Кен Кизи - Песня моряка
Гринер умолк в ожидании ответа. Айк не обернулся, хоть и ощущал его требовательный взгляд. Потом на мгновение он встретился глазами с горящим взором Гринера, и это тут же напомнило ему один случай, когда мексиканский подросток гипнотизировал петуха на пари на стоянке грузовиков.
Владелец стоянки держал около пятидесяти бойцовских петухов на бетонной площадке за домом — «Пусть прыгают на раскаленном бетоне — тренируются».
Беднягам приходилось прыгать на жаре, чтобы получить хоть глоток воды, миску с которой их хозяин ставил на высокий столбик посередине.
— В качестве стимула я в нее добавляю немного дури. Поэтому мои петухи никогда не стоят на месте. И не то чтобы они всегда побеждали, зато они никогда не проигрывают. Они все время двигаются. Отвага — это замечательное качество, но я предпочитаю движение. Именно оно решает исход схватки. Кто дольше продержится. А мои пташки никогда не останавливаются.
— Я заставлю одну из них остановиться, — заметил мексиканец, сидевший в тени грузовика.
И только сейчас Айк понял, что это был Охо, еще не доросший до своих усов. Охо Браво был гораздо круче, чем предполагал Айк. Именно Охо научил его метить ногтем карточную колоду, а потом показал несколько обманных приемов, которые ему очень помогли в тюрьме. Они оказались даже действеннее карате, которому его обучали на флоте.
— Никогда, разве что расшибешь ему голову или подсыпешь отравы, — ответил владелец.
— Я просто его загипнотизирую. Владельцу пришлось отлавливать своего самого крутого чемпиона филиппинской породы с багряно-зеленоватым оперением, который метался на своей нейлоновой привязи из стороны в сторону как заведенный. После некоторых усилий владелец ухватил бечеву и намотал ее на руку. Потом отвязал ее от столбика и вручил петуха Охо. Мальчик опустился на колени на раскаленный бетон и зажал птицу между бедер, так что бечевка оказалась на земле, за сопротивлявшимся петухом.
— И не вздумай его связывать, — предупредил владелец. — Так мы не договаривались.
И присутствовавшие дружно закивали. Охо не обратил на них никакого внимания. Судя по его сосредоточенности, было очевидно, что он задумал нечто гораздо более серьезное. Он замер. А петух продолжал биться, пока Охо не ухватил его лишенную гребешка голову. Потом, зажав его хвост между своими залатанными коленями, мальчик осторожно пригнул голову птицы к пыльному бетону, а другой рукой натянул привязь дюймов на двадцать вперед, так что та стала как бы продолжением клюва, и большим пальцем прижал ее к земле.
— Прежде всего им надо вбить в голову представление о прямой линии…
Охо подвигал бечевой, и налитые оранжевые глаза петуха проследили за ней взглядом. Айк понял, что петух усвоил представление о прямой линии.
— …а потом они должны понять, что она бесконечна…
Охо осторожно приподнял палец. Петух скосил глаза и сконцентрировал взгляд там, где заканчивалась бечевка, в двадцати дюймах от его клюва. Охо раздвинул колени, встал и на цыпочках отошел назад, прижав палец к губам.
— Загипнотизирован. А теперь он будет пребывать в этом трансе, пока что-нибудь не нарушит его. Пока не заснет или не получит тепловой удар. Деньги на бочку.
Все были настолько потрясены, что выложили деньги без малейших возражений. И тут же начали заключаться новые пари на время, которое петух пробудет в этом состоянии. Петух абсолютно неподвижно стоял в этой позе на палящем солнце ровно двадцать минут и сорок секунд. Потом порыв ветра от проходившего мимо грузовика сдул пенополистироловый стаканчик. И петух, покачиваясь и моргая, поднялся на ноги.
Похоже, Гринер каким-то образом перенял этот фокус у Охо — сначала он заставлял усвоить концепцию, а затем выдержать свой долгий, тяжелый и искренний взгляд, уводящий в бесконечность. Абсолютную бесконечность, гарантировавшую выход. Вследствие какого-то поворота судьбы или по чистой случайности, обрушившейся на него как гром среди ясного неба или как хук слева по правому виску, Тэду Гринеру была дарована эта способность. И теперь она красноречиво сквозила в нежном взгляде его карих глаз, требуя своей реализации. Это была его единственная благодать. Он совершенно не нуждался в испепеляющем взоре, культивируемом большинством современных Распутиных. Он прекрасно обходился и без харизмы, и без наглости. Ему даже Христос был не нужен. По крайней мере, до тех пор, пока эта чертова бечевка заканчивалась у его лица.
