Маркиз Сад - Занимательные истории, новеллы и фаблио
– Ах! Черт возьми, – воскликнул д'Оленкур, держась за бока от смеха, – президент, посмотри на невозмутимость этого животного, не напоминает ли он кого-то из твоих собратьев во время судебного заседания?
Сочтя уместным отделаться шуткой и вообразив, что с ее помощью можно скрыть остальное, президент, припоминая об осторожности Люсиль, еще более его опасавшейся всяких подозрений об их интрижке, принялся хохотать вместе с остальными. С трудом освободились от очень недовольного прерванным сном животного, постелили чистые простыни, и Фонтани достойно расположился на месте самого великолепного осла, какого удалось сыскать в округе.
– Поистине никакой разницы, – шепнула маркиза, глядя на улегшегося судью, – никогда не думала, что возможно столь разительное сходство между ослом и президентом парламента Экса.
– Как вы заблуждаетесь, сударыня, – в тон ей ответил маркиз, – да будет вам известно – именно среди таких докторов права всегда и избирались члены суда; держу пари, тот, кто недавно покинул это ложе, наверняка был предыдущим президентом.
Первой заботой Фонтани на следующий день было расспросить Люсиль, как ей удалось выкрутиться. Хорошо проинструктированная девица объяснила, что, обнаружив готовящийся розыгрыш, успела скрыться. Однако, беспокоясь, что будет каким-то образом выдана, провела ужасную ночь, с нетерпением ожидая момента разбирательства. Президент успокоил ее и приступил к уговорам о реванше на завтра. Осмотрительная Люсиль немного поломалась, Фонтани настаивал с еще большим пылом; наконец она уступает домогательствам. Однако, если первое свидание оказалось нарушено комической сценой – во второе суждено было вмешаться событиям куда более роковым! Условились, как и накануне. Люсиль уходит первой. Президент – кто бы тому ни противился – следует за ней несколько позднее.
Он находит ее в назначенном месте, заключает в объятия и уже готовится представить весьма недвусмысленные доказательства своей страсти, как внезапно отворяются двери и вбегают господин и госпожа де Тоттвиль, маркиза и... мадемуазель де Тероз собственной персоной.
– Чудовище! – кричит она, в неистовстве набрасываясь на супруга. – Вот как ты насмехаешься над моей чистотой и нежностью!
– Бессердечная дочь, – говорит господин де Тоттвиль Люсиль, упавшей к ногам отца, – вот как ты злоупотребляешь предоставленной тебе свободой и нашим доверием!..
Маркиза и госпожа де Тоттвиль бросают возмущенные взоры на обоих преступников. Госпожа д'Оленкур оторвалась от этого занятия лишь для того, чтобы подхватить упавшую на ее руки без чувств сестру. Невозможно описать лицо Фонтани, оказавшегося в центре всего спектакля. Изумление, стыд, ужас, тревога – эти чувства, нахлынувшие разом, превратили его в подобие статуи. Тем временем успевает подойти маркиз, справляется о происходящем и приходит во вполне понятное негодование, а отец Люсиль между тем ледяным тоном обращается к нему:
– Милостивый государь, никак не ожидал, что в вашем доме порядочной девушке следует опасаться такого рода бесчестья. Вы понимаете, что я не намерен это снести. Жена, дочь и я немедленно покидаем вас и будем искать справедливости у тех, кто призван нам ее обеспечить.
– Действительно, сударь, – сухо произносит маркиз, поворачиваясь к президенту, – признаться, подобных сцен я никак не мог от вас ожидать. Вижу, вы надумали заключить брак лишь с целью опорочить мою свояченицу и мой дом. Затем, обращаясь к Тоттвилю, продолжает: – Вы совершенно правы, сударь, требуя возмещения убытков; все же я осмеливаюсь настойчиво вас просить постараться избежать огласки. Умоляю вас не ради сего забавника, он достоин лишь презрения и наказания, а ради себя, сударь, и ради своей семьи, ради моего несчастного тестя, слепо поверившего в этого паяца, ведь почтенный старик умрет от горя, убедившись, что он обманут.
– Пожалуй, я окажу вам эту услугу, сударь, – гордо произносит Тоттвиль, увлекая за собой жену и дочь, – но позвольте мне поставить собственную честь выше любых соображений. Вы, сударь, не будете скомпрометированы. В жалобах, которые я намерен подать, будет фигурировать лишь этот бесчестный человек... Больше мне нечего сказать, и я тотчас отправляюсь туда, куда меня зовет отмщение.
