Робертсон Дэвис - Пятый персонаж
— Это очень любезно с вашей стороны. Я знаю, что в Дептфорде происходили совершенно ужасные вещи, и очень рада, что не все забыли бедняжку Мэри. Теперь уже никому не повредит, если я вам признаюсь, что всегда считала этот брак ошибкой. Я ничуть не сомневаюсь, что Амаса Демпстер был вполне достойным человеком, но Мэри привыкла к более обеспеченной жизни — без всяких, конечно же, глупостей, но и без необходимости считать каждый цент. Я не стану притворяться, что встретила предложение Амасы с восторгом, так что часть вины лежит и на мне. Они не то чтобы сбежали из дома, но вели себя так, словно, кроме них, на свете никого и нет, и мне было очень больно. Я могла ей помочь, но Амаса и слышать о таком не хотел, мысль, что у Мэри будут свои деньги, уязвляла его гордость, так что я махнула рукой и сказала: ладно, пусть они тащат свою ношу сами, если уж им так хочется. Я никогда не видела Пола, но знаю, что непременно сделала бы для этого малыша все возможное, если бы сумела помириться с его отцом. Но мои очень скромные деньги делали меня непомерно заносчивой, у него была своя заносчивость, заносчивость религиозного человека, а потом было уже поздно. Дело в том, что я очень люблю Мэри; кроме нее, у меня нет никакой семьи. А любовь способна побуждать к самым низким поступкам — если тебе кажется, что тобой пренебрегли. Мое тогдашнее поведение было омерзительным, другого слова и не подберешь. Теперь я делаю все, что в моих силах, но какой от этого толк, раньше надо было, раньше.
Мисс Шанклин заплакала — нет, не навзрыд, а тихо и благопристойно; смахнув платочком набежавшие слезы, она извинилась передо мной и пошла на кухню заказать чай. К тому времени, как чай был доставлен — «наемной служанкой», чье расслабляющее влияние на Мэри Демпстер столь часто обсуждалось (и осуждалось) почтенными прихожанками ее мужа, — между нами с мисс Шанклин установились теплейшие отношения.
— Я рада слышать от вас, что Мэри была такой милой и доброй, даже после этого ужасного случая — ведь это был несчастный случай, верно? Сотрясение мозга? Она упала, да? — и что вы вспоминали о ней даже там, на войне. Я возлагала на нее такие надежды. Нет, я не собиралась вечно держать ее при себе, и все равно… Я понимаю, она любила Амасу Демпстера, а любви все дозволено, так считают. Но я уверена, что нашлись бы и другие молодые люди, и вряд ли ей пришлось бы хуже с кем-нибудь из них, да куда уж там хуже. Ее жизнь с Амасой Демпстером представляется мне такой безрадостной, такой тусклой и безнадежной. А ведь Мэри была полна надежд — до своего замужества. Теперь она почти ничего не помнит, и это к лучшему, ведь когда она вспоминает, то сразу начинает думать о Поле. Я боюсь и представить, что могло случиться с таким вот совсем маленьким мальчиком, когда он сбежал с этими циркачами. Вполне возможно, что он давно умер, и это еще не самое худшее. Ну а Мэри, она, конечно же, думает, что он так и остался маленьким. Она же утратила представление о времени. Вы бы знали, какой это ужас, когда она вдруг вспоминает о Поле, как она рыдает и убивается. А я не могу избавиться от мысли, что, будь у меня чуть побольше выдержки и здравого смысла, все могло повернуться иначе, совсем иначе… Я хотела попросить вас не приходить больше никогда, но теперь не стану. Приходите, встречайтесь с Мэри, только пообещайте знакомиться с ней наново, словно вы впервые ее увидели. Прошлое для нее исчезло, за исключением ужасных, путаных воспоминаний о том, как ее привязывали, как исчез Пол, и еще Амаса… она всегда вспоминает одно и то же — как он синими, полумертвыми губами молил Господа простить ее за то, что она разбила ему жизнь. Амаса молился до последней секунды — вы это знали?
9
А в мае следующего — рокового — 1929 года мне позвонил Бой — случай необычный сам по себе, но еще необычнее было то, что он мне сказал:
— Данни, тебе нужно сбыть с рук кое-что из твоего хозяйства; это не слишком горит, но и тянуть тоже не стоит, уложись недели в две, не больше.
При покупке акций я всегда следовал советам Боя, поэтому он точно знал, что у меня есть, и, ничего не спрашивая, перечислил с полдюжины фирм. Я был поражен.
— Но они же растут от недели к неделе!
— Да, — сказал он, — а теперь продай их и вложи деньги во что-нибудь надежное. Я помогу тебе разжиться еще одним приличным пакетом «Альфы».
Я последовал рекомендации Боя, чем и завоевал себе среди школьных коллег репутацию весьма ушлого бизнесмена. Миллионы жителей Северной Америки — в том числе и почти каждый наш учитель — вкладывают деньги в акции; в большинстве своем они играли на марже и уже к Рождеству проигрались вчистую, я же пережил крушение фондового рынка вполне благополучно, благодаря тому что Бой считал меня в некотором смысле своим подопечным.
