Томас Гарди - Вдали от обезумевшей толпы
Шаги приближались, вот они уже совсем рядом, какая-то фигура поравнялась с ней и уже почти шагнула мимо, как вдруг что-то рвануло Батшебу за подол и точно пригвоздило ее к земле. Она пошатнулась и едва удержалась на ногах от этого внезапного рывка. Невольно раскинув руки, чтобы обрести равновесие, она уткнулась ладонью в суконную одежду с пуговицами.
— Что за чертовщина! — произнес чей-то мужской голос высоко над ее головой. — Ушиб я вас, что ли, дружище?
— Нет, — отвечала Батшеба, пытаясь шагнуть в сторону.
— Похоже, мы чем-то зацепились друг за друга?
— Да.
— Да это, кажется, женщина?
— Да.
— По-видимому, из местных дам, леди, я бы сказал.
— Это не имеет значения.
— Но я-то мужчина.
— Ах! — Батшеба снова сделала попытку шагнуть, но безо всякого успеха.
— У вас, кажется, потайной фонарь в руке, если я не ошибаюсь? — спросил мужчина.
— Да.
— Разрешите, я открою дверцу и отцеплю вас.
Рука незнакомца схватила фонарь, дверца откинулась, луч света вырвался из плена, и Батшеба с изумлением увидела, в какой она очутилась западне. Мужчина, с которым ее что-то сцепило, был военный. Он весь сверкал медью и пурпуром. Это видение среди полной тьмы было подобно трубному гласу, пронзающему мертвую тишину. Мрак, неизменно царивший здесь как genius loci[1] во все времена, был сейчас побежден полностью не столько светом фонаря, сколько тем, что озарил этот свет. Это видение настолько отличалось от того, что она ожидала увидеть — ей представлялась какая-то зловещая фигура в темном, — что этот разительный контраст подействовал на нее, словно какое-то волшебное превращение. При свете фонаря сразу выяснилось, что шпора военного зацепилась за кружевную оборку ее платья. Он успел кинуть взгляд на ее лицо.
— Я сейчас отцеплю, мисс, сию секунду, — сказал он сразу изменившимся учтивым тоном.
— Ах, нет, я сама, благодарю вас, — поспешно ответила она и присела, чтобы отцепить подол.
Но отцепить его было не так-то просто. Колесико шпоры за несколько секунд так обвилось крученым шелком гипюра, что надо было изрядно повозиться, прежде чем выпутать его.
Он тоже присел, а луч света из открытой дверцы фонаря, стоявшего меж ними на земле, скользил среди еловых игл, в густой траве, наподобие большого светляка. Он освещал их лица снизу и отбрасывал чуть ли не до половины рощи громадные тени мужчины и женщины; падая на стволы деревьев, тени искажались, принимая чудовищно уродливые формы, а дальше постепенно сливались с темнотой и исчезали.
Он посмотрел ей прямо в глаза, когда она на секунду подняла их, но Батшеба тут же опустила взгляд, потому что не могла состязаться с этим пристально-настойчивым взглядом. Все же мельком она успела заметить, что он молод и строен и что у него три нашивки на рукаве.
Она снова потянула свой подол.
— Вы в плену, мисс, не приходится закрывать на это глаза, — насмешливо сказал он. — Я вынужден буду отсечь этот кусок подола, если вы уж так торопитесь.
— Да, пожалуйста, — беспомощно воскликнула она.
— Но в этом нет необходимости, если вы способны минутку потерпеть. — И он раскрутил и снял с колесика одну шелковую петельку. Батшеба убрала руку, чтобы не мешать ему, но он все же нечаянно или умышленно успел коснуться ее. Батшеба была возмущена, а почему — она сама не знала.
Он продолжал распутывать, но конца этому не было видно. Она снова подняла на него глаза.
— Благодарю вас за то, что вы даете мне возможность любоваться таким прелестным личиком, — бесцеремонно сказал молодой сержант.
Батшеба вспыхнула от смущения.
— Эта возможность предоставляется вам против моей воли, — сухо процедила она, стараясь сохранить чувство собственного достоинства, что плохо удавалось ей в ее пригвожденном положении.
— Вы нравитесь мне еще больше за такую отповедь, мисс, — отвечал он.
— А мне бы еще больше понравилось… я бы хотела, чтобы вы никогда не попадались мне на глаза и не ходили здесь. — Она дернула платье, и кружевная оборка на ее подоле затрещала, как ружья лилипутов.
— Я заслуживаю кару, которой вы подвергаете меня вашими словами. Но с чего бы это у такой красивой и воспитанной девушки такое отвращение к полу ее отца?
— Идите, пожалуйста, своей дорогой.
— Ого, красавица моя! И потащить вас за собой! Вы только взгляните. В жизни своей не видывал такой путаницы.
