Ромен Роллан - Очарованная душа
– Ты что?
– Ничего, – отрезала Аннета и порывисто отвернулась.
Сильвия разбередила рану, о которой Аннете хотелось забыть. В силу каких-то глубоко скрытых и противоречивых свойств ее натуры, ей самой непонятных, она, радуясь тому, что у нее будет ребенок, в то же время сердилась на человека, который дал ей этого ребенка. Она не прощала себе неожиданного порыва чувственности и нежности, который отдал ее во власть этому человеку, – не прощала и ему того, что он воспользовался ее слабостью. Это инстинктивное возмущение и было истинной причиной (причиной, которую она скрывала не только от других, но и от себя самой) ее бегства от Рожэ, ее решения не встречаться с ним больше. В глубине души она его ненавидела. Ненавидела за то, что полюбила. Но так как у нее был честный ум, она подавляла в себе эти, по ее мнению, дурные инстинкты. Зачем же Сильвия вынуждает ее сейчас снова разбираться во всем?..
Посмотрев на сестру, Сильвия перестала к ней приставать, и Аннета успокоилась. Сейчас ей уже было стыдно за те чувства, которые она в себе заметила и невольно выдала Сильвии. Пытаясь обмануть себя, она сказала спокойно:
– Я не хочу выходить замуж. Я не создана для таких тесных уз. Ты мне на это скажешь, что миллионы женщин приноравливаются к ним, что я слишком серьезно смотрю на брак. Что поделаешь, такова уж я – все принимаю всерьез. Когда я отдаюсь, то отдаюсь вся – и скоро начинаю задыхаться: мне кажется, что я тону с камнем на шее. Может быть, я недостаточно сильный человек, не умею постоять за себя! Слишком тесные узы, как лианы, высасывают из меня энергию, и мне ее не хватает для своей личной жизни. Чтобы нравиться любимому человеку, я изо всех сил стараюсь быть такой, какой ему хочется меня видеть. А это всегда кончается плохо: если изменяешь самой себе, насилуя свою натуру, то перестаешь себя уважать, и жизнь становится невмоготу, а если бунтуешь, – причиняешь страдания другому... Нет, Сильвия, я – эгоистка, и мне надо жить одной.
(Аннета не лгала, говоря это, – она просто приводила те доводы, которые заслоняли истину от нее самой.).
– Не смеши меня! – возразила Сильвия. – Разве такая женщина, как ты, способна прожить без любви?
– Ненавижу ее! – сказала Аннета. – Но больше она уже меня не настигнет, нет! Теперь у меня есть защита.
– Вот так защита! – воскликнула Сильвия. – Ни от чего он тебя не защитит, это тебе придется его защищать. Ты не хочешь связывать себя браком, а подумала ты, как тебя свяжет этот живой комочек, какая это обуза?
– Это счастье! Как вспомню, что скоро он будет лежать у меня на руках! Мои руки так долго тосковали по этой ноше!
– Ты жизни не знаешь, потому так и говоришь. Кто его растить будет?
– Я.
– А как же отец! Ведь он имеет права на ребенка.
Новая судорога гнева пробежала по лицу Аннеты... Права! Права на ее ребенка!.. Да, это и его ребенок, ребенок того мужчины, зачатый в мгновение слепой страсти; отец позабыл об этом мгновении, а ее оно связало на всю жизнь! «Ни за что!.. Ребенок мой, мой!» Вслух она сказала:
– Сын будет мой и больше ничей!
– Он выберет, кого захочет.
– Я знаю, кого он выберет!
– Обольстительница!.. А если он все-таки упрекнет тебя потом, что ты его лишила отца?
– Я заполню его сердце так, что в нем не останется даже самого маленького местечка для кого-нибудь другого.
– Ты чудовищная эгоистка!
– Ну да, я же тебе говорила.
– И будешь за это наказана!
– Что ж, если я не заставлю себя полюбить, тем хуже для меня! Но нет такой силы, которая помешала бы мне любить его и отняла бы его у меня.
– Если он тебе вправду так дорог, ты должна прежде всего думать о его будущем. Немало женщин ради ребенка выходят замуж за тех, кто им не по душе...
– Ну, знаешь, Сильвия, это просто возмутительно! – сказала Аннета. – Ставить мне в пример женщин, которые из любви к ребенку обрекают себя на жизнь, полную лжи, а то и ненависти! Ты мне напоминаешь ту мать, которая говорила дочери, что ради нее она не ушла от мужа, хотя их семейная жизнь была адом. А дочка ей ответила: «Так ты думала, что ад – подходящий семейный очаг для ребенка?»
– Ребенку нужен отец.
– А как же тысячи детей вырастают без отцов? Сколько таких, которые совсем не знали отца или лишились его в раннем детстве, и мать одна воспитывала их! И что же, разве они от этого хуже? Ребенку нужна любовь – вот и все. Почему ты думаешь, что ему будет недостаточно моей любви?
