Марк Твен - Том 11. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1894-1909
По комнате прокатился взволнованный гул, и тут же парад начался. Гость взирал на него, железным усилием воли пытаясь сохранить серьезный вид, что, однако, не увенчалось полным успехом. Пригнувшись, сложив щитком ладонь над глазами, Арчи Стилмен внимательно разглядывал каждую проходящую мимо него пару ног. Однообразной вереницей мимо продефилировало пятьдесят человек, но без всякого результата. Шестьдесят… семьдесят… Вся затея уже стала казаться просто нелепой. И тогда гость заметил с изысканной иронией:
— По-видимому, сегодня здесь не так уж много убийц!
Публика оценила шутку и освежилась искренним смехом. Еще десятка полтора кандидатов в убийцы прошли, вернее, проплясали мимо Арчи Стилмена, выкидывая столь забавные коленца, что зрители корчились от хохота.
Вдруг Арчи поднял руку и крикнул:
— Вот он — убийца!
— Фетлок Джонс! Святые апостолы! — взревели зрители, и сейчас же, подобно взрывам ракет во время фейерверка, воздух сотрясли удивленные возгласы, вызванные неожиданно развернувшимися событиями. Когда смятение достигло апогея, гость простер руку, требуя тишины. Авторитет великого имени и великой личности возымел свое магическое действие, и собрание повиновалось. В тишине, нарушаемой лишь шумным дыханием слушателей, гость заговорил взволнованно, однако, не теряя достоинства.
— Это уже не шутка. Это уже серьезно. Это — покушение на невинную жертву. Невинную, вне всякого сомнения. И я это вам немедленно докажу. Обратите внимание — вот каким образом обыденный факт сотрет с лица земли столь бездарную ложь! Слушайте же! Друзья мои, вчера вечером этот юноша ни на миг не расставался со мной.
Слова Шерлока Холмса произвели глубокое впечатление. В глазах, устремленных на Стилмена, стоял мрачный вопрос, зато лицо Арчи озарилось радостным оживлением.
— Я так и думал, что был кто-то еще. — Он быстро шагнул к столу, глянул на ноги гостя, потом на его лицо и сказал:
— Так это вы были с ним! Вы были меньше чем в пятидесяти шагах от него, когда он зажигал свечу, которая впоследствии подожгла взрывчатку. (Волнение в зале.) Более того, вы своей рукой подали ему спички.
Гость был явно сражен, и публика это видела. Он открыл рот, но лишь с трудом произнес:
— Это… Э-э-э… Это безумие… Это…
Стилмен развивал успешное наступление. Он показал всем обгоревшую спичку.
— Вот одна. Я нашел ее в бочонке, а вторая все еще там лежит.
Гость мгновенно обрел дар речи.
— Разумеется, ибо вы сами их туда подбросили.
Аудитория расценила это замечание как хороший удар, но Стилмен его тут же парировал:
— Эти спички — восковые. В поселке таких нет. Пусть поищут коробок. Что до меня, то я готов подвергнуться обыску, а вы?
На сей раз гость был сражен окончательно. Даже самый близорукий глаз мог бы это заметить. Он растерянно перебирал пальцами, губы его раз — другой дрогнули, но он так и не произнес ни слова. В напряженной тишине публика следила за происходящим. Наконец Арчи Стилмен вкрадчиво заметил:
— Мы ждем вашего решения.
И снова на миг воцарилась тишина. Затем послышался глухой голос гостя:
— Я отказываюсь подвергаться обыску.
Публика удержалась от бурного проявления чувств, но все один за другим тихо повторили:
— Теперь кончено. Арчи его доконал.
Что же делать дальше? Этого не знал никто. Положение создалось весьма затруднительное, главным образом из-за того, что дело вдруг приняло непредвиденный оборот, к которому эти неискушенные умы не были подготовлены и от потрясения замерли, подобно остановившимся часам. Но вскоре механизм потихоньку заработал; там и сям сдвигались головы, люди принялись обсуждать всевозможные предложения. Одно из этих предложений было встречено весьма одобрительно. Оно заключалось в том, что преступнику следует выразить благодарность за избавление поселка от Флинта Бакнера и отпустить его с миром. Однако более трезвые головы высказались против подобного решения, ссылаясь на то, что всякие тупицы в восточных штатах сочтут это скандальной историей и поднимут вокруг нее глупейший шум. В результате более трезвые головы одержали победу. Их лидер, призвав собрание к порядку, огласил предложение: Фетлока Джонса арестовать и предать суду. Предложение было принято. Теперь уже явно нечего было больше делать, и все этому обрадовались, потому что в глубине души каждый из присутствующих горел нетерпением помчаться к месту трагедии и посмотреть своими глазами: в самом ли деле там находятся бочонок и другие вещественные доказательства.
