Любовь Овсянникова - Побег аферистки
— Слушай, надо любыми правдами и неправдами дотянуть до родов, родить и передать ребенка в хорошие руки. Как тебе этот план?
Лиза задумалась, припоминая ту одну-единственную неистовую ночь, когда забеременела. Взвесив все аргументы и контраргументы, решилась ответить:
— После той ночи мне страшно видеть то, что может родиться. Мы были не людьми, а дикими зверями, в состоянии сверхнормального возбуждения. Но это не главное, это во мне говорит эмоциональное воспоминание. Главное, что я материально не готова содержать ребенка, я его не выкормлю и сама погибну. А мать нагружать не хочу, она и так еле-еле держится, ее давление изводит, гипертония.
— Тогда положись на меня, я на эти дела изобретательна, — успокоила Неля подругу. — На фабрике пообещай, что ребенка отдашь сестре, свату, брату, кому угодно, заверь их, пусть не сомневаются.
— Кто же мне на слово поверит? Да я и не поеду туда больше, практика уже закончилась.
— Но ты же была там зачислена на должность. Да?
— Ну была. Но меня уволят в связи с окончанием практики.
— Сколько тебя там еще могут продержать?
— Ну, еще месяца два, почти до самых родов. Никто же не знает точно, какой у меня срок.
— Ага. Значит, малыш появится где-то приблизительно в середине сентября. Так? Ты встала на учет в женской консультации?
— Говорю же тебе, что нет. Сказала, что состою на учете дома, по месту прописки. Да не очень меня там об этом и расспрашивали.
Подруги договорились, что Лиза вернется на фабрику и будет работать сколько сможет, а потом приедет к Неле. А дальше Неля все возьмет на себя.
— Только надо сделать вот что, — прищурила хитрый глаз Неля. — Надо у кого-то забрать пропуск на фабрику. Надо запастись чужим документом. Сможешь?
— Запросто, — не понимая, для чего это надо, сказала Лиза. — Туда недавно приехала стажироваться группа молодых разинь с какого-то местного ПТУ. Я в душевой что хочешь у них стибрю.
Девушки сидели в сквере возле своего лицея и наслаждались хорошей погодой. Только что отцвели липы и лето воцарилось по-настоящему. Нависающее над землей легкое марево жары прятало в своей вязкости лишние звуки, расширяя границы тишины. Все прошлые интересы, девичьи развлечения и благосклонности теперь были прочь сметены с лица жизни, и на чистом просторе будущего сурово обрисовывались контуры новых обязательств, избежать которых никому не дано.
— Ты тоже готовишься стать матерью, — тихо сказала Лиза. — И представляешь, как тяжело мне будет расставаться с ребенком. Не думай, что я ненормальная. Просто я все взвесила и понимаю, что таким способом спасаю маму, себя и этого малыша. Мне просто требуется время, чтобы встать на ноги. Я не знаю, что ты придумаешь, но умоляю тебя, придумай такое, чтобы года через два-три я смогла забрать свое дитя домой.
Неля обещала, что именно так и будет.
Раздел 5
1
Татьяна в полной мере понимала, что жизнь с новым лицом если и будет лучшей, более счастливой, то не сразу, а сначала пройдет трудный период адаптации — как своей собственной к окружению, так и всего окружения к ней. Она часто размышляла над этим и понимала, что форма и суть так крепко связаны в человеке, так органически переплетены, что фактически, изменив что-то одно, надо тщательно готовиться к жизни заново. Если бы кому-то удалось отвлечься от суеты будней, внимательно присмотреться и сравнить, как держалась чернавка до превращения в блондинку, и как она держится, перекрасившись, то удивился бы, насколько много в ней появилось отличий. Но людям всегда некогда, поэтому детали наших перемен остаются без внимания. Разве мы замечаем, как стареем?
В конце концов, можно провести более простой эксперимент — взять какого-нибудь горемыку, переодеть в нищего и пустить в мир, наблюдая, как он держится и как осваивается в среде, кого выбирает в друзья, к кому примыкает. А потом нарядить в костюм денди и проделать то же самое. Вы не признаете под этими двумя масками одного и того же человека. Да, это одежда и прикрепленная к ней роль таким образом влияет на человека. А что тогда говорить о новом лице? Представляете, какие изменения должны произойти с человеком? И не только внешние, которые легче наблюдать, но и внутренние, ведь у него будет меняться и глубинная суть — менталитет и мораль.
А еще эта авария, амнезия, потеря памяти, которая так медленно и капризно восстанавливается… Беда. Это уже не просто жизнь заново, а вообще считайте Татьяну другим человеком, который только слышал о той, которая когда-то жила здесь, до всех этих досадных событий. Едва слышала о ней и не запомнила всего. Вот с каким разительным явлением сейчас имела дело сама Татьяна и все, кто ее знал.