При этих словах все три персоны готовятся удалиться, и, кажется, ничто на свете не может их остановить. По их утверждениям, они направляют письменное прошение на имя Парижского парламента с описанием оскорблений, какими попытался их покрыть президент де Фонтани. В злосчастном замке воцаряются тревога и отчаяние. Едва оправившаяся после болезни мадемуазель де Тероз вновь слегла в постель с лихорадкой, как уверяли, весьма небезопасной для ее жизни. Господин и госпожа д'Оленкур метали громы и молнии против президента. Тот, не имея иного пристанища во враждебных ему окрестностях, кроме их дома, не осмеливался восставать против справедливо обрушиваемых на него упреков. Такое положение сохраняется еще три дня, пока из тайных источников маркиз не разузнает, что дело принимает самый серьезный оборот, рассматривается как уголовное и вскоре в отношении Фонтани будет вынесено судебное решение.
– Как! Даже не заслушав меня! – в ужасе восклицает президент.
– Разве это не в порядке вещей? – отвечает д'Оленкур. – Разве существуют средства защиты для того, о ком по закону уже вынесено постановление, и разве не один из самых почтенных ваших обычаев клеймить позором, прежде чем выслушивать? К вам применяют лишь то оружие, каким вы пользовались против других. После тридцатилетнего служения несправедливости не заслуживаете ли вы хоть раз в жизни оказаться ее жертвой?
– Да, но не из-за дела же о каких-то шлюхах?
– Как это из-за дела о каких-то шлюхах, вам ли не знать, что нет ничего опасней? Тот злосчастный процесс, воспоминания о котором обошлись вам в пятьсот ударов плетями в замке с привидениями, разве был чем-то иным, как не делом со шлюхами? Тогда ведь вы полагали, что из-за каких-то шлюх дозволено клеймить позором дворянина? Талион, президент, талион, вас настигло возмездие. Покоритесь же ему, не теряя мужества.
– О я несчастный! – восклицает Фонтани. – Ради всего святого, брат мой, не покидайте меня.
– Ну что ж, мы придем вам на выручку, – отвечает д'Оленкур, – хоть вы и покрыли нас бесчестьем, хоть нам и есть на что пожаловаться; хорошо, пойдем вам навстречу, однако вам придется нелегко, вы ведь знаете – меры будут приняты весьма жесткие.
– Какие же?
– Милость самого короля – приказ о заточении без суда и следствия. Не вижу иного выхода.
– Такая крайность!
– Согласен. Что ж, придумайте что-то получше. Можно навсегда покинуть Францию и затеряться где-то вдалеке. А может, каких-то несколько лет тюрьмы – и дела ваши поправятся? Этот вызывающий ваш протест способ, кстати, порой применялся вами и вашими приспешниками. Не его ли вы бесчеловечно посоветовали дворянину, за которого вам так славно отомстили привидения? Не совершили ли вы опасное и наказуемое должностное преступление, поставив того несчастного офицера перед выбором между тюрьмой и бесчестьем, не отложили ли вашу презренную расправу лишь при условии, что он будет раздавлен королевским указом? Нет ничего удивительного в том, что я вам предлагаю, милый мой. Такой путь не просто хорошо вам знаком, более того, в вашем положении он даже желателен.
– О страшные воспоминания, – стенает президент, обливаясь слезами, – мне предрекали во время свершения моих преступлений, что небесная десница обрушится на мою голову! Все, что я натворил, возвращается мне обратно. Что ж, придется страдать, страдать и терпеть.
Президент нуждался в срочной помощи, и маркиза настоятельно советовала мужу съездить в Фонтенбло, где тогда находился двор. Что до мадемуазель де Тероз – она не участвовала в совете по спасению неверного супруга. Показные стыд и печаль, а на деле граф д'Эльбен удерживал ее в спальне, двери которой оказались плотно закрытыми для президента. Несколько раз он пытался туда проникнуть, стараясь открыть затворы с помощью слез и уговоров, но тщетно.
Итак, маркиз отбыл (путь был недолог); на третий день он уже вернулся в сопровождении двух жандармов и вооруженный фальшивым приказом, при виде которого президент задрожал как осиновый лист.
– Вы прибыли как нельзя более кстати, – говорит маркиза, притворяясь, что получила новости из Парижа во время пребывания мужа при дворе, – процесс продвигается необычайно быстро, мои друзья пишут, что следует незамедлительно устроить президенту побег. Отец предупрежден, он в отчаянии, просит услужить его другу и передать, насколько глубоко он переживает происходящее. По своему здоровью он вынужден ограничить содействие лишь добрыми пожеланиями, что были бы более искренними, веди себя его друг поблагоразумнее. Вот письмо.