Айк решительно отвел взгляд в сторону и снова уставился на скудный пейзаж. До него донеслось шарканье босых ног Гринера, и он почувствовал, как тот подошел к нему и остановился рядом, повернувшись лицом к заходящему солнцу.
— Прости меня, я увлекся, — произнес он. — Я забыл, с кем говорю. О чем ты думаешь, глядя туда? Айк Соллес не из тех, кто станет беспричинно отворачиваться, не так ли?
Айк улыбнулся и скосил глаза, чтобы дать понять Гринеру, что он уже видал конец бечевки раньше и не один раз, после чего снова повернулся к обнаженному Белому перевалу. Решение было уже принято. И он знал, что надо делать.
— Знаешь, о чем я думаю, Гринер? О том, что вы уничтожили прекрасную тундру ради нескольких тарелок овощных салатов. Так что теперь это напоминает лунный пейзаж.
— Она и так уже была мертва, — возразил Гринер. — Выжжена дожелта, как подгоревшая яичница. Тундра не может существовать при такой жаре, которая стоит теперь после наступления парникового эффекта…
— После улучшения погоды она могла бы возродиться, если бы ты оставил в ней какие-нибудь споры и семена.
Погода никогда не улучшится, — с беспрекословной уверенностью рявкнул Гринер. И Айк понял, что он может и оборвать конец бечевки, если это понадобится.
Может, и улучшится.
— Нет! Даже если ты забудешь о слове Божьем и будешь читать только метеорологические сводки, то и тогда ты поймешь, что она становится только хуже. Мы собственными руками создали преисподнюю и теперь сгорим в ее адском пламени! Айк с удовлетворением отметил, что Билли опять промолчал. Похоже, Кальмар снова погрузился в сон. Грир тоже закрыл глаза. И Гринер понизил голос, чтобы не разбудить их.
— Знаешь, твои друзья останутся здесь. Все имеют право на образование, даже наркодилеры и прелюбодеи. Это университет ебаного Судного дня, Соллес, и мои студенты проходят здесь интенсивный курс обучения. У них нет времени на то, чтобы играться в Голливуд, им надо готовиться к экзамену. И ты это знаешь, и я это знаю. Так что им придется остаться. Как и тебе, брат. От всей души хотел бы убедить тебя…
Айк глубоко вдохнул и, сложив руки на груди, выдохнул.
— Знаешь, о чем я на самом деле думал, глядя, как в этот смог садится солнце? Я думал об одном чуваке из Калифорнии, который умел гипнотизировать петухов. Толстощекий мексиканский парнишка. Видишь, как раздулись щеки у солнца? Вот у него тоже такие были…
И пока они так стояли бок о бок, глядя на горизонт, Айк поведал Гринеру всю историю об Охо и филиппинском петухе, стараясь говорить максимально доверительным тоном. Словно делился с ним каким-то секретом.
— Хитрый фокус, — пробурчал Гринер под конец, но было видно, что история произвела на него впечатление.
— Он научил меня потом и другим хитрым фокусам. Например, закатный фокус — отлично действует на людей. Складываешь руки и начинаешь смотреть на заходящее солнце, вот как я, видишь? Рядом встает еще кто-нибудь — как ты, например — поднимает руки и тоже начинает смотреть на солнце. Нет, ладони нужно повернуть к солнцу — вот так. Потом тот, что стоит слева — то есть я — берется своей левой рукой за правый бицепс соседа и… без предупреждения швыряет его!
Айк никогда не пользовался этим приемом, разве что несколько раз отрабатывал его на груше в тюрьме, но он отлично представлял себе его действие. Правое предплечье свободно отлетает в сторону на уровне груди, рывок увеличивает его отмашку, а ребром правой ладони наносится удар по незащищенному солнечному сплетению противника, причем его встречное движение увеличивает силу удара. Прямо в брюхо. Единственная неожиданность для Айка заключалась в том, что конкретно это брюхо оказалось очень твердым. Под толстой тканью комбинезона оно было твердым, как доска. Господи, там же была Библия! Гринер не шелохнулся. На какое-то мгновение Айку стало плохо, и он подумал, что, вероятно, переборщил с фокусами Охо. Потом руки черного гиганта упали, и он рухнул навзничь на ступеньки крылечка.
Раздавшийся грохот вывел Билли и Грира из транса, а трясущегося Арчи Каллигана заставил выползти из-за рефрижератора.
— Айк! Глазам своим не верю! Ты уложил этого жеребца!
— Он застал его врасплох и уложил его, — с гордостью пояснил Грир. — Классно! Он даже не дышит.
— Свяжите его! — прошипел Билли Кальмар со своей лежанки. — Спеленайте его! Он не дышит, но глаза у него открыты.
