Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие
— Да, Бесси.
— Мы нашли друг друга.
— Да, Бесси.
— Мама родная, как же я по тебе тосковала! Помнишь ту квартирку, в Бэттерси? Ну, теперь все в наших руках. Ты ничего не можешь мне дать, кроме любви, милый, но больше ничего и не нужно. Кстати, я не слишком самонадеянна? Ты меня любишь? Прекрасно. И впрямь, лучше спросить. А ты знаешь, чем мы теперь с тобой займемся? Я собираюсь прокатить тебя по Европе. Начнем с Парижа, а продолжим там, где нам заблагорассудится.
— Получается второй медовый месяц.
— Второй, скажешь тоже! У нас и первого-то не было. Я не могла оставить свои байки, а ты пустился в очередное турне с каким-то мерзопакостным фарсом.
— Это была драма с убийствами.
— Ты думаешь? Ах, какая разница! Главное, что медового месяца у нас так и не было. Ничего, мы это исправим. Ты ведь не бывал за границей?
— Однажды был в Дьепе.
— Это здорово. Зато ты не видел сияющей Сиены, колдовской Кордовы, стоглавого Стокгольма и Грецию, колыбель грез. А когда мы приедем обратно, ты примешься за пьесу.
Подойдя к дому, Салли увидела, что до исхода остались считанные секунды. Лейла Йорк сидела за рулем, а ее муж запихивал сумку вместе со змеиным лукошком на заднее сиденье.
— Дело сделано. Я ему сказала.
— Как он это принял?
— Кажется, впал в оторопь. Никак не поймет, что можно вообще уехать из Вэлли Филдс.
Лейла Йорк заметила, что во всякой избушке — свои погремушки, а если у мистера Корнелиуса плохо с головой, его надо пожалеть, и включила зажигание. Машина уже неслась по дороге, когда Джо вдруг испустил громкий вопль:
— Бесси!
— Да?
— Знаешь, что случилось?!
— Нет.
— Мне кажется, я забыл уложить Мейбл!
— Ты прямо рассеянный убийца с большой дороги. А кто же эта самая Мейбл?
— Да ты ее помнишь. Такая зеленоватая, в яблочках.
— А-а, снова эти твари поганые… Ты уверен?
— Ну, не уверен, но мне кажется…
— Ладно, забудь. Моллою будет компания.
22В «Бухте», угодьях мистера Корнелиуса, воцарилась совершенно нетерпимая атмосфера. По всем помещениям дома расползлись тлетворные пары, превращая приветливую загородную виллу (с городской канализацией, центральным водоснабжением, четырьмя спальнями, двумя гостиными и необходимыми службами) в безутешную юдоль плача. Скорбь — вот то слово, что само просится на уста.
Когда Салли сообщила, что, получив известия о внезапном отбытии знаменитой постоялицы, мистер Корнелиус впал в оторопь, она не погрешила против правды. Он был глубоко потрясен этой новостью, тяжким испытанием для его патриотических чувств. Казалось почти неправдоподобным, как человек, снискавший возможность проживать в Вэлли Филдс, по зову минутной блажи способен этим пренебречь. Лейла Йорк, бесспорно, небожительница, взрезающая своим скальпелем женское сердце, но и небожители должны знать, где остановиться. И когда вечером он сел за стол с миссис Корнелиус, предвкушая жутковатую трапезу, в которой первые роли отводились какао, копченой селедке и розоватому бланманже, душа его томилась.
Миссис Корнелиус тоже было не по себе. Она была женщина твердая и уравновешенная, как правило — не подвластная сильным переживаниям, однако нынче страдала так отчаянно, что копченая селедка содрогалась, проделывая путь к ее устам. Даже мистер Корнелиус, не отличавшийся наблюдательностью, обратил на это внимание, и когда дело, наконец, дошло до того, что она отодвинула бланманже, он счел, что пришла пора кое-что выяснить. Только душевный катаклизм небывалых масштабов мог отвратить ее от блюда, которое, хоть и напоминало вкусом прокисшую промокашку, всегда было одним из любимейших.
— Ты, кажется, чем-то расстроена, — сказал он.
Миссис Корнелиус смахнула слезинку и порывисто вздохнула. Она дала себе слово отложить объяснения для более подходящего момента, но эта мука оказалась ей не по силам.
— Хуже, чем расстроена, Перси. Я просто места себе не нахожу. Мне не хотелось заводить разговора за столом, потому что знаю, как быстро реагирует твой желудок, и однако, молчать я не могу. Дело касается мистера Виджена.
— А, вот как? Он, бедолага, стонал сегодня в саду.
— Ты мне рассказывал. Так вот, мне удалось узнать, в чем дело. Я беседовала с его кузеном, полицейским, когда ты еще не вернулся с работы. Он мне и объяснил. Все этот Моллой!..