— И вам не стыдно! Вы нарочно запутали еще больше, чтобы задержать меня здесь! Да, нарочно!
— Да нет, право же, нет, — отвечал сержант с лукавой усмешкой.
— А я вам говорю, что да! — вскричала, разозлившись, Батшеба. — Я требую, чтобы вы распутали сейчас же. Ну-ка, пустите, я сама.
— Пожалуйста, мисс, конечно, разве я могу противиться. — И он вздохнул с таким явным притворством, какое надо ухитриться выразить вздохом. — Я благодарен за возможность смотреть на красивое личико, даже когда эту возможность швыряют мне, как собаке кость. Этим мгновеньям — увы, так быстро наступит конец.
Она решительно сжала губы и упорно молчала.
У нее мелькнула мысль, а что, если она рванет изо всех сил, удастся ли ей вырваться, хотя бы с риском оставить здесь кусок своего подола? Но как это ужасно! Платье, в которое она нарядилась для этого ужина, было украшением ее гардероба, из всех ее нарядов ни один так не шел ей. Какая женщина на месте Батшебы, отнюдь не робкой от природы, а тем более когда до дома было рукой подать, и, стоило ей только крикнуть, сюда сбежались бы ее слуги, пошла бы на такую жертву, чтобы избавиться от дерзкого военного.
— На все нужно время. Я вижу, вы скоро распутаете, — продолжал хладнокровно ее товарищ по несчастью.
— Ваши шутки возмущают и…
— Зачем же так жестоко!
— И оскорбляют меня!
— Я позволил себе пошутить только затем, чтобы иметь удовольствие попросить прощения у такой очаровательной женщины, что я готов сделать сию же минуту со всем смирением и почтительностью, мадам.
На это Батшеба просто не знала, что сказать.
— Много я женщин видел на своем веку, — теперь уже мечтательно, шепотом продолжал молодой человек, глядя оценивающим взглядом на ее опущенную головку, — но такой красивой, как вы, я еще не видал. Верите вы мне или нет, приятно вам это или неприятно — мне все равно.
— А кто вы такой, что можете позволить себе пренебречь мнением других?
— Я не чужой здесь. Сержант Трой к вашим услугам. Живу здесь неподалеку. А! Наконец-то распуталось, вот видите. Ваши легкие пальчики оказались проворнее моих. Ах, лучше бы это был такой мертвый узел, чтобы его никак невозможно было распутать.
Что он только позволяет себе! Она вскочила, и он тоже. Теперь у нее была только одна мысль: как бы уйти так, чтобы это выглядело благопристойно. Держа фонарь в руке, она незаметно отступала от него боком, пока не перестала видеть красный мундир.
— Прощайте, красавица, — сказал он.
Она не ответила и, отойдя на двадцать-тридцать шагов, повернулась и опрометью кинулась в калитку.
Лидди только что пошла спать. Поднимаясь к себе, Батшеба приоткрыла ее дверь и задыхающимся голосом спросила:
— Лидди, есть у нас какой-нибудь военный в поселке, сержант… или нет, не знаю, слишком у него джентльменский вид для сержанта и собой недурен, в красном мундире с синей выпушкой?
— Нет, мисс… Нет, что я говорю, может быть, это сержант Трой в отпуск приехал, только я не видела его. Он как-то приезжал сюда, когда его полк стоял в Кэстербридже.
— Да, так он и назвался. Усы у него, а бороды и бакенбардов нет?
— Да, да.
— Что это за человек?
— Ах, мисс, стыдно сказать — беспутный он человек. Знаю, что способный, смышленый и тысячное состояние мог бы нажить не хуже иного сквайра. Такой образованный, джентльмен. Докторским сыном числится — фамилию его носит, кажется, чего больше надо; а родом-то он — графский сын.
— А вот это куда больше. Подумать только! Да правда ли это?
— Правда. И воспитывали его как нельзя лучше, сколько лет в кэстербриджской школе учился. Все языки там изучил, говорят, будто даже по-китайски мог понимать, читал и писал; ну про это я, конечно, не знаю, много чего рассказывают. Только он свою судьбу сам загубил, записался в солдаты; правда, он и там быстро в гору пошел, не успел оглянуться — уже стал сержантом. Великое это счастье в благородной семье родиться. Будь ты хоть солдатом в строю, все равно тебя отличат. А это верно, мисс, что он домой вернулся?
— По-моему, да. Спокойной ночи, Лидди.
В конце концов, может ли беспечная юная особа в юбке долго обижаться на мужчину? Нередки случаи, когда молодая девушка склада Батшебы охотно прощает некоторую вольность в обращении; чаще всего это бывает, когда ей хочется, чтобы ее хвалили, а еще, когда она жаждет, чтобы ее покорили, — это тоже бывает, и, наконец, когда она хочет не пустого флирта, а чего-то большего, но это уже редкий случай.
