Уильям Берроуз - Письма Яхе
В Макоа около двух тысяч жителей и шестьдесят национальных копов. Один из них весь день ездит на мотоцикле по округе — по четырем улицам. Его слышно из любой точки в городе. Радио с дополнительными динамиками в любой кантине создает чудовищный какофонический шум (в Макоа нет автоматических проигрывателей, и ты не можешь проиграть то, что хочешь услышать). У полиции есть медный духовой оркестр, который грохочет три или четыре раза в день, начиная с раннего утра. В этом городе, довольно далеко отстоящего от зоны военных действий, я ни разу не видел никаких признаков беспорядков. Но вокруг Макоа витает атмосфера невыносимого и неразрешимого напряжения; силы правопорядка пребывают в состоянии неусыпной готовности подавить любые волнения, которые здесь никогда не происходят. Макоа — Конец Дороги с большой буквы. Последняя мертвая точка с копом, разъезжающим по округе на своем мотоцикле во веки веков.
Я отправился в Пуэрто-Лимон, который находится в тридцати милях от Макоа. До этого города можно доехать на грузовике. Там я вычислил интеллигентного индейца и через десять минут у меня уже была лоза Яхе. Однако индеец не мог ее самостоятельно приготовить, поскольку это монополия брухо (шамана).
Этот старый пьяный мошенник вполголоса напевал над человеком, очевидно заболевшим малярией (возможно, он изгонял злого духа из пациента и направлял его в гринго. В любом случае ровно через две недели после этого я слег с малярией), Брухо сказал мне, что он должен быть полупьяным, чтобы осуществлять свое колдовство и лечить людей. Дороговизна спиртного доставляла больным массу огорчений, а он только и знал, что молотил в два барабана на короткое время опьянения. Я купил ему пинту агуардиенте и еще за одну кварту он согласился приготовить Яхе. Он и в самом деле приготовил пинту холодной настойки, присвоив себе половину лозы, так что я не заметил никакого эффекта.
Той ночью мне снился отчетливый сон в цветах зеленых джунглей и красного заката, который я наблюдал накануне. Мне пригрезился знакомый составной город, но я не мог его точно определить. Частично Нью-Йорк, частично Мехико-Сити и частично Лима, до которой я пока не добрался, Я стоял на углу широкой улицы; мимо проносились машины, и внизу в отдалении раскинулся огромный парк. Не могу сказать, имели ли эти грезы какую-то связь с Яхе. Когда ты принимаешь Яхе, как следствие, вероятно, полагается видеть город,
Я провел целый день в джунглях с индейским проводником, чтобы найти и собрать немного йоки, лозы, которую индейцы используют, чтобы избавиться от голода и усталости во время долгих путешествий по джунглям. На самом деле, некоторые употребляют ее, потому что они слишком ленивы, чтобы есть.
Джунгли Верхней Амазонки обладают менее отвратными чертами, чем американские леса Среднего Запада летом. Песчаные мухи и москиты джунглей единственные выдающиеся вредные насекомые и от них можно избавиться с помощью репеллента. У меня в то время ничего с собой не было. Мне не досаждали в Путумайо клещи или песчаные блохи, деревья в джунглях потрясающие, некоторые из них достигали 200 футов в высоту. Проходя под ними, я чувствовал особое молчание, вибрирующий беззвучный гул. Мы переходили вброд чистые потоки (кто сказал, что нельзя пить воду в джунглях? Почему бы и нет?).
Йока растет на возвышенности; чтобы добраться туда, нам понадобилось четыре часа. Индеец срезал лозу и соскоблил своим мачете немного внутренней кожицы. Он промокнул ее в холодной воде, выдавил влагу и протянул мне настой в кружке из пальмового листа. Слегка горьковато, но не неприятно. Через десять минут я почувствовал покалывание в руках и приятный подъем, напоминающий эффект от бензедрина, но не такой крепкий. Я прошел, не останавливаясь, четыре часа обратно по тропе в джунглях, и мог пройти вдвое больше.
Спустя неделю, проведенную в Пуэрто-Лимоне, я отправился в Пуэрто-Умбрию на грузовике и вниз до Пуэрто-Ассис на каноэ. Эти каноэ с подвесным мотором около тридцати футов в длину. Стандартный способ путешествий по Путумайо. Ровно половину времени моторы неисправны. Это происходит потому, что владельцы разбирают их на части и выбрасывают детали, которые считают несущественными. Они еще экономят на смазке, так что моторы перегорают.
Я приехал в Пуэрто-Ассис в десять вечера, и не успел выйти из каноэ, как федеральный коп захотел проверить мои документы. В спокойных районах типа Путумайо, больше проверок документов, чем в Вилльвиченцио, расположенной на границе зоны боевых действий. В Путумайо не пройдет и пяти минут, как свистнут «стоп» и начнут проверять твои документы.
