Кнут Гамсун - Редактор Линге
— Меня? Что-нибудь такое, чего я не знаю! А я хотѣлъ васъ поблагодарить…
Онъ глазами указалъ на деньги, лежавшія на столѣ; но она перебила его:
— Простите меня, я нехорошо вела себя по отношенію къ вамъ.
— Ахъ, пустяки, зачѣмъ ей просить прощенія, можетъ быть даже въ этомъ былъ виноватъ онъ самъ.
Онъ возразилъ:
— Вы можете обращаться со мной, какъ вамъ угодно. Впрочемъ, вы были такой, какъ всегда… да, да, я хочу сказать…
— Нѣтъ, я все-таки надѣюсь, что это не такъ, — сказала она смѣясь. Потомъ она прибавила очень серьезнымъ голосомъ: — Я не знаю, я была такой раздражительной, совсѣмъ больной отъ злости. Вы замѣтили?
— Нѣтъ.
— Да, это было такъ. Но я никогда не буду больше такой, Хойбро. Это не давало мнѣ покоя; я хотѣла въ тотъ же вечеръ попросить у васъ прощенія, но когда постучала въ вашу дверь, вы мнѣ не отвѣтили.
— Такъ это, значитъ, были вы! Я это предчувствовалъ, но у меня не хватало смѣлости смотрѣть на васъ, посмотрѣть вамъ въ глаза. Иногда человѣкъ дѣлаетъ такія вещи, что приходится опускать глаза. Но вы, вѣдь, не можете стать на мѣсто этого человѣка. Вы — нѣтъ.
— О, нѣтъ, я могу стать на его мѣсто. Есть скрытые грѣхи, заставляющіе опускать глаза.
Онъ принялъ это за полуотвѣтъ, за предложеніе продолжать:
— Ну, и что же дальше?
Она хочетъ показать, что можетъ понять и простить. Онъ приготовился разсказать ей свой грѣхъ, свой обманъ, свой подлогъ; ему нужны были деньги, чтобы заплатить пари, пари на честное слово, онъ принесъ документъ и получилъ подъ него деньги.
Онъ началъ:
— Это случилось такъ…
Но она опять перебила его:
— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Вы ничего не должны мнѣ разсказывать! Мы ничего не будемъ другъ другу разсказывать, не правда ли? Нѣтъ, милый мой, не будемъ грустить хоть сегодня вечеромъ, а то мнѣ право нехорошо. Я больше не въ состояніи…
Она сдѣлала большое усиліе, чтобы не расплакаться.
Онъ былъ такъ пораженъ, что не могъ дальше продолжать, и не сказалъ больше ни слова. Одну минуту онъ думалъ о томъ, что надо поблагодарить ее за деньги; но она перебивала его, когда онъ начиналъ. Можетъ быть, было бы неделикатно съ его стороны напомнить ей о бѣдности ея матери и о ломбардѣ, о велосипедѣ. Онъ молчалъ.
Она стала разспрашивать его о старыхъ портретахъ, стоявшихъ у него на столѣ, о его родителяхъ, о его сестрѣ, о которыхъ она никогда раньше не упоминала. Она обрадовалась и удивилась, когда онъ показалъ ей портретъ своей сестры.
— Вы сегодня вечеромъ такая добрая, — сказалъ онъ, — могу ли я вамъ показать послѣднее письмо изъ дому? Правда, оно не совсѣмъ грамотно написано!
Она взяла письмо и прочла его съ неподдѣльной радостью. Какія здравыя и твердыя убѣжденія, какая любовь! Имъ обоимъ очень понравилось заключеніе, гдѣ старый отецъ, вообще никогда не шутившій, наставилъ цѣлый рядъ знаковъ и написалъ: — Прилагаю при семъ нѣсколько дюжинъ знаковъ, которые ты можешь размѣстить въ письмѣ.
О, да, это, дѣйствительно, прямая, наивная и сильная душа.
Пока Хойбро складывалъ письмо, Шарлотта сидѣла и смотрѣла на него, думая о чемъ-то.
Они начали говорить о Фредрикѣ. Онъ рѣшился искать счастья въ Америкѣ и уже началъ продавать свои книги; у него не мало книгъ.
Онѣ могутъ покрыть расходы по путешествію. Она съ удовольствіемъ проводила бы его, если бъ у нея были на это средства; съ улыбкой, казавшейся почти вздохомъ, она разсказала ему, какъ она просила сегодня у Бога денегъ на путешествіе, — хотя и не достойна его помощи.
— Нѣтъ, вамъ не нужно, — сказалъ Хойбро неосторожно. — Вы не должны ѣхать съ нимъ.
— Почему нѣтъ? Ахъ, нѣтъ, мнѣ такъ бы этого хотѣлось; здѣсь я даже самой себѣ въ тягость.
— Но никому другому вы не въ тягость. Многимъ будетъ тяжело, если вы уѣдете.
— Кому я нужна?
Ему больше всѣхъ; ему — днемъ и ночью, но онъ сказалъ:
— Разъ вы спрашиваете: Андрэ Бондезену, напримѣръ.
