Андрей Платонов - Штурм лабиринта
Бакланов, собственно, спроектировал бой на охват противника с флангов, – с той разницей, что вся операция происходит не на горизонтальной плоскости, а по вертикали. Одним флангом противника является северный выход лабиринта, а другим – двадцать два наземных здания. Полковник, однако, понимал, что его решение о бое «по вертикали» не исчерпывается геометрическими координатами, а меняет в его пользу самое существо операции.
Командир верил в точность своего замысла и в отважную душу своих бойцов, и все же он с трудом переживал сейчас волнение своего сердца.
И подлинно, верно ли то, что лабиринт имеет лишь два больших выхода – на севере города и у готической башни? А если таких выходов три или четыре?
Бакланова беспокоило это соображение, но он не боялся такой внезапности. Он понимал, что невозможно знать все с абсолютной достоверностью. Кто стремится лишь к абсолютному знанию, тот рискует ничего не узнать и обречен на бездействие.
Опасен был еще разрыв во времени: если проникновение в лабиринт с севера и через доты слишком не совпадает по сроку.
Много было опасного и неизвестного. Бакланов улыбнулся. «Вся война опасна», – подумал он.
Огонь утих. Пришел Годнев от Кузьмина.
– Пока все нормально, товарищ полковник. Семь танков противника подбиты, в лабиринт за одним танком противника вошли четыре наших самоходки, остальные где-то на подходе, но связи с ними пока нет.
– А сверху что, на дотах?
– Чернов прислал связного. Он говорит, что Кузьмин завалит ему своим огнем ходы под землю, и он боится, что его люди не проберутся туда.
– Проберутся, – сказал Бакланов.
Они помолчали. Снаружи была полная тишина. Бой ушел под землю.
По крайней мере, с северного конца наши штурмовые группы уже проникли в лабиринт и ударили врагу под сердце.
– Скоро Елисей должен вернуться, – произнес Бакланов. – С утра будем в дорогу собираться. Вперед поедем, майор.
– Поедем, товарищ полковник.
Зазвонил телефон. Кузьмин сказал в трубку:
– Ну как, Алексей Алексеевич?.. Тут твой Чернов с моим наблюдателем-лейтенантом связался. Он просил передать тебе, что у него только шесть дырок под землю осталось и его люди вошли туда, а остальные все дырки я завалил, проходу к немцам нету: законное дело получилось!
И артиллерист захохотал.
Кузьмин еще хотел что-то сказать, но связь с ним искусственно прервали. Командир западного батальона просил немедленно командира полка. Он доложил, что вблизи его боевого охранения из какого-то погреба, который находится в развалинах холодильника, выползают немцы и подымают руки; вышло уже и сдалось восемьдесять шесть человек, в их числе два капитана.
– Принимайте их, что же делать, – сказал Бакланов.
– Значит, у них там еще маленький выход был, – обратился полковник к Годневу. – Про него мы не знали. Мы их в бок, стало быть, выдавливаем из лабиринта.
В чистой тишине пространства они оба одновременно вдруг услышали далекий лай живой собаки.
– Значит, все, товарищ полковник, – произнес майор Годнев.
– Все, – подтвердил Бакланов. – Где же мой Елисей?
Майор ушел. Бакланов на минуту закрыл глаза и забылся во сне. В сновидении он увидел Елисея, вернувшегося из боя, черного от земли и утомления, непохожего на себя.
– Пришел, Елисей? – тихо, не слыша своего голоса, спросил полковник.
– Так точно, я – вот он, товарищ полковник, я есть один!
– А что есть один? Сложи, Елисей, вещи в дорогу, поедем вперед, дорога недальняя, скоро победа и дороге конец.
– Есть, товарищ полковник, вы поезжайте, а я после к вам приду.
– Нет, Елисей, ты со мной поедешь... Давай будем чай пить, сделай заварку погуще. В России в деревнях теперь хозяйки проснулись и печи топить начинают, потом они коров пойдут доить, а на дворах там теперь уже воробьи, должно быть, появились, они на мужиков похожи, серые деловые разумные птицы... Эх, Елисей!.. Светает уже!
– Нет, темно еще, товарищ полковник, – тихо произнес Елисей.
Он прислонился спиной к бревенчатой стене, слушая полковника, задремал и уснул, неподвижно оставшись на месте.
Полковник велел ему проснуться, чтобы он лег как следует и отдохнул. Елисей не ответил и не послушался. Бакланову очень хотелось, чтобы Елисей проснулся, он желал спросить у ординарца, как было дело в лабиринте, потому что переживание боя есть великое дело; Бакланов понимал решающую жесткость солдатского штыка, и он мог чувствовать биение человеческого сердца солдата, идущего в атаку, во тьму, и вот теперь это знающее сердце, только что испытавшее бой, было так близко от него, но безмолвно.
Бакланов крикнул Елисею, чтобы тот проснулся, и сам проснулся.
В блиндаже никого не было. Елисей не присутствовал. Он не вернулся из лабиринта и никогда уже не вернется.
1945
