Ивлин Во - Упадок и разрушение
— То же, видимо, ожидает и меня, — вздохнула Марго. — Мне здесь что-то не по себе. Поль, да скажи же хоть слово, умоляю тебя?
— Как там Аластер? — спросил Поль
— О, очень мил! Днюет и ночует в Королевском Четверге. Он мне очень нравится.
Снова молчание.
— Знаешь, — сказала наконец Марго. — Очень это странно: жила я, жила и вдруг поняла, что меня больше не считают порядочной женщиной. Я ведь тебе писала: леди Периметр со мной не здоровается. Она-то, конечно, просто вздорная старуха, но в последнее время это не единственный такой случай. Как тебе это нравится?
— Не все ли тебе равно? — ответил Поль. — В конце концов, все они — зануды.
— Конечно, зануды, но мне неприятно, что это они меня бросили. Мне все равно, но все-таки обидно, особенно за Питера. Тут ведь не одна леди Периметр, а и леди Вагонсборо, и Фанни Простотакк, и Сперты — словом, все. Какая жалость, что все это началось, как раз когда до Питера дошло наконец, что он — граф… Это внушит ему всякие неправильные мысли, как ты находишь?
— Что новенького в Южной Америке? — резко перебил ее Поль.
— Поль, не будь злюкой! — прошептала Марго. — Ты бы этого не сказал, если бы знал, каково мне.
— Извини, Марго. Но я действительно хочу знать, как там дела.
— Дело мы сворачиваем. Нам мешает одна швейцарская фирма. Но, говоря словами Контроверса, к остракизму это никакого отношения не имеет. По-моему, я просто старею.
— Чушь! Всем этим мымрам за восемьдесят, а тебе еще до этого далеко.
— Я так и знала, что ты не поймешь, — ответила Марго и умолкла.
— Еще десять минут, — сообщил надзиратель.
Все получилось не так, как мы хотели… — сказала Марго.
Они поговорили о том, где бывает Марго и что читает Поль. Потом Марго сказала:
— Поль, я пошла. Я больше не могу этого выдержать.
— Спасибо тебе, что пришла, — ответил Поль.
— Я приняла одно важное решение, — проговорила Марго. — Только что. Я выхожу замуж за Контроверса. Как это ни грустно, но выхожу.
— Это из-за того, что я так кошмарно выгляжу? — спросил Поль.
— Нет, просто так получается. Из-за того, что ты сказал, тоже, но в другом смысле, Поль. Я не могу поступить иначе. Понимаешь, милый? Это и тебе поможет. Только ты не думай, что это из-за тебя одного. Просто так уж вышло. Милый, милый, до чего же трудно это объяснить!
— Если желаете поцеловаться на прощанье, — вмешался тюремщик, — то тем, которые неженатые, это, вообще, не положено… Ну, да уж для вас сделаю исключение!..
— О, черт! — сказала Марго и, не оглядываясь, вышла вон.
Поль вернулся в камеру. Его ждал ужин — пирог с голубями, в крахмальной салфетке. Но Полю было не до еды: ему было больно оттого, что ему нисколечко не больно от всей этой истории.
Глава 5
СМЕРТНЫЙ ЧАС ПИТОМЦА ЗАКРЫТОЙ ШКОЛЫ
Дня через два Поль свиделся с Граймсом в каменоломне. Когда надзиратель отошел, Граймс сказал:
— Старина, я больше не могу. Мне здесь худо.
— От этого никуда не уйдешь, — ответил Поль. — По-моему, тут вполне терпимо — не хуже, чем в Лланабе.
— Но не для Граймса! — воскликнул Граймс. — Он изнывает в неволе, как жаворонок. Тебе-то все едино: ты любитель почитать, поразмышлять и тому подобное. А я человек иного склада. Люблю выпить, поразвлечься, перекинуться словечком-другим с приятелями. Я человек общительный. Каторга меня заела. Тошнит меня от здешнего священника. Он вваливается ко мне без спроса и допытывается, «не забыл ли я Господа». Конечно, забыл! Так ему и отвечаю. Все могу снести, старина, кроме неволи. Это сломало меня в Лланабе, это допечет меня и здесь, если я сам о себе не позабочусь. Граймсу пора улетать в теплые страны.
— Отсюда невозможно сбежать, — сказал Поль.
— Ничего, вот дождемся тумана…
По счастью, туман появился уже на следующий день. Внезапно, как это водится на Эгдонской пустоши, на землю опустилась густая беспросветная мгла и окутала арестантов и всю каменоломню.
— Стройся! — скомандовал дежурный надзиратель. — Шабаш и стройся! Эй, ты, кретин! — крикнул он Граймсу, зацепившемуся за провод полевого телефона. — Если порвешь связь, завтра поговоришь с начальником.
— Посторожи лошадь, — сказал другой надзиратель и протянул Граймсу поводья.
