Халлдор Лакснесс - Возвращенный рай
Он вытащил из узелка леденцы и протянул их девушке. Она на минуту прекратила работу, взяла один леденец и положила его в рот. Затем вытерла глаза, поблагодарила и сказала:
— Я не могу сидеть, меня же наняли на работу.
— Ты честная девушка, но никто тебя не упрекнет за то, что ты разговаривала с гостем. Вежливость прежде всего.
Грабли взлетели в воздух и застыли на секунду. Девушка взглянула на незнакомца.
— Как зовут тебя? — спросила она.
— Тьоудрекур-мормон.
— Значит, правда, что мормоны существуют? — изумилась девушка.
— Если они внезапно не вымерли сразу все до одного, — сказал епископ.
— От кого же, наконец, можно услышать правду?
— Твой отец не подался бы за океан, если бы считал меня лжецом.
— Ну что играть со мной в прятки? — сказала девушка. — Ты думаешь, я не знаю, что земля и небо — разные вещи?
— Да приидет царствие твое на земле как на небе, — сказал мормон, — Может быть, ты думаешь, что и Спаситель выдумка?
— Я не понимаю языка Библии, — сказала девушка. — Во всяком случае, теперь больше не понимаю.
— Царство божие в Юте ничем не отличается от небесного царства, и там живет твой отец.
— Так живой он или нет?
— Для мормонов смерти не существует. У нас только одно царство. Одно раз и навсегда.
— Так я и предполагала, — сказала девушка. — Ну, мне нужно сгребать сено.
Епископ немного рассердился:
— А я говорю — кончай. Ты не будешь больше работать. Я приехал сюда, чтобы забрать тебя и отвезти к отцу. Где твоя бедная мать? Кажется, у тебя есть брат и еще кто-то, если верить людям? Где они все?
— Если бы я продолжала верить сказкам, я бы решила, что ты привидение или домовой. Простите, вы что — пастор?
— Я пришел от твоего отца…
— А вы убеждены, что ищете меня, а не другую девушку? — спросила она. — Может быть, перепутали имена?
— Разве у него не было лошади?
— Да, у нас была лошадь.
— И шкатулка?
— Шкатулка?.. Откуда вы знаете? Значит, правда, что отец жив? Не по Библии, а вот так, будто он здесь, сидит на пригорке! Не чудится ли мне все это, как обычно?
Паренька епископ нашел в другом конце прихода, где он работал у крестьянина за еду. Он возил на лошадях сушеный торф. Торф набился ему в нос, в рот. На парнишке была большая шляпа, из-под которой торчал обесцвеченный солнцем и дождем клок волос.
— Видно, тебя, мой мальчик, не стригли с самого Первого дня лета, точно так же, как меня в детстве, — сказал епископ. — Что ты собираешься делать?
— Везти торф к дому, — ответил парень.
— Оставь, не надо.
— Хозяин ждет. Он укладывает торф, мне нельзя задерживаться. Могу я попросить у тебя понюшку, добрый человек? — спросил он. — У меня вышел весь табак.
— Дай-ка мне посмотреть на твой нос! — сказал епископ, подходя к мальчику и внимательно рассматривая его. — Ну да, у тебя же в носу нюхательный табак. А я-то подумал, что это торф. Едва ли ты научился этому у своего отца!
— Мой отец умер в чужой стране…
— Не спеши утверждать это, мой друг, — возразил епископ. — Может быть, он так же умер, как я?
— Я думаю, будь он жив, он не допустил бы, чтобы нас взял на иждивение приход. Он потомок Эгиля Скаллагримссона, норвежских королей и самого Харальда Боезуба.
— Ступай к ручью, мальчик, и тщательно вымой свой пос — снаружи и внутри. А я тем временем отведу лошадь с торфом к твоему хозяину. Я хочу освободить тебя от этой работы, а потом возьму с собой, чтобы ты сам убедился, умер ли твой отец.
— Он болен какой-нибудь страшной болезнью? — спросил паренек.
— Не страшнее тех, которым подвержены все мы: простуда, расстройство желудка иной раз от переедания на рождество.
— Ты видел его вчера? — спросил паренек.
— Да, вчера… если отбросить три года.
— Значит, уже после того, как он исчез?
— Можно сказать, я с ним попрощался.
— Его похоронили? — спросил мальчик.
— Не в тот раз, мой друг, хотя с тех пор его много раз могли похоронить.
Парень таращил глаза на епископа, снял шляпу, теребил волосы, словно раздумывая, как воспринять эту новость.
— Я все же уверен, многое говорит за то, что отец умер, — произнес он наконец, скорее из упрямства, нежели из убежденности, и поглядел вслед удаляющемуся епископу, который вел лошадь, груженную торфом. Однако после некоторого раздумья парень направился к ручью и стал умываться.