Утром было облачно. Татьяна, рисуя себе вчерашнее погребение погибшей подруги, стояла у окна и, незаметно вытирая слезы жалости по ней, наблюдала за скворцами, которые недавно прилетели и теперь возились на подстриженных газонах. Как удивительно, еще и абрикосы не цвели, а уже трава подросла так, что ее пришлось подстригать, — думала она. Через открытую форточку в палату доносились шаркающие звуки метлы, которой где-то за углом дворник собирал мусор, и запахи свежей травы. Эти запахи смущали душу, от чего девушке хотелось скорее выйти отсюда, уйти подальше от людей, побродить в полях и постараться забыть о своих жестоких напастях, о непоправимых потерях.
Она увидела, как на территорию больницы въехал черный «мерседес», неслышно, будто крадучись, проехал к стоянке и остановился. Водитель вышел из машины, обогнул ее и через двор пошел к подъезду. Вдруг из-за туч брызнуло бледное солнце, и все, кто был во дворе, превратились из темных аморфных фигур на цветные камешки калейдоскопа — они начали быстрее двигаться, громче говорить, шире улыбаться и сильнее жестикулировать. И из пасмурного утра начал вылупляться погожий день.
Владелец «мерседеса», будто почувствовав, что его рассматривают, остановился и поднял голову. И вдруг Татьяна узнала в нем Григория. Она сдержанно улыбнулась и чуть заметно кивнула главой, здороваясь. Молодой мужчина, скорее бессознательно, понемногу превращался в жениха — оделся тщательнее обычного, а главное, — приехал на машине, которую редко выводил из гаража, поскольку боялся повредить, зная, что хозяин все равно когда-то появится, чтобы забрать назад свой свадебный подарок. Тем более что срок гарантийной доверенности давно истек, и Григорий ездил на авось, до первого постового. Но иногда рисковал, как вот теперь.
Дверь в палату отворились резко и широко, и Татьяна увидела, как сюда заходят Тамара Михайловна и какая-то старуха, а сзади, пропуская посетительниц вперед, терпеливо топчется Григорий. Как эти две женщины прошмыгнули сюда, что я не увидела? — удивилась Татьяна, тем не менее пошла им навстречу, радушно разведя руки и стараясь что-то сообразить о бабке.
— Боже! — всплеснула ладонями и остановилась посреди палаты, обращая на себя внимание всех, кто здесь находился. — Сиротка моя! Да что же это ты себе надумала, что наделала, а? Куда это тебя судьба завела без отца, без матери?!
Плакальщица посмотрела сквозь Татьяну куда-то на окно и завертела головой, рассматривая присутствующих, но, очевидно, так и не сообразила, к кому должна обращаться. А у Татьяны закрутилась в голове пленка со знакомыми словами: «Эта будет убиваться и причитать, что я совершила глупость, если бы не сирота, мол, то такого бы не случилось — родители бы не допустили». Да, это должно быть моя соседка, кажется, баба Фекла.
— Фекла Несторовна, или вы меня не узнаете? — первой решила установить личностный контакт Татьяна.
— О! Это ты? — бабця замолкла и только хлопала глазами изумленно, в конце концов, пришла в себя: — И шо там тех вавок? На лбу и на бороде заживет, а в целом — красавица.
— Мы приехали доложить, что твое поручение выполнили, — сказала Тамара Михайловна. — Все сделали хорошо и еще лучше, увидишь. Так что успокойся и выздоравливай.
— Садитесь. Гриша, подай стулья, пожалуйста, — Татьяна подошла ближе к гостям, села рядом.
— Я в основном контролировала поминки, — баба Фекла чинно вытерла платком уголки губ. — Ты поручила это дело Дарке Гнедой или, может, кому-то другому, не знаю точно. Но таких пирогов, какие пеку я, никто не сделает. Вот я им приказала пироги в столовой не заказывать. Напекла своих и принесла туда. Да. Хорошо все сделали, не сомневайся.
— Спасибо, — отозвалась Татьяна. — Я дома рассчитаюсь с вами.
— Или мы чужие? Конечно, как-то будет. А ты скоро домой?
Женщины, перебивая друг друга, рассказали с подробностями, как прошло событие. Они тарахтели несмолкаемо, и чем больше Татьяна их слушала — единственный доступный ей отдых в те редчайшие минуты, когда она выбрасывала из головы свои страшные воспоминания, — тем больше обнимала ее новая тоска. Она ощущала себя чужой среди этих людей, готовых разделить с ней ее тягости.
