Лев Овалов - Медная пуговица
– Что за дело?
– Видите ли… – пролепетал я, – я слышал, что у вас есть несколько книжек, приобретенных у здешних букинистов, определенного содержания. Если бы вы могли со мной поменяться…
И я с трогательной непосредственностью рассыпал перед ним свои картинки.
– О! – сказал Пронин с оживлением. – Где вы это достали?
С видом знатока он стал их рассматривать.
– Что же вы хотите за свою коллекцию? – деловито спросил он.
– Я слыхал, что у вас есть несколько французских книжек, – сказал я. – Если бы мы могли обменяться…
– Пожалуй, я бы на это пошел, – задумчиво сказал Пронин. – Сегодня вечером, после службы…
– Нет, мне нужны эти книжки именно сейчас, – настаивал я. – Я обещал достать их к одиннадцати.
– Какой это барышне вы хотите дать урок, господин Берзинь? – заметил кто-то из присутствующих. – Хотел бы я на нее взглянуть!
– А вы отлучитесь, Гашке, – посоветовал дежурный офицер. – Господин Берзинь на машине, вы слетаете с ним за полчаса, жалко упустить такой случай…
Пронин колебался.
– Если книжки мне подойдут, – добавил я, соблазняя Гашке, – я добавлю к карточкам несколько бутылок французского коньяка.
– Валяйте, Гашке! – сказал офицер. – Вечером вы нас угостите, я давно не пил французского коньяка.
Тогда Пронин как будто решился.
– Ладно, – сказал он. – Поедем. Я живу в общежитии гестапо.
Под общее одобрение мы покинули комендатуру и вышли на улицу.
Но Пронин заговорил со мной только тогда, когда мы очутились в машине и тронулись с места.
– Я бы сказал, вы довольно смело действуете, майор Макаров, – не слишком одобрительно заметил он. – Что там у вас стряслось?
– В Риге находится кто-то из генералов заокеанской разведки, – объяснил я, полагая, что удивлю Пронина. – Я только что от него.
Но Пронина, кажется, нельзя было удивить ничем.
– Догадываюсь, – коротко отозвался он. – Сегодня у нас в гестапо черный день. Все в Риге говорят о приезде видного промышленника из Южной Америки. Эдингер, конечно, осведомлен, кто это такой, и пребывает в большом миноре. Во-первых, в этом деле обошлись без него, а во-вторых, дали, вероятно, понять, чтобы он вообще не совал своего носа. Тут действуют фюреры покрупнее и посильнее Эдингера. Поэтому громы и молнии в данном случае он может метать только против своих подчиненных. Сам я, разумеется, не знал точно, кто прибыл, но можно было предположить…
– Нет, он говорил вполне откровенно, – объяснил я. – Генерал Тейлор.
Мы неторопливо двигались по городу.
– Ну а чего он хочет от вас? – насмешливо спросил Пронин. – Вербует в американскую разведку?
– Конечно, – отозвался я. – Хочет послать обратно в Россию и обещает мне там высокий пост.
– Нет-нет! – решительно сказал Пронин. – Вы еще нужны здесь. Соглашайтесь на все, но скажите, что на какое-то время задержитесь. Намекните на привязанность к Янковской…
Он попросил меня подробно изложить разговор с Тейлором, и тут выяснилось, что рассказывать мне почти нечего.
– Он больше занимался философией, – объяснил я. – Наподобие бальзаковского Гобсека поэтизировал власть денег, а практически… – Я пожал плечами. – Практически ничего.
Пронин усмехнулся.
– Что ж, он может позволить себе такую роскошь, у него найдется кому заняться техникой. Понимает, что новичков нужно идейно подковать. Но учтите, философия философией, а палец в рот ему не клади…
Мы доехали до общежития, Пронин скрылся на несколько минут в здании, вышел с книжками, бросил их на сиденье – ни он, ни я на них даже не взглянули, – и я повернул обратно.
– Кажется, все ясно, – произнес Пронин. – Соглашайтесь. Но Ригу пока что вы покинуть не можете. Скажите, что вам нужно собрать здесь ценную информацию, сочините что-нибудь…
Все это было ясно и мне самому, и я огорчился, что напрасно потревожил Пронина.
– Выходит, беспокоил вас зря, – заметил я. – До всего того, что вы сказали, мне следовало додуматься самостоятельно.
– Вы ошибаетесь, – ответил Пронин. – О таких вещах обязательно надо докладывать, я мог бы и не знать о приезде этого господина, а это очень важно. В нашей работе нельзя пренебрегать ничем. Этот случай надо использовать возможно лучше. Не исключено, что при втором посещении вы услышите что-нибудь конкретное…
Я довез Пронина до гестапо и отдал ему картинки.
