Герман Мелвилл - Белый Бушлат
Итак, если вы считаете по той или иной причине, что эти телесные наказания почему-либо необходимы, распространите их на всех, кто по закону подпадает под их действие. Пусть какой-нибудь честный коммодор с благословения Конгресса присуждает к плетям какого-нибудь провинившегося капитана наряду с провинившимся матросом. А если и сам коммодор в чем-либо погрешит, пусть-ка кто-нибудь из его товарищей-коммодоров возьмет в руки плеть и всыплет ему по первое число, ведь заставляют же боцманматов, корабельных палачей, пороть друг друга.
Но, возможно, вы возразите на это, что морской офицер — человек, с достоинством которого необходимо считаться, а что прирожденный американец, гражданин своей республики, — которого быть может облагородил его прадед, проливший свою кровь при Банкер-Хилле [176], — с той минуты, как он стал служить своей родине простым матросом и готов сражаться с ее врагами, то есть как раз тогда, когда он ярче всего утверждает свое мужество, тем самым теряет все человеческие права? Дерзнете ли вы сказать, что, поступая на морскую службу, он опускается настолько, что заслуживает наказания плетьми, между тем как, стоило ему остаться в опасное время на берегу и он мог бы быть уверен, что подобный позор на него никогда не падет? Все наши соединенные воедино штаты, все континенты, населенные человечеством, сливают свой голос в один, изобличая лживость такой мысли.
А теперь, оставив в стороне все доводы и аргументы, поставим вопрос ребром: независимо от привходящих обстоятельств, посягает ли порка во флоте на неотъемлемое достоинство человека, покуситься на которое не имеет права ни один законодатель? Мы утверждаем, что да, мы утверждаем, что наказание это деспотично, что применяется оно без всякого разбора, что оно вопиющим образом противоречит духу наших демократических учреждений, более того, что в нем сохранился отпечаток худших времен варварской феодальной аристократии; словом, мы осуждаем его как с религиозной, так и с нравственной стороны как беззаконие во всех решительно случаях.
Каковы бы ни были последствия его отмены, хотя бы даже нам пришлось расснастить наши военные корабли и наша незащищенная торговля пала жертвой морских разбойников, — грозный голос справедливости и человеколюбия требует незамедлительной его отмены, голос, который ни за что другое не примешь, требует отмены его сегодня же. Это не меркантильный вопрос большей или меньшей целесообразности, речь тут идет о том, чтó право и чтó неправо. И если хоть кто-нибудь, положа руку на сердце, заявит, что применять телесные наказания правильно, пусть этот человек хоть раз испытает удар плети по спине, и тогда вы услышите, как, извиваясь от боли, сей вероотступник призовет все семь небес в свидетели, что они неправильны. И ради бессмертного человеческого достоинства дай-то бог, чтобы каждый человек, утверждающий правильность этой ереси, был порот у трапа, покуда от нее не отречется.
XXXVI
В телесных наказаниях нет необходимости
Но Белый Бушлат готов спуститься с высокого топа вечных принципов и сразиться с вами, коммодоры и командиры кораблей, на вашем же поле — шканцах — и вашим же собственным оружием.
Оградив себя от плетей, вы готовы поклясться на Библии, что другим без них не прожить; вы божитесь, что без кошки о девяти хвостах надлежащей дисциплины на военном корабле не наведешь. Так вот, знайте, господа, и зарубите себе на носу, что в этом вы глубоко ошибаетесь.
«Посылайте их к Коллингвуду, — говаривал Нельсон, — он их исправит». Таковы были слова знаменитого адмирала, когда офицеры докладывали ему, что у них на эскадре нет сладу с каким-нибудь матросом. «Посылайте их к Коллингвуду». А кто такой был Коллингвуд, который мог внушить им послушание, после того как этих смутьянов и в карцере морили и кошками стегали, но нисколько не исправили?
Кем был адмирал Коллингвуд как исторический герой, скажет вам сама история; и в каком бы торжественном зале ни висели захваченные им при Трафальгаре [177] флаги, они не преминут зашелестеть при одном упоминании его имени. Но каким воспитателем был Коллингвуд на кораблях, коими он командовал, сказать, быть может, будет нелишне. Так вот, это был начальник, которому глубоко претили всякие телесные наказания; который, хоть и провел на море больше времени, чем кто-либо из тогдашних морских офицеров, долгие годы управлял своими людьми, ни разу не пустив в ход плети.
