Джейн Остен - Леди Сьюзен
— Сударыня, своими высокими запросами они поднимут цены только на предметы роскоши, и нам от этого должно быть больше пользы, чем вреда. К тому же наши мясники, пекари и разные торговцы, разбогатев, принесут процветание нам. Ведь они не смогут выплачивать нам арендную плату, если не получат дохода, а в соответствии с их доходами будут расти и наши, в виде повышения цен на наши дома.
— Ну хорошо, хорошо. Но я против, чтобы цена на мясо поднималась, и буду сбивать ее, сколько смогу. Я вижу, эта юная леди улыбается. Осмелюсь предположить, что я кажусь ей странной, но и ей в свое время придется заботиться о таких вещах. Да, да, моя милочка, будьте уверены, в свое время и вы будете думать о цене на мясо, хотя, возможно, вам не случится, как мне, иметь полный дом слуг, которых надо кормить. Я полагаю, тем, у кого меньше слуг, живется гораздо лучше. Все знают, что я ничего не делаю напоказ, и, если бы я не чувствовала своего долга перед памятью мистера Холлиса, я бы не поддерживала Сэндитон-хаус в таком безупречном виде, я делаю это не ради собственного удовольствия.
Так, мистер Паркер, а другие приезжие — это пансион, французский пансион, да? Очень неплохо. Они наверняка пробудут свои полтора месяца. И, как знать, вдруг среди них найдется какая-нибудь чахоточная, которой необходимо ослиное молоко, у меня сейчас две молочные ослицы. Да, но ведь эти молоденькие девочки могут попортить мебель. Остается надеяться, что за ними будет присматривать достаточно строгая гувернантка.
Стремление бедного мистера Паркера, приведшее его в Уиллингден, нашло у леди Денем не больше понимания, чем у его собственных сестер.
— Дорогой сэр! — вскричала она. — Боже, как это вы такое придумали? Мне очень жаль, что вы повредили ногу, но, честное слово, поделом вам. Поехать за доктором! Зачем? Что нам здесь делать с доктором? Раз под рукой будет доктор, наши слуги и все бедняки станут воображать, что они больны. Ах, прошу вас, никаких врачей в Сэндитоне! Нам и так хорошо. Здесь море, и дюны, и мои молочные ослицы, и я говорила миссис Уитби, что, если кому-нибудь понадобится инвалидная коляска, ее можно предоставить за разумную цену (от бедного мистера Холлиса осталась, совсем как новая), а что еще требуется? Я прожила здесь добрых семьдесят лет и за все это время принимала лекарство не больше двух раз и в жизни не видела ни одного доктора в лицо. И свято верю, что если бы мой бедный дорогой сэр Генри тоже никогда не встречался бы с докторами, то и жил бы до сих пор. Человек, отправивший его на тот свет, получил десять гонораров, один за другим. Умоляю вас, мистер Паркер, не надо нам никаких докторов.
К этому времени чай был уже на столе.
— Ах, дорогая моя миссис Паркер, ну что вы, не нужно было этого делать. Зачем? Я как раз собиралась пожелать вам доброго вечера. Но поскольку вы так гостеприимны, думаю, нам с мисс Кларой придется остаться.
Глава 7
Благодаря известности, которой пользовались Паркеры, наутро к ним явилось несколько визитеров и среди них — сэр Эдвард Денем с сестрой, которые гостили в Сэндитон-хаусе и приехали засвидетельствовать свое почтение. Покончив с писанием писем, Шарлотта расположилась в гостиной рядом с миссис Паркер и застала все общество в сборе.
Ее внимание привлекли только Денемы. Шарлотте хотелось как можно больше узнать об этом семействе, и, когда представили брата и сестру, она сочла эту пару, по меньшей мере лучшую ее половину (ибо джентльмена, пока он холост, порой считают лучшей половиной), вполне достойной внимания. Мисс Денем оказалась изящной, но чопорной и холодной молодой особой. Легко было заметить, что она гордится своим высоким положением и досадует на бедность; в настоящий момент она страдала из-за того, что прибыла не в элегантном экипаже, а в обыкновенной двуколке, с которой, как можно было видеть, все еще возился их кучер.
Наружность и манеры сэра Эдварда производили гораздо лучшее впечатление. Несомненно, он был хорош собой, но еще больше была заметна его обходительность и готовность каждому уделить внимание и доставить удовольствие. Появившись в гостиной, он прекрасно держался, много говорил — особенно с Шарлоттой, рядом с которой его усадили, — и она тут же обнаружила, что у него тонкие черты лица, весьма приятный мягкий голос и завидное красноречие. Сэр Эдвард ей понравился. При всем своем здравомыслии Шарлотта нашла его приятным и не старалась разубедить себя в том, что и он составил о ней то же мнение, поскольку не прервал беседы и остался сидеть с ней рядом, хотя его сестра направилась к дверям. Не стану порицать мою героиню за тщеславие. Если на свете и существуют молодые девицы ее возраста, менее склонные к мечтательности и развлечениям, то я их не знаю, да и не желаю знать.
