Хосе Рисаль - Не прикасайся ко мне
Обед закончился; пока подавали чай и кофе, старики и молодежь разбились на группки и разбрелись кто куда. Одни взялись за шахматы, другие за карты, а девушки, желая узнать будущее, предпочли задавать вопросы «Колесу фортуны».
— Идите сюда, сеньор Ибарра, — закричал капитан Басилио, бывший чуть навеселе. — Наша тяжба длится пятнадцать лет, и здесь нет ни одного судьи, способного разобраться в ной. Давайте-ка попробуем решить дело за шахматной доской!
— С величайшим удовольствием, — ответил юноша, — подождите только минутку, альферес сейчас уезжает!
Услышав о предстоящем состязании, все старики — и понимавшие кое-что в шахматах, и плохо в них разбиравшиеся — столпились у доски: партия обещала быть интересной. Старые женщины тем временем окружили священника, чтобы побеседовать на духовные темы, но отец Сальви, очевидно, считал время и место не подходящими для подобных разговоров; он давал неопределенные ответы, а его мрачные, воспаленные глаза останавливались на чем угодно, только не на лицах собеседниц.
Партия началась очень торжественно.
— Если сыграем в ничью, — сказал Ибарра, — будем считать, что тяжба окончена.
В середине партии Ибарре подали телеграмму; когда он прочитал ее, глаза его заблестели, кровь отлила от щек. Он положил телеграмму в бумажник, взглянув при этом на молодежь, которая со смехом и криками продолжала осыпать вопросами «Колесо фортуны».
— Шах королю! — воскликнул молодой человек.
Капитану Басилио не оставалось ничего другого, как укрыть короля за спиной королевы.
— Спасайте королеву! — воскликнул юноша, угрожая ей ладьей, которая была надежно защищена пешкой.
Не имея возможности ни защитить королеву, ни отвести ее, ибо сзади стоял король, капитан Басилио попросил время на обдумывание.
— Извольте! — согласился Ибарра; ему как раз нужно было что-то сообщить своим молодым друзьям. Он поднялся, предоставив противнику на размышление четверть часа.
Идай держала картонный диск, на котором были написаны сорок восемь вопросов, а книжка с ответами была в руках у Альбино.
— Неправда, неправда! — кричала Синанг, чуть не плача.
— Что с тобой? — спросила Мария-Клара.
— Только подумай, я спросила: «Когда я наберусь ума?» — и бросила фишку, а этот беспутный богослов вычитал в книжке: «Когда у лягушек отрастут волосы». Ты понимаешь?
И Синанг скорчила рожицу, передразнивая хохотавшего семинариста.
— А кто велел тебе задавать такой вопрос? — спросила ее кузина Виктория. — Каков вопрос, таков и ответ.
— Кто же получил самый лучший ответ?
— Мария-Клара, Мария-Клара! — ответила Синанг. — Мы заставили ее спросить: «Верна ли и постоянна его любовь?» — и книжка ответила…
Но зардевшаяся Мария-Клара приложила руку к губам Синанг, помешав ей закончить фразу.
— Дайте-ка мне колесо, — сказал Крисостомо с улыбкой. — Вот мой вопрос: «Удастся ли начатое мною дело?»
— Какой неинтересный вопрос! — воскликнула Синанг.
Ибарра бросил фишку, и в соответствии с выпавшим числом были найдены страница и строчка.
— «Мечты остаются мечтами», — прочитал Альбино.
Ибарра достал телеграмму и развернул ее дрожащими руками.
— На этот раз ваша книга ошиблась! — воскликнул он радостно. — Читайте: «Проект школы одобрен. Решение в вашу пользу».
— Что это значит? — спросили все в один голос.
— Разве вы не условились, что получившему лучший ответ будет дан подарок? — спросил он прерывающимся от волнения голосом, осторожно разрывая телеграмму пополам.
— Да, да!
— Так вот мой подарок, — произнес он, протягивая половину телеграммы Марии-Кларе, — я построю в городе школу для мальчиков и девочек, и школа эта будет моим даром.
— А что означает вторая половинка?
— Она предназначена тому, кто получил самый худший ответ.
— Тогда мне, мне! — вскричала Синанг.
Ибарра отдал ей бумажку и поспешно удалился.
— Что же это значит? — спросила она, но счастливый юноша был уже далеко, у камня с шахматной доской.
Отец Сальви, будто случайно, приблизился к веселому кругу молодежи. Мария-Клара смахнула слезу радости, смех прекратился, и разговоры смолкли. Священник смотрел на юношей и девушек, не зная, что сказать, а они молча ждали его слов.
— Что это такое? — произнес он наконец, беря в руки книжку и листая страницы.
— «Колесо фортуны», книга для игры, — ответил Леон.