Но, вероятно, эти его матросы были истинными святыми, если не нарушали дисциплины при столь мягком начальнике? Святыми? Ответьте вы, тюрьмы и дома призрения, которые во времена Коллингвуда были во всю глубь и ширь Великобритании очищены под метелку от всех преступников и нищих, чтобы поставить экипажи для флота его величества.
Более того, это был период в истории Англии, когда ей приходилось использовать последние свои ресурсы, когда ее леса почти целиком пошли на постройку кораблей; когда британские вербовщики не только брали на абордаж в открытом море иностранные суда или умыкали матросов с иностранных пристаней, но нападали на собственных купцов в устье Темзы и даже на очаги прибрежных жителей; когда англичан сбивали с ног и увлекали на корабли, как гонят скот на бойню. И притом со всевозможной грубостью, способной довести до отчаянного сопротивления человека, вовсе не желающего, чтобы голову его подставляли под дула вражеских орудий. И в это-то время и этих-то людей Коллингвуд способен был усмирить, не тронув их и пальцем.
Я знаю, про Коллингвуда говорили, что он-де начал с применения самых крутых мер, а потом правил своими матросами, пользуясь памятью, которую оставил по себе его террор, поскольку ему ничего не стоило этот террор возродить; что все это было прекрасно известно его матросам и этим, мол, и объясняется их хорошее поведение при мягком начальнике. Даже если бы это соответствовало действительности, как объяснить тот факт, что многие американские капитаны, начавшие с того, что применяли столь же суровые наказания, как и те, которые мог бы разрешить Коллингвуд, — как объяснить то, что они не смогли поддержать порядка на корабле без последующих экзекуций, хотя команда вполне отдавала себе отчет, какими жестокими средствами располагает командир корабля? В высшей степени примечательно то, в чем я имел случай несколько раз убедиться лично: на тех судах американского флота, где сильнее всего порют, приходится пороть и всего чаще.
Но, кроме того, вообще невероятно, чтобы такими командами, которые были у Коллингвуда, состоящими из самых отчаянных головорезов и подонков тюрем, — невероятно, говорю я, чтобы людьми такого рода можно было управлять одним лишь напоминанием о плетях. Тут необходимо предположить наличие какого-то другого влияния, вероятнее всего — воздействие могучего ума и решительного, смелого духа на этот разношерстный сброд.
Хорошо известно и то, что сам лорд Нельсон считал порку неправильной мерой воздействия, и это, заметим, когда убедился, какое немыслимое в наше время возмущение могут вызвать во флоте злоупотребления властей, возмущение, выросшее, к ужасу всей Англии, в Великий Норский мятеж [178] и на несколько недель угрожавшее самому существованию британского флота.
Исследование наше мы можем углубить на двести лет назад, до эпохи Роберта Блейка [179], великого адмирала кромвелевской эпохи, когда вряд ли в его победоносных флотах существовала такая вещь, как наказание плетьми у трапа. И подобно тому как в этом вопросе мы не можем пройти дальше Блейка, так и в новейшей истории не можем продвинуться дальше нашего времени, когда коммодор Стоктон [180] во время недавней войны с Мексикой вовсе отказался от телесных наказаний на американской Тихоокеанской эскадре.
Но если из трех знаменитых английских адмиралов один питал отвращение к порке, другой почти не прибегал к ней на своих кораблях, третьему же она, по всей вероятности, была совершенно неизвестна, а американский флотоводец чуть ли не в этом году смог поддержать в военное время добрую дисциплину на целой эскадре, не имея на кораблях ни единой кошки, как катастрофически после этого оказываются очернены все морские офицеры, отстаивающие необходимость телесных наказаний во флоте!
Не может ускользнуть от рассудительного исследователя человечества, что стоящая у власти бездарность в присутствии подчиненных ей по положению лиц часто старается замаскировать свое ничтожество, напуская на себя надменно-суровый вид. Масштабы порки на американских военных кораблях во многих случаях прямо пропорциональны профессиональной и умственной беспомощности их командиров. В этих случаях закон, разрешающий телесные наказания, вкладывает плеть в руку дурака. В самых прискорбных случаях это так и происходило.