Через некоторое время сидевшие рядышком Шарлотта и сэр Эдвард увидели через стеклянные двери, из которых открывался вид на дорогу и сбегавшие по склону тропинки, гуляющих леди Денем и мисс Бриртон. В тот же миг лицо сэра Эдварда едва заметно изменилось, он устремил им вслед обеспокоенный взгляд и незамедлительно предложил сестре не только покинуть гостиную, но и отправиться на бульвар. Все это придало мыслям Шарлотты совершенно иной оборот, излечив от получасового ослепления, и, когда сэр Эдвард удалился, она смогла уже более здраво судить о том, насколько он обворожителен. «Пожалуй, главное в нем — внешность и манеры, впрочем, титул ему нисколько не вредит».
Вскоре, однако, Шарлотта вновь оказалась в компании сэра Эдварда. Как только утренние визитеры покинули дом, мистер и миссис Паркер изъявили желание немного пройтись. Бульвар притягивал всех, каждый, кто отправлялся на прогулку, неминуемо попадал на бульвар. Там на одной из двух зеленых скамеек, возле усыпанной гравием дорожки, Шарлотта заметила семейство Денемов. Хотя те и сидели вместе, но были четко разделены: на одном конце скамьи — высокородные леди, на другом — сэр Эдвард и мисс Бриртон. Шарлотта с первого же взгляда поняла, что сэр Эдвард влюблен. Его глубокая привязанность к Кларе не вызывала никаких сомнений. Как относилась к этому сама Клара, Шарлотте было не вполне ясно, хотя она склонялась к мысли, что не слишком одобрительно. Несмотря на то что Клара с сэром Эдвардом сидели чуть поодаль от остальных — чему, возможно, Клара не сумела воспрепятствовать, — вид у нее был спокойный и сдержанный.
Молодая леди на другом конце скамьи лезла из кожи вон — в этом не было сомнений. Разительная перемена в поведении мисс Денем, которая еще совсем недавно восседала с неприступным видом в гостиной миссис Паркер, еле цедя слова, а теперь, склонившись к леди Денем, говорила и слушала с льстивой предупредительностью и жадным вниманием, эта перемена была весьма забавной — или весьма прискорбной — в зависимости от того, как на нее посмотреть — с точки зрения сатиры или морали.
Шарлотте не составило труда определить характер мисс Денем. Что до сэра Эдварда, то его характер требовал дальнейшего изучения. Шарлотту изумило, когда вдруг, оставив Клару, он присоединился к их компании и, приняв приглашение прогуляться, стал оказывать исключительно ей все возможное внимание. Похоже, он намеревался, отделившись от остального общества, беседовать лишь с ней.
Начал он с рассуждений о море в том возвышенном тоне, который должен был свидетельствовать о его тонком вкусе и бурных переживаниях, и увлеченно произнес все положенные фразы, восхвалявшие величие водной стихии и рисовавшие неописуемые чувства, пробуждаемые ею в восприимчивом уме. Грозное великолепие океана в бурю, зеркальная гладь в затишье, чайки и водоросли, бездонные глубины, непостоянство, зловещие миражи, матросы, бороздящие волны в сиянии дня и застигнутые внезапной бурей, — обо всем этом говорилось с жаром и без запинки. В устах обворожительного сэра Эдварда банальности звучали великолепно, и Шарлотте ничего не оставалось, как счесть его человеком чувства, но тут он обрушил на нее поток цитат и путаных сентенций.
— Вы помните, — воскликнул он, — прекрасные строки о море сэра Вальтера Скотта? О, какая выразительность! Они постоянно приходят мне на ум, когда я здесь гуляю. У человека, способного читать их без волнения, нервы наемного убийцы! Я бы поостерегся встретиться с ним безоружный.
— Какие строки вы имеете в виду? — спросила Шарлотта. — Я что-то не припомню у Вальтера Скотта ни одного стихотворения о море.
— В самом деле? Я тоже не могу точно вспомнить начало. Но… вы, разумеется, помните его строки о женщинах…
О, женщины, в часы досуга…
Изумительно! Изумительно! Даже если бы он больше ничего не написал, то все равно остался бы в веках. А вот еще, несравненное, непревзойденное описание родительской любви:
Есть чувств;! что в награду нам даны,
Небесного в них больше, чем земного… —
и так далее. Но коль скоро мы рассуждаем о поэзии, каково ваше мнение, мисс Хейвуд, о стихах Бернса к Мэри? Какое вдохновение! Эти строки могут свести с ума! Никто не чувствовал так, как Бернс. В стихах Монтгомери — огонь поэзии, Вордсворт — ее сердце, Кэмпбелл в «Радостях надежды»[15] касается тончайших струн души. «Подобно редким ангельским визитам…» Можно ли представить себе что-либо более упоительное, более трогательное, более возвышенное, чем эти строки? Но Бернс, признаюсь, мисс Хейвуд, ему нет равных. Если у Вальтера Скотта все же можно найти изъян, так это недостаток страсти. Нежный, утонченный, выразительный — но пресный. Мужчина, не способный воздать должное женской прелести, на мой взгляд, заслуживает презрения. Норой, не спорю, его поэзию озаряют проблески чувства, как в тех строках, о которых мы говорили: «О, женщины, в часы досуга…» Бернс пылает страстью всегда. Его душа — жертвенник, воздвигнутый, чтобы поклоняться прекрасной даме, а его поэзия поистине воскуряет фимиам в ее честь.