— Разве вы не знаете, что верить в подобные вещи грех? — сказал священник строго и принялся со злостью рвать книгу.
Раздались возгласы удивления и негодования.
— Но еще больший грех распоряжаться чужим добром без согласия владельца, — возразил Альбино, поднимаясь с места. — Это называется грабежом, преподобный отец, и запрещено богом и людьми.
Всплеснув руками, Мария-Клара уставилась полными слез глазами на порванные страницы книги, которая доставила ей столько радости.
Вопреки ожиданию всех, отец Сальви ничего не ответил Альбино; он стоял неподвижно, наблюдая за тем, как ветер разносит останки «Колеса фортуны». Затем он пошел прочь, спотыкаясь и обхватив руками голову, и мимоходом обменялся несколькими словами с Ибаррой, который проводил его к одной из карет, предназначенных для гостей.
— Хорошо, что это пугало уезжает, — прошептала Синанг. — На его лице словно написано: не смейтесь, я знаю все ваши грехи.
Сделав подарок своей невесте, Ибарра пришел в такое радужное настроение, что принялся играть, не раздумывая и не анализируя позиции фигур на доске. Он сделал много неосторожных ходов, и хотя у капитана Басилио положение было весьма тяжелое, игра закончилась вничью.
— Дело решено, мы помирились! — радостно воскликнул капитан Басилио.
— Помирились, — ответил юноша, — каково бы ни было решение суда. — И они сердечно пожали друг другу руки.
Все присутствующие искренне радовались счастливому окончанию спора, давно надоевшего обоим сторонам, но тут внезапное появление сержанта и четырех вооруженных жандармов нарушило веселье и вселило тревогу в сердца женщин.
— Стоять всем смирно! — закричал сержант. — Застрелю первого, кто шелохнется!
Несмотря на грубый окрик, Ибарра встал и подошел к сержанту.
— Что вы хотите? — спросил он.
— Чтобы вы немедленно выдали нам преступника по имени Элиас, который был у вас сегодня утром рулевым, — последовал угрожающий ответ.
— Преступник? Рулевой? Вы, наверное, ошибаетесь! — ответил Ибарра.
— Нет, сеньор. Элиас снова обвиняется; на этот раз в том, что поднял руку на священника.
— Ах, так это был наш рулевой?
— Он самый, согласно донесениям. Вы допускаете на ваши праздники подозрительных людей, сеньор Ибарра.
Ибарра смерил его взглядом с ног до головы и сказал с величайшим презрением:
— Я не обязан отчитываться перед вами в своих поступках! На наших праздниках всех встречают с почетом; если бы вы пришли, для вас тоже нашлось бы место за нашим столом, как нашлось оно для вашего альфереса, который обедал с нами каких-нибудь два часа назад.
Сказав это, юноша повернулся к жандарму спиной.
Сержант закусил кончики усов и, решив, что продолжать разговор бесполезно, приказал солдатам начать поиски рулевого в лесу; приметы преступника были записаны у него на листке бумаги. Дон Филипо сказал:
— Заметьте, что это описание подходит для девяти из каждого десятка местных жителей; смотрите не ошибитесь!
Некоторое время спустя солдаты вернулись и доложили, что не обнаружили ни лодки, ни человека, который показался бы им подозрительным; сержант, пробормотав что-то невнятное, удалился с тем же, с чем пришел, как и водится у жандармов.
Веселье постепенно восстанавливалось; со всех сторон сыпались вопросы и замечания.
— Так это и есть тот самый Элиас, который бросил альфереса в канаву? — в раздумье промолвил Леон.
— Как это произошло? Как случилось? — спрашивали наиболее любопытные.
— Говорят, что как-то в сентябре, в сильный дождь, альферес встретил человека, несшего вязанку дров. Дорога была очень грязная, и оставалась лишь узкая тропинка на обочине, где мог пройти один человек. Говорят, что альферес, вместо того чтобы придержать свою лошадь, пришпорил ее и крикнул встречному, чтобы тот убирался с дороги. Человек этот тащил на плечах тяжелую ношу и не выказал большого желания поворачивать назад или вязнуть в грязи, а продолжал идти вперед. Раздраженный альферес хотел сбить его с ног, но тот выхватил из вязанки толстый кол и так огрел лошадь по голове, что та упала, сбросив всадника в лужу. Говорят также, что человек спокойно продолжал свой путь, не обратив никакого внимания на пять пуль, которые выпустил ему вслед альферес, ослепленный бешенством и грязью. Поскольку человек тот был ему совершенно неизвестен, решили, что это не кто иной, как знаменитый Элиас, неведомо откуда явившийся в провинцию несколько месяцев тому назад. Он известен жандармерии подобными же поступками, совершенными им в различных городах.
