Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Том 2
— Разве я не знаю, сэр, — прибавлял обычно мистер Вегг, — что человек с вашей чувствительной душой всегда сам захочет, чтобы его проверили; не могу же я не считаться с вашими чувствами.
К этому времени в мистере Венусе стала заметна некоторая доза ржавчины, и, сколько Вегг ни умасливал его елеем, при нажиме он повертывался на шарнирах очень туго и со скрипом. Венус дошел до того, что, присутствуя на литературных вечерах, раза два-три позволил себе поправить мистера Вегга, когда тот уж очень перевирал какое-нибудь слово, а то и целый абзац, так что Вегг стал заранее проверять свой курс еще днем, с тем чтобы вечером благополучно обойти подводные камни и не сесть на них невзначай. Особенно он боялся всего, что имело хоть малейшее отношение к анатомии, и если замечал впереди какую-нибудь кость, то, приложив все усилия, обходил ее стороной, лишь бы не произносить вслух названия.
Однажды вечером, по велению неблагосклонной судьбы, ладья мистера Вегга оказалась окружена массой многосложных слов и запуталась в целом архипелаге трудностей. Будучи вынужден ежеминутно делать промеры и подвигаться вперед с величайшей осторожностью, мистер Вегг не мог уделять внимания ничему другому. Мистер Венус воспользовался его трудным положением и, приложив палец к губам, сунул клочок бумаги в руку мистеру Боффину.
Возвратившись вечером домой, мистер Боффин увидел, что в бумажке была визитная карточка мистера Венуса с нацарапанными на ней словами: «Буду очень рад, если окажете мне честь зайти по вашему собственному делу как-нибудь в сумерки, пораньше вечером».
В следующий же вечер мистер Боффин остановился перед витриной мистера Венуса, разглядывая лягушек в спирту, а Венус, бывший на страже, заметил его в ту же минуту и кивком пригласил зайти в помещение. Мистер Боффин так и сделал и, усевшись к огню на предложенный ему ящик с «человеческими костями, разными», долго оглядывал лавку изумленным взором. Огонь то угасал, то разгорался, сумерки уже сгустились, и все чучела в лавке мигали и моргали обоими глазами, как и сам Венус. Французский джентльмен, хотя и без глаз, ничуть не отставал от других, и при каждой вспышке огня его пустые глазницы, казалось, открывались и закрывались так же равномерно, как стеклянные глаза игрушечных собачек, уток и других птиц. Головастые младенцы не менее усердно содействовали ему, усиливая общее впечатление уродливыми гримасами.
— Видите, мистер Венус, я времени не терял, — сказал мистер Боффин. — Вот и я.
— Вот и вы, сэр, — согласился Венус.
— Не люблю никаких тайн, — продолжал мистер Боффин, — то есть, вообще говоря, не люблю — надеюсь, однако, что вы мне сможете объяснить, для какой надобности вы молчали до сих пор.
— Думаю, что смогу, сэр, — ответил Венус.
— Отлично, — сказал мистер Венус. — Надо полагать, вы не ждете сегодня Вегга?
— Нет, сэр, никого не жду, кроме здесь присутствующих.
Мистер Боффин огляделся по сторонам, словно включая в это число и французского джентльмена и то общество, в котором он не вращался, и повторил:
— Здесь присутствующих.
— Сэр, — начал мистер Венус, — прежде чем приступить к делу, я попрошу, чтобы вы дали слово и поручились честью, что все это останется в тайне.
— Погодим немножко, посмотрим сперва, что значит такое выражение, — отвечал мистер Боффин. — Надолго ли в тайне?.. Навсегда, что ли?
— Понимаю ваш намек, сэр, — сказал Венус, — вы думаете, что дело, может быть, окажется не такого рода, чтобы вы сочли удобным хранить его в тайне.
— Может быть, — сказал мистер Боффин, осторожно поглядывая по сторонам.
— Правильно, сэр. Что ж, сэр, — заметил Венус, вцепившись для прояснения мыслей в свои пыльные волосы, — попробуем подойти с другой стороны. Я начинаю с вами дело, а вы ручаетесь честью без моего ведома ничего не предпринимать и не говорить, что я в нем участвую.
— Как будто правильно, — сказал мистер Боффин. — Я согласен.
— Вы даете слово и ручаетесь честью, сэр?
— Любезный, — возразил мистер Боффин, — слово я вам даю, а как можно его дать, не ручаясь честью, я не знаю. На своем веку я просеял горы мусора, но ни разу не видел, чтобы эти две вещи были в отдельных кучах.
