Норман Мейлер - Американская мечта
– Экая ты профессионалка!
– Можешь не сомневаться.
– Я просто потрясен.
– Я была точно сухой лист, который сейчас слетит с ветки. Но мне повезло. Я осталась на плаву. Начала петь и гулять с мужиками в Лас-Вегасе
– мои предыдущие связи давали мне некоторые преимущества, – и провела пару недурных годков. Я спала только с теми, кто мне нравился, и лишь с немногими закручивала короткие романы. Парочка шикарных итальянцев. Бандиты, разумеется, но они мне нравились. Итальянцы по натуре такие предатели, что рядом с ними чувствуешь себя добродетельной особой. Но тут я поняла, что пора перебраться в Нью-Йорк.
– Почему?
– Когда-нибудь я тебе это расскажу.
– Расскажи сейчас.
Она поджала губки, словно подписывая счет.
– В Лас-Вегасе я приобрела власть, которой не заслуживала. И не знала, что с нею делать. В мафии никто толком не знает о том, сколько знает кто-то другой. А точнее, никто не знает, сколько знает даже он сам. И вот, видя, с какими людьми я путаюсь, многие готовы были оказывать мне разные услуги. Даже те, кого я едва знала. Они полагали, что я более влиятельна, чем то было на самом деле, но благодаря этому я и впрямь становилась более влиятельной. Не так-то просто рассказывать об этом, но у меня было довольно власти, чтобы убивать людей. И тут мне пришло в голову, что и меня могут убить, и я не буду знать, за кого и за что. Может, я и хищница, но при этом достаточно трусливая, – понимаешь, о чем я? Я выросла в препоганом городишке. И когда нахватала лишнего, то почувствовала себя снова маленькой южанкой.
Она вздохнула. А потом объяснила, что ей всегда казалось, будто какой-то ангел хранит ее от бед. Все сироты верят в нечто подобное – компенсация, даруемая природой. Ангел же появляется вместе со шлюхой, потому что эта парочка души друг в друге не чает.
– Я всегда была независимой, – продолжала Шерри. – По крайней мере, мне так казалось. Я верю, что есть во мне какая-то часть души, которая запрещает использовать других людей, и может, за это все эти мерзавцы меня и любят. Но другая часть моего «я» раздувалась, как лягушка, – и я становилась такой же сволочью, как какая-нибудь бандерша-мулатка. Мне хотелось хорошенько растормошить моего ангела. – Шерри произнесла это с жутко порочным выражением лица. – К тому же я должна была не спускать глаз с моего убийцы. С безумного убийцы, притаившегося во мне.
– А ты уверена, что в тебе есть убийца?
– Богом клянусь.
– А может, ты подцепила его от кого-нибудь из своих дружков?
– Поди догадайся. Но прискорбный факт заключается в том, что один-два человека были убиты в Лас-Вегасе, скорей всего, благодаря мне. Они, разумеется, находились на другом конце цепочки, но я проявила достаточно мстительности, чтобы весь механизм пришел в действие. Я всерьез задумалась о своей местечковой ненависти, которую, как мне казалось, я сумела преодолеть, о ревности и злобе, которые стали частью меня. Я пришла к выводу, что увязла в этом слишком глубоко и не выберусь, если останусь в Лас-Вегасе. И тогда я поняла, что нужно уехать в Нью-Йорк.
– И твой ангел привел тебя к Шаго Мартину?
– Нет, – ответила она и тут же передумала: – Да, да.
Нам было ясно, что оба мы думаем сейчас о ее сестре.
– Знала бы ты, как замечательно ты выглядишь.
– Я похожа на призрак, – возразила она и чувственно ухмыльнулась.
– Надо мне было включить тебя в мою телепрограмму.
– Уж я бы ее украсила. Я бы объяснила всей Америке, что у одних людей есть душа, а другие просто призраки.
– Готов согласиться.
– На людях, у которых есть душа, держится мир, – сказала она своим южным голоском, и акцент был столь же легок и деликатен, как у старых дам с Юга. – А когда они терпят поражение, но благородно, то Бог из милосердия забирает у них душу и они становятся призраками. Ужасное дело сделаться призраком. Ты больше не можешь жить с другими призраками, это невыносимо. И тебе приходится искать кого-нибудь с душой – даже если они будут подлыми и отвратительными.
– Вроде Эдди Гануччи?
– Он ужасен. Больной старикашка, никогда не обладавший классом.
– Однако люди, обладающие классом, перед ним трепещут?
– Да. – Она кивнула. – Может быть, я уехала из Лас-Вегаса и по этой причине. Скверно водиться с людьми, которые выглядят молодцами, а на деле оказываются сущими слабаками. – Она улыбнулась мне. – Я была уверена, что прошлой ночью ты удерешь от Ромео.
– Я зашел так далеко, что мне было на все наплевать. Даже если бы он избил меня до смерти.