Но не тут-то было!.. Передышка кончилась. Сюрпризы этого вечера еще не иссякли.
Фетлок Джонс все это время беззвучно всхлипывал. Никто не обращал на него внимания, потому что все были захвачены волнующими событиями, беспрерывно сменявшими друг друга. Но когда было принято решение об его аресте и предании суду, юноша не выдержал.
— Нет, только не это! — воскликнул он в отчаянии. — Не надо тюрьмы, не надо суда. Хватит к тех невзгод и мучений, которые мне довелось испытать. Повесьте меня сейчас же, и дело с концом! Все равно бы все выяснилось, и ничто бы меня не спасло. Он описал нам все так, словно сам был со мною и видел своими глазами что я делал… Одного не пойму, как он это узнал! Вы найдете и бочонок и другие вещи, и тогда мне все равно смерть. Да, я убил Флинта Бакнера! И вы на моем месте сделали бы то же, если бы с вами обращались, как с собакой, а вы были бы еще подростком, слабым и бедным, и некому было бы за вас заступиться.
— И поделом ему, дьяволу! — воскликнул Хэм Сандвич. — Послушайте-ка, ребята!..
Констебль. Спокойствие, спокойствие, джентльмены!
Голос. Твой дядя знал о том, что ты замыслил?
— Нет!
— А спички он тебе дал, это точно?
— Да! Но он не знал, для чего они мне понадобятся.
— Но как же ты не побоялся риска и взял его с собой, отправляясь на такое дело? Его, сыщика? Как же это так?
Юноша замялся, в смущении крутя пуговицы куртки, потом застенчиво произнес:
— Я в сыщиках разбираюсь, потому что они у меня водятся в семье. Если хочешь что-нибудь сделать от них потихоньку, то лучше всего делать это при них.
Циклон смеха, одобривший этот наивный афоризм, все же не слишком — то подбодрил беднягу.
IV
Из письма к миссис Стилмен, датированного просто «Вторник»:
Фетлока Джонса посадили под замок в бревенчатой хижине, где он должен был дожидаться суда. Констебль Гаррис снабдил его двухдневным запасом пищи, велел ему как следует сторожить самого себя и обещал наведаться, когда нужно будет пополнить запас провианта.
Наутро мы, компанией человек в двадцать, движимые чувством дружбы, помогли Сэмми Хильеру похоронить останки его покойного родственника — никем не оплаканного Флинта Бакнера. Я был в роли помощника, Хильер же возглавлял погребальную процессию. Едва успели мы закончить свои труды, как мимо нас проковылял какой-то ободранный, весьма унылого вида незнакомец со старым саквояжем в руке, и вдруг я почуял запах, за которым гонялся по всему свету! Для меня, почти утратившего надежду, это был аромат райских кущ.
В один миг я очутился возле этого человека и осторожно положил ему на плечо руку. Словно сраженный ударом молнии, он рухнул наземь. Когда к нему подбежали мои товарищи, он с трудом приподнялся, стал на колени, с мольбой протянул ко мне руки и дрожащим голосом стал умолять, чтобы я его больше не преследовал.
— Вы гонялись за мной по всему свету, Шерлок Холмс, — сказал он. — Но бог свидетель, я не причинял зла!
Достаточно было взглянуть на его блуждающий взор, чтобы понять, что перед нами помешанный. И это случилось по моей вине, мама! Когда — нибудь лишь весть о твоей кончине повергнет меня в отчаяние, подобное тому, что я испытал в ту минуту. Мои товарищи подняли его и, столпившись вокруг несчастного, нежнейшим и трогательнейшим образом его успокаивали; говорили, чтобы он держал выше голову и не волновался, потому что вокруг него друзья, которые о нем позаботятся, защитят его и тут же повесят всякого, кто посмеет его хоть пальцем тронуть. Они превращаются в заботливых, нежных матерей, эти грубые ребята — старатели, стоит только затронуть нежную половину их сердца. И наоборот, они могут превратиться в безрассудных, необузданных детей, если затронуть противоположную сторону этого органа. Они делали все, что только были в силах придумать, чтобы успокоить его, но ничего не добились, и тогда Фергюсон, талантливый дипломат, сказал:
— Если вы так волнуетесь только из-за Шерлока Холмса, то можете успокоиться.
— Почему? — жадно откликнулся несчастный безумец.
— Потому что он опять умер.
— Умер! Умер! О, не смейтесь надо мной, несчастным! В самом деле умер? Нет, он не обманывает меня? Это правда?
