Лопе де Вега - Новеллы
Обратив внимание на эти концерты, хотя то, что на них пелось, и было написано не для данного случая, а относилось к турнирам и празднествам, Леонардо заключил, что дон Феликс ухаживает за его сестрой или, как теперь принято говорить, ведет себя с нею галантно, - ведь всякое время приносит с собою свои новенькие словечки. Леонардо весьма расстроился, ибо был чрезвычайно осторожным, достойным кабальеро, и, не желая ссориться с особой столь уважаемой, как дон Феликс, поместил Изабеллу, весьма этим огорченную, в монастырь. Однако дон Феликс в ответ на эти хлопоты дона Леонардо начал действовать так, как если бы рука Изабеллы была ему уже обещана, и Изабелла, связанная обязательством, хоть и не давала к этому повода, согласилась стать женой дона Феликса. Договорившись об этом через посредство лиц благородного происхождения, она покинула монастырь, и они вступили в брак. Леонардо особенно этому не противился, прежде всего потому, что дон Феликс известен был своей знатностью, а кроме того, еще потому, что, будучи человеком разумным, признал, что нельзя препятствовать супружеству двух людей, которые любят друг друга, ибо сказано: "Кого бог соединил, человек да не разлучит" [c45].
Слава дона Феликса среди горожан и студентов достигла тем временем такой степени, что его всюду встречали приветственными кликами. Но некоторые кабальеро этого города, побуждаемые завистью, сговорились его убить, и хотя паж одного из них предупредил дона Феликса о грозящей ему опасности, он не пожелал принять никаких мер предосторожности и не стал скрываться. Заговорщики нанесли ему свыше сорока ран, и слуги принесли его к жене в таком состоянии, что Изабелла не надеялась, что он останется в живых.
Здесь будет уместно рассказать о происшествии, случившемся с неким знатным итальянцем, читавшим однажды вечером "Амадиса Галльского" [c46]. Когда он дошел до того места, где герой, под именем Вальтенебрес, изображен лежащим на скале в пустынной местности под названием Пенья-Побре, то, не обращая внимания на множество слуг, смотревших на него с удивлением, он начал рыдать и, ударив кулаком по книге, воскликнул: "Maledetta sia la donna que tal te ha fatto passare!" {Да будет проклята дама, заставившая тебя вытерпеть такое! (Итал.).}
Прошу вас, не отчаивайтесь, ваша милость, ибо дон Феликс уже выздоравливает; мужество не вытекло вместе с кровью из его ран, сила духа его удержала в теле жизнь. Другой на его месте, без сомнения, умер бы; он, однако, выжил, на удивление самой природе.
Когда дон Феликс выздоровел, он велел поставить на площади шатер, увешанный всякими девизами, и встал на рассвете у его входа, приказав в качестве вызова трубить в трубы и бить в барабаны. На доне Феликсе были белые с золотом доспехи, яркий плюмаж соломенно-желтого и белого цветов, расшитые золотом и серебром чулки, белые сапоги, на плече копье, в левой руке шпага; и со щита свешивалось объявление с вызовом на поединок, прикрепленное к дощечке, поддерживаемой тремя шнурками золотого, желтого и белого цветов. Вид дона Феликса внушал ужас. Поднятое забрало открывало гневно сверкавшие глаза и черные усы - словно траур по тем жизням, которым он угрожал.
Так простоял он на месте целую неделю, и ни один кабальеро не вышел в поле, или, как говорили древние, на ристалище. По истечении этого времени его слуга, конный и в полном вооружении, коснулся щита, на котором висел вызов. Дон Феликс вышел из шатра и проскакал вместе с этим слугою расстояние, равное броскам трех копий, после чего так ударил своим копьем в землю, что она задрожала, а копье разлетелось на кусочки. Затем он направился домой, и все население города проводило его шумными и восторженными кликами. Прошло несколько дней, и завистники, которые и тут нашлись, - хотя, казалось бы, истинная доблесть не должна порождать зависти, - довели все случившееся до сведения короля, обвинив дона Феликса в том, что он будто бы хотел взбунтовать этот город. Произвели, как водится, следствие, и так как у зависти никогда не бывает недостатка в лжесвидетелях, то их не замедлили и на этот раз найти. Дон Феликс был приговорен к обезглавливанию на эшафоте и для этой цели был доставлен в столицу.
Весть об этом дошла до достойнейшего кабальеро, светлейшего сеньора дона Луиса Энрикеса де Кабреры, адмирала Кастилии, герцога Медина и графа Модика (деда того самого, который сейчас является главой этого славного дома), достойного и щедрого вельможи. Он прочитал записку дона Хауна Австрийского, в которой подтверждался вышеописанный подвиг, совершенный доном Феликсом при захвате турецкой галеры, и, посетив его в тюрьме, проникся к нему уважением настолько, что стал ходатайствовать перед его величеством о сохранении ему жизни.
