Стендаль - Красное и черное
Боясь не совладать с собой, г-н де Реналь, не говоря ни слова, начал читать анонимное письмо, составленное, как, вероятно, помнит читатель, из напечатанных слов, наклеенных на голубоватую бумагу. «Опять новые издевательства, конца этому нет, — подумал г-н де Реналь, чуть не падая от изнеможения. — Опять новые оскорбления, и над всем этим надо голову ломать, и все по милости моей жены!» У него уже готовы были сорваться с языка самые грубые ругательства, но, вспомнив о наследстве из Безансона, он с большим трудом сдержался. Не зная, на чем сорвать злобу, он скомкал это второе анонимное письмо и широкими шагами пошел по дорожке. Ему нужно было хоть на минуту уйти от жены. Через несколько мгновений он вернулся немного успокоенный.
— Надо решить, не откладывая, и отказать Жюльену, — сказала она мужу, как только он подошел. — В конце концов это сын простого плотника. Вы ему заплатите несколько лишних экю, он человек ученый и легко найдет себе место у того же господина Вально или у помощника префекта Можирона, — у них тоже есть дети. Так что вы его даже нисколько не обидите…
— Вы мелете вздор, как форменная дура! — неистово закричал г-н де Реналь. — Да и чего ждать от женщины? Откуда у нее здравый смысл? Вам и в голову никогда не придет обратить внимание на что-нибудь серьезное: может ли быть, чтобы вы в чем-нибудь толком разобрались? С вашим легкомыслием, с вашей ленью вам только бабочек ловить. Жалкие вы существа! Горе нам, семейным людям, что от вас никуда не денешься…
Госпожа де Реналь не мешала ему выговориться; он говорил долго, изливая свою злость, как говорят в здешних краях.
— Сударь, — ответила она ему наконец, — я говорю, как Женщина, у которой затронута честь, то есть самое драгоценное, что только есть у нее.
Госпожа де Реналь сохраняла непоколебимое хладнокровие в течение всего этого мучительного разговора, от исхода которого зависела возможность жить, как прежде, под одним кровом с Жюльеном. Тщательно обдумывая каждое слово, она говорила только то, что могло обуздать ярость мужа, направить ее, куда ей было нужно. Она была совершенно нечувствительна ко всем его оскорбительным выкрикам, она не слушала их, она думала в это время о Жюльене: «Будет он доволен мной?»
— Этот деревенский мальчишка, с которым мы так носились, делали ему столько подарков, возможно, даже ни в чем не виноват, — сказала она наконец. — Но как-никак, а ведь из-за него мне первый раз в жизни нанесено такое оскорбление… Когда я прочла эту гнусную бумажонку, сударь, я дала себе слово: либо он, либо я, но один из нас должен уйти из вашего дома.
— Вам что же, хочется скандал устроить, чтобы опозорить меня да и себя тоже? Вы многим доставите удовольствие в Верьере.
— Это правда, все завидуют тому благосостоянию, которое вы вашим мудрым управлением сумели создать и себе, и своей семье, и всему городу… Ну, тогда я предложу Жюльену, чтобы он отпросился у вас на месяц и отправился к своему достойному другу, этому лесоторговцу в горах.
— А я запрещаю вам распоряжаться, — отрезал г-н де Реналь, впрочем, довольно спокойно. — И прежде всего я требую от вас, чтобы вы с ним не разговаривали. Вы начнете злиться, поссорите меня с ним, а вы знаете, какой он недотрога, этот господинчик.
— У этого молодого человека нет ни малейшего такта, — подхватила г-жа де Реналь. — Он, может быть, и образованный — вам лучше об этом судить, — но, в сущности, это простой крестьянин. Я, по крайней мере, совершенно разочаровалась в нем после того, как он отказался жениться на Элизе, — ведь он бы тогда стал вполне обеспеченным человеком, — и из-за чего, в сущности? Только из-за того, что она иногда потихоньку бегает к господину Вально.
— А-а, — протянул г-н де Реналь, высоко поднимая брови, — что такое? И Жюльен вам это сказал?
— Нет, он прямо этого не говорил. Он ведь всегда распространяется насчет своего призвания к священному сану, но, поверьте мне, главное призвание у этих людишек — это обеспечить себе кусок хлеба. Но он мне не раз давал понять, что ему известны ее таинственные прогулки.
— А мне об этом ничего не известно! — снова рассвирепев, воскликнул г-н де Реналь, внушительно отчеканивая слова. — У меня тут под носом что-то происходит, а я об этом и понятия не имею… Как! Значит, между ними что-то есть, у Элизы с Вально?