Надзиратель наклонился подобрать кандалы, в которые заковывали заключенных, чтобы довести их до дому. Граймсу никак не удавалось управиться с лошадью, которая переступала с ноги на ногу и тянула его в сторону.
Тебе даже лошадь доверить нельзя! — заворчал надзиратель.
Но тут Граймс ловко поймал ногой стремя, вскочил в седло и поскакал через пустошь.
Назад! — проревел надзиратель. — Стрелять буду!
Он приложился к винтовке и пальнул в туман.
— Никуда не денется, — хмыкнул он. — Отсюда надолго не сбежишь. Получит, дурачье такое, одиночку и диету номер один.
Это происшествие никого не всполошило, даже когда выяснилось, что телефонная связь прервана.
— На что ему надеяться! — говорил надзиратель. — Такое часто случается. Бросит кайло и деру. Но куда убежишь в полосатой куртке, да еще без гроша в кармане! Сегодня же вечером сообщим о нем всем окрестным фермерам. Отсидится где-нибудь пару дней, а потом, с голодухи, вернется. Или в деревне его сцапают. Нервы сдали — вот и сбежал.
Вечером вернулась лошадь. Граймса не было. Разослали патрульных с овчарками; известили всех фермеров, живших на пустоши, и взбудораженные жители заперлись на все замки, категорически запретив детям выходить на улицу; перекрыли дороги и, к великому огорчению законопослушных граждан, обыскивали все автомобили. Граймса не было… Арестанты хихикали и бились об заклад насчет того, на какой день сцапают беглеца, но дни проходили, проигравшие расплачивались хлебными пайками, а Граймса и след простыл.
Через неделю священник прочел по Граймсу заупокойную, а начальник тюрьмы вычеркнул его из списка заключенных и известил министра внутренних дел, его честь сэра Хамфри Контроверса, что Граймс умер.
— Его конец был ужасен, — поделился священник с Полем.
— Тело нашли?
— Нет, в том-то весь и ужас. Овчарки дошли по следу до Эгдонской топи. Там след обрывался. Пастух, который знает тропинку через трясину, нашел его шапку на кочке в самом опасном месте. Сомнений нет — он погиб мученической смертью.
Бедный Граймс! — вздохнул Поль. — А ведь учился в Харроу…
Но вечером, обдумывая всю эту историю за ужином и глотая устриц одну за другой, Поль вдруг понял, что Граймс жив. Умер лорд Тангенс, умер мистер Прендергаст — придет время, умрет и Поль Пеннифезер, но Граймс, внезапно осознал Поль, Граймс принадлежит к лику бессмертных. Он — воплощение жизненной силы. Приговоренный к казни во Фландрии, он объявился в Уэльсе; утонув в Уэльсе, он возродился в Южной Америке; поглощенный при таинственных обстоятельствах эгдонской топью, он когда-нибудь возникнет на новом месте, отрясая с ног своих могильный прах. Да! В далекой Аркадии он вместе с наядами водил вакхические хороводы, наигрывал на легендарной свирели, сидя на берегу канувшего в небытие ручья, и обучал наивных сатиров искусству любви. Он вышел невредимым, нетронутым чудовищными проклятиями оскорбленных богов, вышел целым и невредимым из исторических сражений, из огня, из медных труб, из разверзающихся пропастей, из мора и чумы. Как часовой Помпеи, стоял он на страже, и скалы рушились над его головой. Как покрытая нефтяными разводами лодка, которая пересекла Ла-Манш, встречал он грудью волны Потопа. Незримый носился он над водою, когда тьма объяла ее.
— Я все думаю, нет ли тут и моей вины, — признался священник. — Ужасно, что человека, вверенного моему попечению, постиг такой ужасный конец. Я пытался утешить его и примирить с жизнью, но ведь все так сложно! Мне стольким надо дать утешение… Несчастный! Только вообразите: один, в трясине, и никто не спешит на помощь…
Глава 6
СМЕРТНЫЙ ЧАС ПОЛЯ ПЕННИФЕЗЕРА
Прошло несколько дней, и Поля вызвали к начальнику тюрьмы.
— Мною получено распоряжение министерства внутренних дел. Вы направляетесь в частное лечебное заведение на операцию аппендицита. Едете сегодня же, в гражданском платье и под охраной.
— Но, сэр, — возразил Поль, — я не хочу никакой операции. Тем более что аппендикс мне вырезали, когда я учился в школе, много лет назад.
— Вздор! — ответил начальник. — У меня имеется особое распоряжение министра. Надзиратель, возьмите этого человека и выдайте ему одежду.
Поля увели. Одежду, в которой он в свое время предстал перед судом, переслали из Блекстона вместе с ее хозяином. Надзиратель вытащил сверток из шкафчика, развернул его и отдал Полю.
— Ботинки, носки, брюки, жилет, пиджак, рубашка, воротнички, галстук, шляпа, — бормотал надзиратель. — Распишитесь в получении. Ценные вещи выдаче не подлежат.