Король, также весьма благосклонный к дону Феликсу за проявленное им мужество и понимавший, что в жизни трудно не нажить врагов, помиловал дона Феликса, но при этом запретил ему возвращаться в родной город.
Дон Феликс поселился в своем имении поблизости от этого города, но впоследствии все тот же названный нами сеньор, который счел такую помощь подобающей своему высокому положению, добился для дона Феликса разрешения жить у себя на родине, где я и познакомился с ним. Он был уже в преклонном возрасте, но по-прежнему проявлял все ту же доблесть, потому что телесные изъяны не умаляют величия души.
Вот вам, сеньора Марсия, история Гусмана Смелого. Если же вы находите, что в ней недостаточно любовных приключений и слишком много сражений, то могу вам посоветовать прочитать "Пастуха Галатеи" [c47] - роман, в котором можно найти все, что только есть по части любви, этой царицы человеческих чувств, с которой может сравниться лишь ревность - незаконное дитя наших страстей, плод недоверия и душевной тоски, ярость оружия и тревога словесности [c48]. Но об этом мы поведем речь уже не здесь, а в книге под названием "Лавр Аполлона" [c49], которая последует за этой.
Эспинела [c50]
Величают ныне барды,
Чтоб богов не свергли с неба,
Гонгорой и Борхой Феба,
А Венеру Леонардой.
Гера сделалась Гальярдой,
Переименован Пан
В Марио, Амур-тиран
В Сильвио, а у Паллады
С Марсом спор - кого же надо
Звать из них двоих Гусман.
Не удивляйтесь тому, что это стихотворение, обычно называемое "десимой", я озаглавил "эспинела"; такое название дано в честь маэстро Эспинеля, изобретателя этой поэтической формы. Точно так же некоторые строфы называют сапфическими в честь Сапфо [c51].
ПРИЛОЖЕНИЯ
А. А. Смирнов
Лопе де Вега как новеллист
В гигантском литературном наследии великого испанского писателя Лопе де Беги (около тысячи пьес, двенадцать поэм, множество разнообразнейших стихотворных и прозаических произведений) четыре его новеллы занимают весьма скромное место. Они мало привлекают внимание исследователей и обычно рассматриваются скорее как биографический факт, чем как литературное явление.
Действительно, условия, при которых они возникли, весьма своеобразны.
Лопе было пятьдесят три года, когда, в 1616 г. на одном поэтическом состязании в Мадриде он познакомился с Мартой де Неварес Сантойно. Он был прославленным драматургом, приближенным герцога де Сесса, священником и слугою святейшей инквизиции. Марте было около двадцати лет, и она была женою крупного мясоторговца. Лопе пылко влюбился, и молодая красавица, увлеченная открывшимся ей миром культуры и поэзии, откликнулась на его чувство. Вскоре благодаря влиянию Лопе в административных сферах Марте удается добиться развода по суду.
Марта стала для Лопе "десятой музой", по выражению писателя, и он ее прославлял в стихах и в прозе под целым рядом псевдонимов - Марсия, Леонарда, Амариллис и т. д. В 1618 или в начале 1619 г. Лопе посвящает ей написанную им ранее и переделанную для нее комедию "Валенсианская вдова", приблизив к характеру Марты образ главной героини. В 1621 г. он посвящает ей другую комедию - "Женщины без мужчин", шуточное изображение города амазонок, завоеванного объединенными усилиями Геркулеса, Тесея. Ясона и Тиндарея. Мы сейчас лишены возможности установить, связано ли и здесь посвящение пьесы с намеком на какую-либо черточку в характере Марты или же дело сводится к выполнению заказа любительницы галантной мифологии. Характер остальных произведений, связанных с личностью Марты, также колеблется между выполнением заказа и панегириком; в число их входит и несколько чудесных сонетов к Амариллис, напоминающих своей восторженностью сонеты Петрарки.
После четырнадцати лет безоблачного счастья Марта Неварес внезапно ослепла. Стараниями врачей удалось отчасти вернуть ей зрение, но тогда несчастную постигла новая беда - она лишилась рассудка. Благодаря заботливому уходу Марта начала оправляться и от нового недуга, но в конце 1632 г, она, по не вполне ясной причине, умерла, оплаканная Лопе в трогательной элегии "Амариллис" (два пастуха рассказывают историю этой любви). Надо думать, что смерть Марты ускорила кончину и самого Лопе, сошедшего в могилу в 1635 г.
