Жюль Верн - ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ
Сайрес Смит невольно улыбнулся, услышав ответ юноши, обличавший в нем серьезный ум. Что же касается моряка, то раз лисиц нельзя было отнести к роду «съедобных», они его больше не интересовали.
– Однако, – заметил моряк, – когда в Гранитном Дворце будет устроен птичий двор, придется принять некоторые меры на случай посещения этих грабителей.
Никто не стал ему возражать.
Обогнув мыс Крушения, колонисты очутились на широком берегу, который омывали морские волны. Небо, как всегда при продолжительных холодах, было совершенно ясно. Сайрес Смит и его товарищи, разгоряченные ходьбой, почти не чувствовали мороза. К тому же стоял полный штиль, при котором низкая температура переносится значительно легче. Огромный диск яркого, но не греющего солнца поднимался над горизонтом. Голубой спокойный океан тянулся необозримой пеленой, напоминая средиземноморский залив под ясным небом. Мыс Когтя, изогнутый словно ятаган, отчетливо был виден в четырех милях к юго-востоку. Слева линия болот резко прерывалась маленьким мысом, который ярко сверкал под лучами солнца. В этой части бухты Союза, которую ничто, даже песчаная отмель, не защищало от морских волн, корабль, гонимый восточным ветром, действительно не мог бы найти убежище.
Ни одна подводная скала не возмущала спокойной поверхности океана, никакая примесь не нарушала ровной окраски вод, у берегов не было ни одного рифа. Все это указывало, что побережье очень круто и океан в этом месте очень глубок. Позади, в четырех милях к западу, виднелись первые заросли леса Дальнего Запада -Можно было подумать, что находишься на каком-нибудь пустынном антарктическом острове, покрытом льдами. Колонисты остановились для завтрака. Наб развел костер из водорослей и хвороста и приготовил холодный завтрак, который колонисты запили чаем.
Завтракая, они осматривали окружающий вид. Эта местность была, действительно, бесплодна и резко отличалась от западной части острова. Журналист заметил, что если бы случай сразу забросил потерпевших крушение на это побережье, их мнение об острове было бы очень печально.
– Думаю, что нам бы даже не удалось добраться до берега, сказал инженер. – Море здесь очень глубоко, и в нем нет ни одной скалы. Перед Гранитным Дворцом есть, по крайней мере, отмели и островок, что увеличивало шансы на спасение. Здесь же – бездонная глубина.
– Довольно странно, – заметил Гедеон Спилет, что на этом маленьком острове такая разнообразная почва. Подобная неоднородность характерна скорее для обширных материков. Можно подумать, что плодородная западная часть острова Линкольна омывается теплыми водами Мексиканского залива, а северные и юго-восточные его берега лежат где-нибудь в Полярном море.
Вы правы, дорогой Спилет, – согласился инженер, – мне эта мысль тоже приходила в голову. И очертания и природа этого острова кажутся мне необычайными. В нем как бы сплетаются все характерные особенности материка. Быть может, он составлял прежде часть материка.
– Что? Материк посреди Великого океана? – воскликнул Пенкроф.
– А почему бы и нет? – ответил инженер. – Разве нельзя допустить, что Австралия, Новая Зеландия – весь тот комплекс, который английские географы называют Австралазией – вместе с островами Великого океана составляли когда-то шестую часть света, столь же значительную, как Европа, Азия, Африка и обе Америки? Я отнюдь не считаю невероятным предположение, что все эти острова, возникшие из обширного океана, суть высшие точки материка, существовавшего в доисторическую эпоху, но теперь поглощенного водой.
– Так же, как и Атлантида, – подхватил Харберт.
– Да, мой мальчик, если только она действительно существовала.
Значит, остров Линкольна – часть этого материка? – спросил Пенкроф.
– Вероятно, – ответил Сайрес Смит. – Если это так, то легко объяснить неоднородность его почвы.
– И изобилие живущих на нем животных, – добавил Харберт.
– Совершенно верно, и это лишний довод в пользу моего предположения, – продолжал инженер. Судя по тому, что мы видели, животный мир острова очень богат и, что более удивительно, крайне разнообразен. По-моему, это объясняется тем, что остров Линкольна когда-то составлял часть обширного континента, который мало-помалу погрузился в океан.
– Так, значит, остаток этого континента тоже может в один прекрасный день исчезнуть, и между Америкой и Азией будет пустое место? спросил Пенкроф, который казался не совсем убежденным.