– Не наговаривай на себя.
– Это Шаго научил тебя петь?
– Кое-что он мне преподал. Но, боюсь, певичка из меня вышла паршивая.
И на этом разговор о Шаго закончился. Она потянулась и широко зевнула. У меня полегчало на душе. Я ждал от ее рассказа чего-то худшего. А теперь все снова было превосходно. И вскоре нас опять потянет в постель.
– Стив? – сказала Шерри.
– Что?
– Ты убил свою жену?
– Да.
– Да, – повторила она.
– Ты умница-разумница, вот ты кто.
– Нет, дружок, я знала, что ты сделал это. О, Господи.
– Откуда ты знала?
– Однажды я видела человека, только что убившего другого человека. И ты выглядел абсолютно так же.
– А как он выглядел?
– Как будто его одолели некие чары. – Ее лицо исказилось. – Я надеялась, что ошибаюсь, но знала, что не ошиблась. Ох, остается надеяться, что для нас двоих ничто еще не поздно.
– Ничто не поздно.
– Но мне страшно.
– Мне и самому немного страшно.
– Тебе надо сегодня ночью куда-нибудь пойти? – спросила она.
Я кивнул.
– С кем ты должен встретиться?
– С отцом Деборы.
– С Барнеем Освальдом Келли?
– Тебе известно его имя?
– Я читала сегодня газеты.
Но я почувствовал, что за ее словами кроется еще что-то. Мне не понравилось, как она это сказала.
– Тебе доводилось слышать о нем и раньше?
Она пристально поглядела на меня. Наступила пауза, самая длинная пауза во всем разговоре. Она длилась так долго, что, казалось, в комнате зазвенел сам воздух.
– Стивен, – сказала она, – я знакома с Келли.
– Ты с ним знакома?
– Это он взял меня с собой в Лас-Вегас.
И вновь передо мной возникло то же видение, что и в постели Руты: город в пустыне с огнями, горящими на заре.
– Я не хочу больше говорить об этом, – сказала она. И как будто это разоблачение раздело ее догола, пшеничного цвета халат медленно распахнулся, мрачно и многозначительно.
– Но как ты могла? – вырвалось у меня.
– Он привлекательный мужчина.
– Он смешной до омерзения.
– Вот уж нет.
И в самом деле это было не так. Разумеется, не так. Вернее, как-то иначе. Мне показалось, что мы с Келли купаемся в чьей-то крови. И ощущение невозможности принадлежать самому себе, оккупации и замещения моего «я» Деборой – ощущение, овладевшее мною за пять минут до того, как я ее убил, вернулось ко мне. Вновь запахло убийством. И это напугало меня. Само предположение, что чувства, которые я испытывал, когда мы занимались любовью, были только моими чувствами и Шерри вовсе не разделяла их, – само это предположение наполнило меня жаждой крови. Ибо как человеку отличить любовь от дьявольского наваждения?
Но затем, как ребенок, я сказал себе: «Дьявол летать не умеет». Эти розы, омытые морскою волною, этот ангел, скользнувший сюда…
– Как ты думаешь, ты забеременела сегодня?
– Думаю, да.
Ничто в комнате не шелохнулось. Если она солгала мне, значит, мне суждено умереть слепцом, или же она само исчадие ада. Мгновенья бежали за мгновеньями. Я вновь чувствовал нежность.
– Мальчик или девочка?
– Знаете, мистер, – сказала она, – я вам так скажу: или мальчик, или девочка.
Но нам предстояли операции, без которых невозможно обойтись. Я обладал практичным дикарством любовника.
– Давай-ка выкладывай до конца, – сказал я.
– Но я уже выложила.
– Не все.
Я видел, как в ее душе поднимается некая буря, со вспышками той загорелой чувственной гордости, с которой она пела свои песенки прошлой ночью. Но возобладала кротость.
– Ладно, – сказала она.
– Это не первая беременность?
– Нет.
– От Келли?
– Да.
– Что случилось с ребенком?
– Я его не оставила.
– А еще?
Она промолчала.
– От Шаго Мартина?
– Да.
– И побоялась оставить?
– Шаго побоялся.
– Когда это было?
– Три месяца назад. – Она кивнула. – Три месяца назад. А на прошлой неделе я с ним порвала.
Однажды, под ливнем, я наблюдал, как рождается ручей. Вода текла со всех сторон и собиралась в ямку размером не больше листа. Ямка заполнилась, и образовался ручеек. Он побежал вниз по склону холма между участками травы и сорняков, завернул в сторону, побежал в ущелье и влился в маленькую речку. Он не знал, что сам не был рекой. Вот так же слезы хлынули сейчас по щекам Шерри. Они собрались в какой-то ямке горя, в какой-то горькой полости, поднялись к глазам, хлынули по щекам, упали на обнаженную грудь, упали на бедра и в пах – чайная ложка десятилетней печали.