Более того, в период всех этих потрясений у меня и мысли не было о деньгах, я с нетерпением предвкушал конец учебного года, когда можно будет сесть на корабль, пересечь океан и отправиться по маршруту, начинавшемуся в Англии, пролегавшему через Францию, Португалию, Швейцарию и Австрию, чтобы закончиться в Чехословакии. Это был первый из моих ежегодных походов, прерванных только на период войны 1939–1945 годов, мой первый опыт в поиске, идентификации и описании святых, первая из охотничьих экспедиций, давших мне материал для книги «Сто святых для путешественников», которая издана с того времени на шести языках и все еще бойко расходится, не говоря уж о прочих книгах и некотором количестве статей. В тот раз меня влекла к себе крупная дичь — святая, чей секрет я надеялся раскрыть, проявлялась в целом ряде разнообразных форм и никем еще не была удовлетворительно описана.
Сколь ни многообразны возможные житейские ситуации, едва ли не к каждой из них приписан свой отдельный святой, я же в тот раз выслеживал весьма экзотичную представительницу этого племени (вернее — сонма), чьего заступничества ищут девушки, стремящиеся отшить постылого воздыхателя. Ее, так сказать, исходной территорией являлась Португалия; согласно легенде, она была дочерью португальского короля — закоренелого язычника, который обещал ее в жены королю Сицилии, однако она не желала идти замуж ни за каких королей, потому что была христианкой и дала обет безбрачия. Стремясь соблюсти свой обет, принцесса взмолилась к небесам и обрела чудесное избавление — у нее выросла длинная густая борода; сицилианский король не захотел жениться на такой страхолюдине, после чего разгневанный отец велел ее распять.
Я намеревался посетить каждое место поклонения этой святой, собрать и сравнить все варианты легенды, доказать или опровергнуть аутентичность молитвы от докучливых кавалеров (которая, как считается, получила в XVI веке одобрение епископа Руанского), а также вообще посовать свой нос во все, что могло бы пролить хоть какой-нибудь свет на эту темную историю. Жизнь и посмертная слава португальской великомученицы изобиловали трудностями, столь привлекательными для человека моего темперамента. Чаще всего ее почитают под именем Вильгефортис, произведенным, по мнению специалистов, от Virgo-Fortis,[37] но иногда как Либерату, Куммернис, Онткоммену, Ливраде, а в Англии (известно, что в соборе Святого Павла была ее часовня) как Анкамбер. Агиологи консервативного толка пренебрежительно отмахиваются от Вильгефортис, списывая ее появление на забавную ошибку невежественных крестьян, неверно истолковавших один из бесчисленных святых образов от Луки. На этой картине, написанной, по преданию, апостолом Лукой, изображена длинноволосая бородатая фигура в длинном одеянии, висящая на кресте; это, конечно же, Христос, однако на многих позднейших копиях он сильно смахивает на бородатую женщину.
Первоначальное знакомство с Анкамбер навело меня на некоторые мысли, и мне не терпелось их проверить. Во-первых, легенда о бородатой принцессе могла быть отголоском культа гермафродитичной Великой Матери, широко почитавшейся в древнем Карфагене и на Кипре. Ранние — да и не очень ранние — христиане подобрали за уходящими в прошлое язычниками уйму весьма полезных по хозяйству чудотворцев — зачем добру зря пропадать. Кроме того, меня заинтересовали публикации доктора Мозеса и доктора Ллойда, врачей из Нью-Йоркского городского университета, об аномальном росте волос у чрезмерно эмоциональных женщин; в частности, они приводили целый ряд случаев быстрого отрастания бороды у обманутых в любви девушек; в другой, уже британской статье описывался случай, как у девушки, чей жених сбежал из-под венца, выросла густая борода. Не приключилось ли нечто подобное и с Анкамбер?
Ведомый этими бредовыми идеями, я пересек океан и теперь весело раскатывал по Старому континенту, вынюхивал Анкамбер как в глухих деревушках, так и в уютных городках вроде Бове и Виссана; мне даже удалось опознать в одной из так называемых Анкамбер (Вильгельфорте, говоря по-местному; приходской священник явно ее стеснялся) святую Галлу, небесную покровительницу вдов, — ее тоже изображают иногда бородатой. И только в августе, когда времени до возвращения осталось всего ничего, поиски очередной Анкамбер привели меня в тирольскую деревню, располагавшуюся в тридцати милях к северу от Инсбрука. Деревня была размером с Дептфорд, североамериканцы были редкими гостями трех ее постоялых дворов, ведь все это происходило задолго до того, как орды любителей зимнего спорта захлестнули Тироль и в каждой захолустной гостинице, на каждом постоялом дворе появилось некое подобие современной сантехники. Я поселился в неизбежном «Рыжем коне» и начал осматриваться.