— Ты имеешь в виду мистера Моллоя из «Приусадебного мирка»?
— Того самого, но лучше назвать его мистером Моллоем из Вормвуд Скрабз.[61] Это отъявленный мошенник! Мистер Виджен сказал кузену всю правду. Моллой убедил мистера Виджена вложить все средства в убыточную акцию, и теперь у мистера Виджена за душой — ни гроша.
— Ты хочешь сказать, что «Серебряная река», которую он так расхваливал, — пустышка?
— Вот именно. И Моллой об этом знал! Он умышленно присвоил себе деньги мистера Виджена. Обчистил его до последнего пенса.
Мистер Корнелиус побагровел. В грозном упреке взметнулась борода. Фредди ходил у него в любимчиках.
— Этого я и боялся, — промолвил он. — Никогда не доверял Моллою. Помню, я покачал головой, когда юный Виджен поведал мне о том, как он продал ему вышеупомянутые акции. Невозможно поверить, что американский бизнесмен принесет в жертву солидный куш лишь потому, что ему кто-то приглянулся! Все складывается прескверно. Виджену, насколько я знаю, необходимо иметь три тысячи фунтов, чтобы вложить их в какой-то кофейный концерн. Он полагался на эту «Серебряную реку». Думал, что она поднимется в цене.
— А кроме того, он обручен с этой милой девушкой, секретаршей мисс Йорк. Теперь, естественно, пожениться они не смогут. Ты еще удивляешься, что я не ем бланманже! Не понимаю, как сам ты его ешь.
Мистер Корнелиус, все свои реплики размеренно приправлявший розоватой субстанцией, виновато опустил ложечку, и воцарилось смущенное молчание. Нарушил его донесшийся из залы телефонный звонок. Хозяин пошел брать трубку, а вернулся, с трудом переводя дыхание. За бородой проступил чеканной твердости лик, как у высокопоставленного друида, обнаружившего раскол в пастве.
— Это звонил Моллой, — возвестил он. — Спрашивал, уедет ли мисс Йорк из «Приусадебного мирка», поскольку он хотел бы снова занять дом. Я ответил ему внятно и коротко.
— Надеюсь!
— Я сказал ему, что мисс Йорк и в самом деле уехала. Он выразил удовольствие и сообщил, что сообщит мне свои планы через пару дней. Тогда я объяснил ему, что ни при каких обстоятельствах даже заявления от него принимать не буду. «Я знаю все, — сказал я. — Такие люди, как вы, недостойны "Приусадебного мирка"». Словом, высказал, что я о нем думаю.
— А он что ответил?
— Кажется, я уловил нечто похожее на «Тьфу!» Потом он повесил трубку.
— Прекрасный поступок, Перси. Жаль, что я тебя не слышала.
— Да. Жаль. Они помолчали.
— Знаешь, я, пожалуй, отщипну бланманже, — сказала миссис Корнелиус.
Полагая, что обвинение Мыльного тронет и обрадует самые закаленные сердца, мистер Корнелиус был прав. Только единожды за всю свою жизнь ему доводилось выражаться еще недвусмысленней, когда им был пойман с поличным отпрыск семейства, обитавшего в «Приусадебном мирке» в довидженовский период, — прелестный мальчуган лет девяти от роду, который вел прицельный огонь из рогатки по кроличьим клеткам. Но какой бы сокрушительной ни была его речь, Мыльного, нередко выслушивавшего обвинения из уст профессионалов, она нимало не покоробила. Он был не из тех, кого может вывести из себя резкое слово, да и физическое насилие. Стычка с Пуфиком Проссером в ресторане «Баррибо», к примеру, показалась ему тривиальной до такой степени, что он едва упомянул о ней в разговоре с женой. Подобные происшествия проходили у него по разряду профессиональных издержек, и он побыстрей выбрасывал их из головы. В разоблачениях квартирного агента его заинтересовало лишь сообщение о том, что Лейла Йорк выехала из «Приусадебного мирка». Водворив на место трубку, он стал с нетерпением поджидать еще ни о чем не ведающую Долли. Та обеспокоилась нехваткой двух-трех нужных мелочей, и незадолго до этого вышла прогуляться по магазинам.
— Солнышко! — вскричал он, когда дверь наконец отворилась. — Только подумай! Вот это новости!
Долли, которая принялась было раскладывать свои приобретения, если только это несколько мягкое слово здесь уместно, порывисто повернулась к нему.
— Неужели…
— А то!
— Уехала?
— С вещами.
— Кто тебе сказал?
— Да Корнелиус этот. Только что говорил по телефону.
— Вот это да! — воскликнула Долли.
Ей довелось испытать все положительные эмоции генерала, который видит плоды выбранного им плана кампании и сознает, что готов отличный материал для будущих мемуаров.