– Нет, – возразил ему инженер. – На этом месте возникнут новые континенты, которые строят миллиарды миллиардов микроскопических животных.
– Что это за каменщики? – спросил Пенкроф.
– Это коралловые инфузории, ответил Сайрес Смит. – Их неутомимой работе обязаны своим происхождением остров Clermont Tonnerre и другие коралловые острова, которых так много в Великом океане. Сорок семь миллионов этих животных весят всего один гран, но, поглощая морскую соль
и другие твердые его поняли. которого состоят колоссальные подводные постройки, такие же крепкие, как гранит. Некогда, в начале существования нашей планеты, природа создавала материки с помощью огня. Теперь микроскопические животные заменили огонь, деятельность которого, по-видимому, ослабла: ведь многие вулканы на Земле теперь потухли. Я вполне допускаю, что с течением веков Тихий океан может превратиться в огромный материк, где будут жить новые поколения людей.
– Все это прекрасно, – воскликнул Пенкроф, который слушал с великим интересом, – но скажите мне, пожалуйста, мистер Сайрес: остров Линкольна тоже построили ваши инфузории?
– Нет, он чисто вулканического происхождения, – ответил инженер.
– Так, значит, когда-нибудь он исчезнет?
– Вероятно.
– Надеюсь, что нас тогда уже здесь не будет?
– Нет, не будет, Пенкроф, не беспокойтесь. У нас нет ни малейшего желания здесь умирать, и в конце концов мы отсюда выберемся.
– Но пока что, – сказал Гедеон Спилет, – будем устраиваться основательно. Ничего не следует делать наполовину.
На этом разговор прекратился. Завтрак был окончен. Экскурсия возобновилась, и колонисты достигли рубежа, за которым начинался район болот.
Это была сплошная топь, тянувшаяся до закругленного западного побережья острова примерно на двадцать квадратных миль. Почва ее состояла из глинистого ила, перемешанного с многочисленными растительными остатками. Ряска, тростник, камыш и осока, а кое-где и трава, густая, как плющ, покрывали трясину; местами поблескивали под лучами солнца замерзшие лужи. Они не могли образоваться ни от дождя, ни от внезапного разлива реки. Из этого следовало, что болота питаются просачивающимися подпочвенными водами. Так оно и было на самом деле. Можно даже было опасаться, что во время летней жары воздух в этих местах наполняется миазмами, вызывающими болотную лихорадку.
Над водорослями и стоячей водой летали всевозможные птицы. Любитель болотной дичи и охотник-профессионал не потратили бы в этих местах даром ни одного выстрела. Дикие утки, шилохвосты, чирки, болотные кулики водились там стаями и, не отличаясь особой пугливостью, близко подпускали к себе людей. Эти птицы держались так тесно, что одним зарядом дробовика можно было бы уложить несколько дюжин. Однако пришлось ограничиться избиением их стрелами. Результат получился хуже, но бесшумные стрелы, по крайней мере, не распугивали пернатых, которых первый же выстрел разогнал бы во все концы болота. Охотники удовольствовались на этот раз дюжиной уток, белых с коричневым пояском и зеленой головкой; крылья у них были черно-рыжие с белым, а клюв плоский. Харберт узнал в них казарок. Топ искусно помогал в ловле пернатых, названием которых окрестили болотистую часть острова. Таким образом, колонисты получили обильный запас болотной дичи В будущем предстояло лишь умело его использовать Можно было надеяться, что многие виды птиц удастся если не приручить, то хотя бы развести возле озера, что значительно приблизило бы их к потребителям.
Часов около пяти Сайрес и его товарищи двинулись в обратный путь и, миновав болото Казарок, перешли через реку Благодарности по ледяному мосту В восемь часов вечера они были уже дома.
ГЛАВА 22
Сильные холода простояли до 15 августа. Температура, однако, не падала ниже 15 градусов. При тихой по годе мороз не давал себя чувствовать, но, когда поднимался ветер, легко одетым колонистам приходилось очень туго Пенкроф даже сожалел, что на острове не оказалось каких-нибудь медведей вместо тюленей и лисиц, шкурки которых не вполне его удовлетворяли.
– Медведи обычно хорошо одеваются, и я с удовольствием позаимствовал бы у них на зиму их теплое облачение, – говорил он.