Они явно считают, что неприятности приходят из внешнего мира вместе с иностранцем, бог его знает, почему.
На следующий день губернатор, выглядевший как представитель дегенеративной породы обезьян, нашел ошибку в моей туристской карточке. Консул в Панаме поставил на дате 52 вместо 53. Я пытался объяснить, что это ошибка, достаточно ясная, если взглянуть на даты моих билетов на самолет, в паспорте и расписках, но человек был непроходимо глуп. Я не думаю, что он вообще что-нибудь понял. И поэтому коп перетряхнул мой багаж, пропустив пистолет, но решив конфисковать шприц. Санинспектор внес свою скромную лепту, предположив, что им следует проверить лекарства.
«Какого черта, — подумал я. — Иди инспектируй уборную во дворе».
Они сообщили, что я нахожусь под городским арестом, пока дело не будет рассмотрено в Макоа. Так что я застрял в Пуэрто-Ассисе, где нечего было делать, кроме как протирать целый день штаны да каждый вечер напиваться. Я намеревался предпринять путешествие на каноэ вверх к Рио-Куаймес, чтобы связаться с индейцами Кофан, известными мастерами приготовления Яхе, но губернатор не позволил мне покинуть Пуэрто-Ассис.
Это типичный городок на реке Путумайо. Грязная улица вдоль реки, несколько магазинов, одна кантина, миссия, где отцы-капуцины ведут жизнь Райли, отель, под названием «Путумайо», в котором я расположился.
Отелем управляет хозяйка блядского вида. Ее мужу около сорока, он мощный и энергичный, но в его глазах застыла опустошенность. У них семь дочерей, и, посмотрев на него, можно было сказать, что у него никогда не будет сына. По крайней мере, не от этой женщины. Этот хихикающий ублюдочный выводок постоянно приходил в мою комнату (двери не было, только тонкая занавеска) и глазел, как я одеваюсь, бреюсь и чищу зубы. Жутко доставало. К тому же я стал жертвой идиотского мелкого воровства — катетерная трубка из моей аптечки, полоска липкого пластыря, таблетки витамина В.
В городке был мальчик, который однажды выступил в роли гида американского натуралиста. Этот паренек был местным Мистером Специалистом. Ты сталкиваешься с этими кровососами по всей Южной Америке. Они говорят «Хэлло, Джо» или «О'кей» или «Факи Факи». Многие из них отказываются говорить по-испански, чем ограничивают беседу до языка жестов.
Я сидел на главной тропе Пуэрто-Ассиса на перевернутом старом каноэ, служившим мне скамейкой. Пришел этот мальчик, сел рядом со мной, и стал говорить о мистере, который собирал животных. «Он собирал пауков, скорпионов и змей». Я почти уснул, убаюканный этой литанией, когда вдруг услышал: «И он хотел взять меня с собой обратно в Штаты», — и сразу же проснулся. «О Господи, — подумал я. — Опять эта старая тягомотина».
Мальчик улыбался мне, обнажив щели в передних зубах. Он придвинулся немного ближе на скамейке. Я почувствовал, как мой желудок сжался.
— У меня есть хорошее каноэ, — сказал он. — Почему бы тебе не разрешить мне провезти тебя к Гуаймес. Я знаю там всех индейцев.
Он выглядел как самый неумелый проводник во всей Верхней Амазонии, но я сказал «да».
Тем же вечером я увидел этого мальчика напротив кантины. Он обнял меня за плечи и сказал: «Заходите и выпейте, мистер», — позволив своей руке скользнуть вдоль моей спины и по моей заднице.
Мы вошли и напились пол понимающим взглядом бармена, изнывающим от скуки, и прошлись по тропе, ведущей в джунгли. Мы сидели в лунном свете на обочине, и он позволил своему локтю опуститься на мою промежность и сказал: «Мистер…» И следующее, что я услышал, было: «Сколько ты мне дашь?»
Мальчик хотел 30 долларов, явно намекая на то, что он был редким товаром в Верхней Амазонии. Я спустил его цену до 10 долларов, торгуясь при все возрастающих неблагоприятных условиях. Каким-то образом ему удалось раскрутить меня на 20 долларов и мои трусы (когда он сказал мне снять все нижнее белье, я подумал: «Что за страстный тип, мой дорогой», — но это был лишь хитрый маневр, чтобы украсть мои трусы и майку).
После пяти дней в Пуэрто-Ассисе я уже был вполне готов, чтобы устроиться там в качестве деревенского прожигателя жизни. Между тем, из Макоа периодически приходили мрачные телеграммы. «Дело иностранца из Огайо будет решено». И, наконец: «Позвольте иностранцу из Огайо вернуться в Макоа».