– Ты слишком надеешься на свои силы, Аннета. Знаешь ли ты, что тебя ждет?
– Знаю, знаю! Детские ручонки будут обнимать мою шею.
– А ты подумала, какой ценой люди заставят тебя платить за это? Уж лучше бы тебе быть замужней женщиной, которая изменяет мужу с кем угодно, но только не «девушкой-матерью», как они это называют! Пойти на все тяготы и муки материнства, не запасшись сперва штампом законного брака, – да это же никогда не прощается женщине вашего круга!.. Случись со мной – это куда ни шло! Такие, как я, могут распоряжаться своим телом, как хотят, – это никого не беспокоит. А твоим буржуа это даже на руку: смотри, как они, например, в «Луизе», славят свободную любовь девушек из народа! Но девушка буржуазного круга – это заповедник! Ты их собственность. Тебя можно приобрести только по контракту, заключенному у нотариуса. Ты не смеешь отдаться свободно, сказав: «Это мое право». Боже упаси, как можно! До чего мы дойдем, если собственность начнет восставать против своего владельца и заявлять: «Я свободна. Приди, сеятель!..»
Даже сердясь, Сильвия не способна была говорить серьезно.
– Общепринятая мораль создана мужчинами, – сказала Аннета с улыбкой.
– Это я знаю. Они осуждают женщину, которая посмела рожать детей вне брака и не посвятила всю жизнь отцу своих детей. И для многих женщин брак – рабство, потому что они не любят мужей. Они тоже предпочли бы быть одинокими и свободными и сами растить своих детей, но у них на это не хватает мужества. А я постараюсь, чтобы у меня его хватило.
– Бедная дурочка! – В голосе Сильвии звучало сострадание. – Ты жила до сих пор, как за каменной стеной, предрассудки и привилегии той буржуазии, которая держала тебя взаперти, защищали тебя от жестокостей жизни.
Стоит тебе вырваться на волю – обратно больше не впустят. А тогда ты узнаешь, что такое жизнь!
– Да, Сильвия ты права: до сих пор я пользовалась в жизни привилегиями. Значит, справедливо, что теперь пришел мой черед узнать те страдания, которые выпали на нашу долю.
– Слишком поздно! К ним надо привыкать с детства. А в твоем возрасте это уже невозможно... Счастье еще, что ты богата и не будешь терпеть нужды. Но есть другие мучения – нравственные... Из твоего клана ты будешь изгнана, все тебя осудят, каждый день ты будешь страдать от мелких обид и уколов... А сердце у тебя гордое и нежное. Оно будет истекать кровью.
– И пусть! Когда счастье приходится покупать дорогой ценой, оно еще слаще. Я хочу нормального человеческого счастья, честного и чистого, вот и все! И не боюсь людских толков.
– А если от них будет страдать твой малыш?
– Неужели они посмеют? Ну что ж, тогда мы будем вдвоем воевать с этими трусами!
Аннета выпрямилась и тряхнула волосами, как лев гривой.
Сильвия, глядя на нее, пыталась сохранить суровую мину, но не выдержала – расхохоталась и, пожимая плечами, сказала со вздохом:
– Бедная сумасбродка!..
Аннета спросила с вкрадчивой нежностью:
– Ведь ты-то нас поддержишь? Да? И Сильвия, неистово целуя ее, погрозила стене кулаком.
– Пусть только посмеют тебя тронуть! Она ушла. Утомленная спором, Аннета вернулась к своим мечтам. Одна победа – над сестрой – одержана! Но этот разговор оставил в ее душе смутное беспокойство, – мучило одно слово, оброненное Сильвией. Неужели ее ребенок когда-нибудь упрекнет ее?..
Она легла на спину и, сложив руки на животе, прислушивалась к тому, что творилось у нее внутри: маленький начинал уже шевелиться. И Аннета – как это часто бывало теперь – принялась беседовать с ним без слов. Спрашивала, хорошо ли это, что она решила владеть им одна; настойчиво молила его ответить, права ли она, доволен ли он ее решением. Она ведь не хочет делать ничего такого, в чем он мог бы упрекнуть ее потом! И малыш, разумеется, отвечал, что она поступила правильно, что он доволен. Говорил, что ни с кем не хочет делить ее и, если она решила всецело посвятить себя ему, она должна быть свободна и жить с ним вдвоем. Она и он...
Аннета смеялась от радости. Сердце ее было так переполнено, что слова замирали на губах. Голова у нее отяжелела, и, усталая, захмелевшая от счастья, она скоро уснула.
Когда беременность Аннеты начала уже становиться заметной, Сильвия заставила сестру уехать из Парижа. Подходила осень, и все знакомые, проводившие лето за городом, скоро должны были возвратиться. Вопреки опасениям Сильвии Аннета и не подумала протестовать. Людские толки ее не страшили, но сейчас все, что могло вызвать внутренний разлад, было для нее нестерпимо. Ничто не должно было нарушать ее душевный покой!