— Да это давнишняя история, дорогой мой, — смеясь, ответила г-жа де Реналь, — а возможно даже, между ними ничего серьезного и не было. Ведь это все началось еще в то время, когда ваш добрый друг Вально был очень не прочь, чтобы в Верьере ходили слухи, будто между ним и мной нечто вроде платонического романа.
— Я и сам это когда-то подозревал! — воскликнул г-н де Реналь, в ярости хлопая себя по лбу; поистине на него неожиданно сваливалось одно открытие за другим. — И вы мне ни слова не сказали!
— Стоило ли ссорить друзей из-за маленькой прихоти тщеславия нашего милого директора? Да назовите мне хоть одну женщину нашего круга, которая время от времени не получала бы от него необыкновенно прочувствованных и даже чуточку влюбленных писем.
— Он и вам писал?
— Он любит писать.
— Сейчас же покажите мне эти письма, я вам приказываю. — И г-н де Реналь вдруг точно сразу вырос футов на шесть.
— Нет, во всяком случае, не сейчас, — отвечала она необыкновенно спокойно, чуть ли даже не беззаботно. — Я их вам покажу как-нибудь в другой раз, когда вы будете настроены более рассудительно.
— Сию же минуту, черт подери! — рявкнул г-н де Реналь, уже совсем не владея собой, а вместе с тем с таким чувством облегчения, какого он не испытывал ни разу за эти двенадцать часов.
— Обещайте мне, — проникновенным голосом сказала г-жа де Реналь, — что вы не станете затевать ссору с директором из-за этих писем.
— Ссора там или не ссора, а я могу отнять у него подкидышей, — продолжал он с той же яростью. — Но я требую, чтобы вы немедленно подали мне эти письма, сейчас же. Где они?
— В ящике моего письменного стола, но все равно я ни за что не дам вам ключа.
— Я и без ключа до них доберусь! — закричал он, бросившись чуть ли не бегом в комнату жены.
И он действительно взломал железным прутом дорогой письменный столик узорчатого красного дерева, привезенный из Парижа, который он сам не раз протирал полой собственного сюртука, едва только замечал на нем пятнышко.
Госпожа де Реналь бросилась на голубятню и, бегом взбежав по всем ста двадцати ступенькам лестницы, привязала за уголок свой белый носовой платочек к железной решетке маленького оконца. Она чувствовала себя счастливейшей из женщин. Со слезами на глазах всматривалась она в густую чащу леса на горе. «Наверно, под каким-нибудь из этих развесистых буков стоит Жюльен, — говорила она себе, — и стережет этот счастливый знак». Долго она стояла, прислушиваясь, и кляла про себя немолчное верещание кузнечиков и щебет птиц. Если бы не этот несносный шум, до нее, может быть, донесся бы оттуда, с высоких утесов, его радостный крик. Жадным взором окидывала она эту громадную, ровную, как луг, темно-зеленую стену, которую образуют собой вершины деревьев. «И как это он только не догадается! — растроганно шептала она. — Придумал бы уж какой-нибудь знак, дал бы мне понять, что он так же счастлив, как и я». Она ушла с голубятни только тогда, когда уже стала побаиваться, как бы муж не заглянул сюда, разыскивая ее.
Она нашла его все в том же разъяренном состоянии: он торопливо пробегал слащавые фразочки г-на Вально, вряд ли когда-либо удостаивавшиеся того, чтобы их читали с таким волнением.
Улучив минуту, когда восклицания мужа позволили ей вставить несколько слов, г-жа де Реналь промолвила:
— Я все-таки возвращаюсь к моему предложению: надо, чтобы Жюльен на время уехал. Как бы он ни был сведущ в латыни, в конце концов, это простой крестьянин, сплошь и рядом грубый, бестактный. Каждый день, считая, по-видимому, что этого требует вежливость, он преподносит мне самые невероятные комплименты дурного вкуса, которые он выуживает из каких-нибудь романов…
— Он никогда не читает романов! — воскликнул г-н де Реналь. — Это я наверно знаю. Вы думаете, я слепой и не вижу, что у меня делается в доме?
— Ну, если он не вычитал где-нибудь эти дурацкие комплименты, значит, он сам их придумывает. Еще того лучше! Возможно, он в таком же тоне говорит обо мне и в Верьере… А впрочем, к чему далеко ходить? — прибавила г-жа де Реналь, точно ей это только что пришло в голову. — Достаточно, если он говорил со мной так при Элизе, — это почти все равно, как если бы он говорил при господине Вально.
— А-а! — вдруг завопил г-н де Реналь, обрушивая на стол такой мощный удар кулака, что все в комнате задрожало. — Да ведь это напечатанное анонимное письмо и письма Вально написаны на одной и той же бумаге!