– Ну а какой банк выбрать? – пошутил я на прощание. – Шведский или швейцарский?
Пронин опять усмехнулся.
– Я бы выбрал шведский, – шутливо посоветовал он в тон мне. – В данном случае я вполне солидарен с мистером Тейлором, шведский, по-моему, солиднее.
Он вышел из машины, махнул на прощание рукой и скрылся в подъезде, а я прямым ходом помчался на улицу Кришьяна Барона.
В знакомой передней сидели двое каких-то людей в синих комбинезонах, а тот, кто впускал меня в первый раз, вышел мне навстречу, улыбнулся как старому знакомому и повел в одну из комнат.
– Ну, что вы решили? – весело спросил он меня. – Жить или умереть?
– Если бы я решил умереть, я бы сюда не вернулся, – ответил я ему в том же веселом тоне.
– Вы правы, – согласился со мной провожатый. – Садитесь, вам придется подождать, – сказал он. – Мистер Тейлор освободится не раньше чем через сорок минут.
Но освободился он гораздо скорее.
На этот раз меня не пригласили в темную комнату. Тейлор сам вышел ко мне.
Больше он от меня не прятался.
Да, плотный человек ниже среднего роста и с таким невыразительным лицом, которое могло бы озадачить любого художника…
– Рад вас приветствовать, майор, – сказал Тейлор и даже протянул мне руку. – Теперь у нас будет деловой разговор.
Он по-мальчишески сел верхом на стул – лицом к спинке – и положил на нее обе свои руки.
– Идея госпожи Янковской превратить вас в англичанина годится только для немцев, – сказал он. – Я думаю, в данном случае госпожа Янковская руководствовалась личными соображениями. Ведь своей жизнью вы обязаны ей, это вы знаете. Но для нас Россия более трудна, чем Англия, и здесь мы не можем терять ни одной возможности. Мне кажется, вы можете стать отличным агентом. А пока что вы получите одно конкретное задание.
Он покровительственно посмотрел на меня.
– Вам понятно, чем занимался здесь Блейк? – спросил он и не дал мне ответить. – Все эти штучки с мелким шпионажем… Не в них дело! Он создал здесь агентурную сеть английской секретной службы, немногочисленную, глубоко законспирированную и способную выполнять любые ответственные задания. Эта сеть создана политикой дальнего прицела. Она особенно активизируется после войны. Если победят немцы, будет действовать против немцев, если победят Советы, значение ее будет еще важнее. Мы должны ее выявить и заставить работать на себя. Мы пытались купить этого несчастного Блейка, но в него слишком въелись дегенеративные предрассудки английской аристократии. Он отказался передать нам своих агентов, и его пришлось устранить. Но дело в том, что список, который он отправил в Лондон и который удалось достать для нас госпоже Янковской, не имеет реальной ценности. Несколько десятков распространенных фамилий. Людей с такими фамилиями тысячи, и мы не можем опросить тысячу человек, для того чтобы узнать, кто из них является агентом Интеллидженс сервис! К списку имеется какой-то ключ, но мы этого ключа не имеем. Госпожа Янковская вам поможет, и вы сделаете для нас эту сеть реальной…
Он вдруг поднялся и с несвойственной ни его положению, ни его возрасту быстротой вышел из комнаты и через несколько минут вернулся.
– Я вам тоже помогу, – сказал он. – Мы знаем фамилию одного из агентов Блейка. Этот агент был когда-то связан с нами. Он получит приказание явиться к резиденту английской секретной службы. Попробуйте при помощи этого человека поискать ключ. Мы вас не торопим. Но эта сеть нам нужна, и вы должны ее нам дать. А после этого отправим в Россию. В свое время мы поставим вас об этом в известность.
Неожиданно он перешел на специфический полицейский жаргон.
– Но смотри не вздумай крутить хвостом, или мы шлепнем тебя с двадцатого этажа! – многозначительно пригрозил он, обращаясь ко мне на «ты». – Ничего, ничего, не бойся, я же вижу, ты свой парень, и ты хорошо у нас заработаешь…
– Ну а на самом деле? – спросил я. – Какие гарантии я буду иметь в том, что в один прекрасный момент ваши люди не прижмут меня к стенке и не превратят в мокрое пятно?
Тейлор чуть-чуть улыбнулся.
– Я вижу, ты предусмотрительный парень, – с некоторым даже расположением промолвил он. – Что ж, это правильно…
Затем он покопался в кармане своего пиджака и вдруг решительно подал мне пуговицу – довольно большую круглую медную пуговицу, на поверхности которой было вытиснено изображение трехлистного клевера.