Жена Стейнара отыскалась в долине, на хуторе у дороги, где она перебивалась вместе с двухлетним мальчонкой — ребенком ее дочери. Она была слишком слаба здоровьем, чтобы ее могли использовать на крестьянской работе. Поэтому-то ее послали на этот хутор следить за домом, пока хозяин и его жена находятся в поле. Она вышла на порог с маленьким Стейнаром на руках.
Епископ Тьоудрекур протянул ей руку и дал кусочек жженого сахара ребенку.
— Крестьянин и его жена еще возятся в поле с сеном, хотя уже поздно. Они скоро придут. Может быть, они задержались на лугу, собирая ягоды для пастора. Я могу показать тебе туда дорогу.
— Кто ты, миссус? — спросил он.
— Я вдова, — ответила женщина. — Мы когда-то жили в Лиде, в Стейнлиде. Поцелуй дядю, детка, за сахар. Что-то я не знаю тебя, добрый человек, хоть и долго прожила у дороги. Ты, наверно, с востока?
— Ну что же, можно сказать и так. Это столь же далеко на востоке, сколь и на западе.
— Жаль, славный человек, я живу на иждивении прихода — у меня нет ничего… Будь жив мой муж, блаженной памяти, он бы предложил тебе отдохнуть с дороги и расспросил о новостях.
— Главное — добрые намерения, — сказал незнакомец. — Большое тебе спасибо за твою любезность. Но так уж получилось, что я в Исландии чувствую себя лучше сидя на камне, чем в доме. Это у камня, где привязывают лошадей, мы познакомились с ним, с человеком, о котором ты упомянула. Если тебя интересуют новости, миссус, то я мало что знаю. Но тебе я могу сообщить кое-что интересное. Ты назвала себя вдовой, спешу тебя заверить — ты ошиблась, миссус. Ты такая же вдова, как и я. Твой муж послал меня к тебе и просил передать вот эту пачку иголок.
Женщина одной рукой смахнула туман, застилающий глаза, другой рукой взяла иголки. Она долго рассматривала маленький черный пакетик — зрение у нее стало плохое.
— Хорошо получить пачку иголок, — сказала женщина. — Они всегда могут сгодиться в хозяйстве, только бы глаза были в порядке. Много я наслушалась всяких небылиц за последнее время, и оказывается, все это была правда. Вот только много лет я чувствую ужасную пустоту в голове и такую тревогу на сердце, что, как ни стыдно признаться, я подчас не знаю, где я — на небесах или на земле. Одно я твердо знаю: вся мудрость мира всегда с моим Стейнаром — жив он или мертв. Вот видите, он послал мне пачку иголок! Теперь бы недурно иметь еще немножко ниток…
— Премудрость не следует переоценивать, миссус, — сказал епископ.
Женщина ничего не ответила и ни о чем не расспрашивала. То ли она была слишком поглощена иголками, то ли подумала, что человеку, пославшему ей иголки, живется так хорошо на небесах и на земле, что все расспросы излишни. При виде усталого странника на большой дороге ей пришли на ум реки, которые в этой части страны были таким препятствием на пути.
— А не трудно было переправляться через реки после всех этих дождливых дней? — спросила она.
— А тебе, миссус, доводилось переправляться через реки?
— Упаси боже! До сих пор не было нужды в этом. Разве только через ручеек на хуторе. Зато моему Стейнару пришлось переправляться через бурные потоки.
— Ну, теперь все будет по-иному, миссус, — сказал незнакомец. — Я приехал, чтобы забрать тебя и привезти к нему. У меня есть письмо об этом, — могу показать. Он собирается построить тебе дом из кирпича.
— Прости, но кто же ты, неизвестный человек? — спросила женщина.
— Меня зовут Тьоудрекур-мормон. Ты что, плохо слышишь? Меня послал к тебе твой муж — Стоун П. Стенфорд из Юты в Америке. Он хочет, чтобы ты приехала к нему.
— Хоть ты и выглядишь человеком степенным, далеким от праздной болтовни, я должна расстаться с тобой. Мне нужно приглядывать за внуком. Разъезжать мне недосуг. Моя Стейна слишком молода, и приходской совет нашел, что в ней еще не пробудилось материнское чувство, поэтому ребенка вверили мне. Он стал мне почти так же дорог, как его дед. Надеюсь, имя Стейнар будет сопровождать меня до конца моих дней. Большое спасибо за то, что ты привез мне иголки. Он был одаренным человеком и хорошим мастером. Он был словно луч света в нашем доме… А как привязан он был к своим детям! Как знать, может, в один прекрасный день он еще спустится к нам с облаков. Прости, мне пора идти, я не могу больше стоять и болтать — у меня полно всякой работы по дому.
Глава двадцать четвертая. Девушка
