единаго грѣха.
Купецъ былъ совершенно здоровъ. Онъ даже время отъ времени закуривалъ огромную и скверно пахнувшую трубку, конечно, дѣлая это тайкомъ, такъ какъ, изъ опасенія пожара и изъ жалости къ больнымъ морской болѣзнью, строго воспрещалось курить. Господинъ Нике сейчасъ же почувствовалъ отвратительный табачный запахъ и сталъ грозить, что донесетъ на купца. Тотъ, въ отместку, началъ издѣваться надъ трусостью семинариста. — Да, онъ всего боится. И купецъ сталъ повторять: — Кристенъ труситъ, Кристенъ труситъ, Кристенъ отъ страха запряталъ подъ подушку евангеліе!
Нике, собравъ послѣднія силы, клялся и божился, что купецъ безсовѣстно лжетъ.
Вдругъ въ этотъ моментъ наверху что-то обрушилось со страшнымъ шумомъ. Трескъ и оглушающій грохотъ пронесся по пароходу. Насъ всѣхъ свалило съ ногъ, и морская волна прокатилась по ступенямъ нашей лѣстницы. Со всѣхъ сторонъ раздались страшные крики. Когда я, наконецъ, въ нѣкоторомъ родѣ снова обрѣлъ себя, лежа животомъ на лицѣ жителя города Хаугезунда, я тотчасъ же вскочилъ на ноги и принялся отыскивать моего юнаго спутника. Его сбросило съ койки, и онъ лежалъ точно мертвый, съ крѣпко сжатыми кулаками и губами.
Когда я съ нимъ заговорилъ, онъ ничего не отвѣтилъ.
Когда же я его поставилъ на ноги и подвелъ къ койкѣ, то оказалось, что онъ цѣлъ и невредимъ, и паденіе не причинило ему ни малѣйшаго вреда.
— Ну, да все это пустяки, — сказалъ онъ, — однимъ членомъ больше или меньше — не все ли равно! Нѣтъ, вотъ морская болѣзнь… Да, ужъ эта морская болѣзнь!..
Купецъ крикнулъ надъ самымъ моимъ ухомъ:
— Взгляните-ка на Кристена — онъ стоитъ на колѣняхъ на своей койкѣ и цѣлуетъ евангеліе.
Закадычные друзья-ремесленники лежали на полу, и волна морская катилась черезъ нихъ. Крѣпко обнявшись и плача, они посылали послѣднее прости своей далекой родинѣ. Опять хлынула къ намъ новая волна и принесла съ собой обломки дерева, Купецъ позволилъ себѣ, наконецъ, почтительно замѣтить, что у насъ начинаетъ какъ будто становиться немного сыровато, затѣмъ, обращаясь къ господину Нике и подражая его голосу и манерѣ, онъ сказалъ:
— Смерть! Что есть смерть? — Только заключительная точка всѣхъ великихъ идей…
И какъ только господинъ Нике услышалъ эти слова, онъ поспѣшно сунулъ евангеліе подъ подушку и скрылся въ глубинѣ своей койки — до того былъ онъ сконфуженъ этимъ. Но, начиная съ этого момента, погода стала измѣняться къ лучшему. На слѣдующій день мы могли итти уже полнымъ ходомъ; мой юный спутникъ могъ сидѣть на своей койкѣ, а господинъ Нике находился на пути къ выздоровленію. Спустя двѣнадцать часовъ послѣ выдержаннаго нами шторма, ни на одномъ лицѣ не видно было и слѣда пережитыхъ ужасовъ и того выраженія покорности волѣ Божіей, которое было появилось у нѣкоторыхъ изъ путешественниковъ. Теперь всѣ набрасывались на котлы съ пищей съ той жадностью, которая бываетъ только у выздоравливающихъ отъ морской болѣзни.
* * *Дождь, сильное волненіе и буря были въ теченіе всего плаванія нашими постоянными спутниками — исключительно рѣдкая погода въ августѣ мѣсяцѣ и въ Атлантическомъ океанѣ. Когда же, наконецъ, установилась соотвѣтствующая времеіи года и мѣсту хорошая погода, большимство эмигрантовъ такъ возгордились этимъ, что не давали высказывать похвалы погодѣ, точно считая это какимъ-то личнымъ для себя оскорбленіемъ. Да, никогда еще не оказывалъ Господь Богъ своихъ благодѣяній болѣе неблагодарнымъ людямъ. Только больные съ искренней благодарностью привѣтствовали наступленіе хорошей погоды. — Методистскій проповѣдникъ посреди парохода распѣвалъ свои гимны. Толпа совершенно незнакомыхъ и неизвѣстно откуда взявшихся людей вдругъ появилась на свѣтъ Божій. Люди, пролежавшіе двѣнадцать-четырнадцать сутокъ на койкахъ, не имѣя силы даже поднять головы, теперь выползли изъ самыхъ отдаленныхъ закоулковъ на верхнюю палубу и сидѣли блѣдные, исхудалые, похожіе скорѣе на деревянныхъ куколъ, чѣмъ на людей. Все усиливающаяся жара говорила намъ безъ словъ о томъ, что мы приближаемся къ берегамъ Америки. Птицы высоко кружились надъ нами, совершенію чуждыя намъ птицы, страннаго вида, со отраннымъ, непривычнымъ для нашего уха крикомъ. Паруса и дымящіяся пароходныя трубы виднѣлись на горизонтѣ по всѣмъ направленіямъ. Какая-то норвежская барка подошла къ намъ и сигналами просила сообщить ей, на какой высотѣ мы находимся.
Вновь появились такъ долго молчавшія гармоніи; всѣ страхи, всѣ ужасы были забыты.
Методистскій проповѣдникъ собралъ вокругъ себя небольшую кучку людей; они стояли на колѣняхъ и благодарили Бога, что онъ сохранилъ имъ жизнь.