Это замечание, казалось, несколько пристыдило мистера Венуса. Он замялся и сказал:
— Совершенно верно, сэр, — и, прежде чем возобновить прерванную речь, еще раз повторил, — совершенно верно, сэр. Мистер Боффин, если я сознаюсь вам, что согласился участвовать в сговоре, жертвой которого должны были стать вы, чего никак не должно было делать, то, быть может, вы позволите мне упомянуть, что я был тогда в удрученном состоянии духа, и окажете мне снисхождение. Золотой Мусорщик, сложив руки на набалдашнике толстой трости и опершись на них подбородком, покосился на него с каким-то загадочным выражением и сказал, кивнув головой:
— Разумеется, Венус.
— Этот сговор, сэр, клонился к тому, чтобы обмануть ваше доверие так нагло, что мне сразу же надо было сообщить вам. Но я этого не сделал, мистер Боффин, я соблазнился.
Не моргнув глазом, не шевельнув пальцем, мистер Боффин опять кивнул головой и спокойно повторил:
— Вот именно, Венус.
— Не то чтобы я пошел на это с охотой, сэр, — продолжал кающийся анатом, — или не упрекал себя за то, что свернул со стези науки на стезю… — он собирался сказать «злодейства», но, не желая усугублять свою вину, с большим подъемом переменил на «Вегга».
Мистер Боффин, глядя все так же спокойно и загадочно, ответил:
— Вот именно, Венус.
— А теперь, сэр, — продолжал Венус, — подготовив вас в общих чертах, я вам препарирую все детали.
После краткого профессионального вступления он перешел к истории дружеского договора и изложил ее правдиво. Можно было бы предполагать, что его рассказ вызовет у мистера Боффина какие-нибудь признаки изумления, гнева или других чувств, однако он не вызвал ничего кроме все того же замечания:
— Вот именно, Венус.
— Думаю, что я удивил вас, сэр? — с сомнением спросил мистер Венус.
Мистер Боффин ответил по-прежнему:
— Вот именно, Венус.
Теперь удивляться пришлось уже Венусу. Однако недолго. Ибо, когда Венус перешел к находке Вегга, а от нее к тому, как мистер Боффин у них на глазах откапывал голландскую флягу, последний изменился в лице, зашевелился, забеспокоился и кончил тем (когда замолчал мистер Венус), что выказал явную тревогу, волнение и замешательство.
— Так вот, сэр, — сказал Венус в заключение, — вам лучше знать, что было в той голландской фляге и для чего вы ее откопали и унесли с собой. Я не хочу знать об этой фляге больше того, что видел. Я знаю одно: что я все-таки горжусь своим ремеслом (хотя с ним связан ужасный недостаток, поразивший мое сердце и почти в той же мере — мой скелет) и намерен жить только своим ремеслом. Говоря иными словами, я не намерен марать рук ни единым пенни, нажитым на этом деле. Единственно тем я могу загладить свою вину перед вами, что предостерегу вас насчет находки, сделанной Веггом. Мое мнение такое, что молчание Вегга задешево не купишь, и потому я составил такое мнение, что он начал распоряжаться вашим добром, как только понял свою силу. Вы сами решите, стоит ли вам покупать его молчание любой ценой, сами и примете меры, какие нужно. Что касается меня, то я никаких денег не возьму. Потребуется когда-нибудь сказать правду, я скажу, но больше того, что я уже сделал, мне делать не хочется, вот и все.
— Спасибо, Венус! — сказал мистер Боффин, крепко пожав ему руку. — Спасибо, спасибо, Венус! — И в сильном волнении он стал прохаживаться взад и вперед по лавчонке. — Послушайте, однако, Венус, — заговорил он, в волнении садясь снова, — если придется подкупать Вегга, то это обойдется не дешевле, чем подкупать вас обоих. Вместо того чтобы взять половину — уговор был, кажется, делить пополам? Всю прибыль поровну?
— Уговор был пополам, сэр, — ответил Венус.
— А вместо того он теперь заберет все. Мне придется платить столько же, если не больше. Вы же сами говорите, что совести у него нет, что он сущий грабитель.
— Таков он и есть, — сказал Венус.
— Не думаете ли вы, Венус, — вкрадчиво спросил мистер Боффин, глядя в огонь, — не кажется ли вам, что… вы могли бы прикинуться, будто участвуете в деле, пока Вегг не будет подкуплен, а потом вы успокоили бы свою совесть, вернув мне то, что взяли для виду?
— Нет, сэр, не кажется, — очень решительно возразил Венус.
— Даже чтобы искупить свою вину? — допытывался мистер Боффин.
— Нет, сэр. Мне кажется, по зрелом размышлении, для того чтоб оправдаться и выйти из дела, всего лучше будет опять войти в дело.
— Гм! — задумался мистер Боффин. — Когда вы говорите «дело», это значит…
— Это значит правое дело, — отвечал Венус кратко и решительно.
— Мне кажется, что право на моей стороне, если оно вообще есть, — обиженно проворчал мистер Боффин, нагнувшись к огню. — У меня больше прав на деньги старика, чем у казны. Что он видел от казны кроме налогов? А мы с женой были для него решительно всем.