Она сжала руки и крикнула рѣзкимъ голосомъ: «Нѣтъ!» поблѣднѣвъ отъ волненія. Потомъ она коротко и насмѣшливо улыбнулась.
— Я не хочу даже, чтобы онъ вспоминалъ обо мнѣ. — Она перешла опять въ прежній тонъ и сказала:- Но, вѣдь, мы хотѣли быть веселыми сегодня.
— Да, будемъ веселыми, — сказалъ также и онъ.
Но у нея не выходилъ изъ головы вопросъ объ Андрэ Бондезенѣ; она опять начала говорить о немъ. — Онъ сдѣлалъ ей столько зла, сколько вообще человѣкъ можетъ сдѣлать. Однако, они не будутъ больше говорить объ этомъ; они будутъ веселы.
— Вѣдь вы его любили, — сказалъ Хойбро, — и потомъ…
— Я хочу вамъ сказать одну вещь, но вы мнѣ не повѣрите, нѣтъ, вы мнѣ не повѣрите, даже если бъ это было моимъ послѣднимъ словомъ въ этой жизни. Я никогда его не любила. Это такъ же вѣрно, какъ то, что вы сейчасъ видите меня здѣсь. Дай Богъ, чтобы вы поняли, что я хочу сказать; но вы вѣрно не понимаете. Я его не любила. Но одинъ вечеръ я была въ него влюблена, и въ этотъ вечеръ я… случилось… Но я никогда его не любила, я была влюблена въ него только одинъ вечеръ. И все время, съ самаго того вечера, я знала, что не люблю его, хотя заставляла себя вѣрить, что люблю. Я внушала себѣ, что люблю его.
Хойбро почувствовалъ сильную тайную радость, его лщо горѣло, и онъ не старался этого скрыть. Да, вотъ такъ постоянно, одинъ строитъ свое счастье на чужомъ несчастьи. Его любопытство было возбуждено, ему хотѣлось говорить, узнать побольше, но она протянула руку къ нему, почти касаясь пальцами его волосъ, и сказала съ грустнымъ взглядомъ:
— Да, милый, давайте говорить о чемъ-нибудь другомъ.
Какъ-то невольно она провела рукой по его волосамъ. Онъ вздрогнулъ съ ною до головы и взялъ ея руку.
— Я буду тосковать по васъ, если вы уѣдете, — сказалъ онъ ей почти шопотомъ.
— Да, вы, можетъ бытъ, — сказала она тихо. — Но вы должны знать, что я не стою этого.
— Какъ, вы не стоите?!
Онъ подошелъ къ ней ближе, сталъ на колѣни около ея стула и взялъ обѣ ея руки. Она не препятствовала и, улыбясь, шепнула:
— Нѣтъ, не нужно. Кто-нибудь можетъ войти.
— Нѣтъ, никого не слышно, никто не войдетъ. Я такъ счастливъ въ эту минуту, какъ никогда въ моей жизни, никогда. Посмотрите, я держу Ваши ручки, знаете ли вы это?
— Да!
Въ прихожей раздались щаги. Кто-то изъ комнаты вошелъ въ кухню. Шарлотта вскочила, но сейчасъ же опять сѣла. Хойбро опять взялъ ея. руки и началъ ихъ цѣловать; онъ ласкалъ эти худыя бѣлыя руки, которыя мысленно такъ часто цѣловалъ; теперь онъ сжималъ ихъ горячо и радостно. И онъ говорилъ, шепталъ, надѣялся, что это не сонъ, просилъ позволенія любить такъ, какъ всегда любилъ. Никто, никто не подозрѣвалъ, какъ его сердце тосковало по ней всю эту зиму. На это она отвѣчала:
— Вы говорите, что счастливы, Хойбро; но завтра вы этого не повторите.
— И завтра, и всегда, если вы мнѣ это разрѣшите! Скажите мнѣ,- могу ли я? Вы одна можете это рѣшить, вы одна. Почему не завтра? Да, именно завтра, вотъ именно завтра. Потому что завтра я покончу съ однимъ очень непріятнымъ дѣломъ, давившимъ меня, и если вы разрѣшите мнѣ увидѣть васъ завтра вечеромъ, я кое о чемъ буду просить васъ, умолять васъ на колѣняхъ, Шарлотта.
Вдругъ Шарлотта поднялась и отстранила его обѣими руками.
— Нѣтъ, нѣтъ, довольно, Бога ради! Теперь мнѣ нужно итти. Благодарю, благодарю за этотъ вечеръ! Хойбро, вы ни о чемъ не должны просить меня на колѣняхъ. Нѣтъ! Я отвѣчу вамъ — «нѣтъ». Вы не должны этого дѣлать, слышите? А то я отвѣчу вамъ: «нѣтъ»! Мнѣ нужно итти…
— Вы отвѣтите мнѣ «нѣтъ»? Я держалъ ваши руки, я цѣловалъ ихъ и, несмотря на все это, вы мнѣ скажете «нѣтъ»? Нѣтъ, послушайте меня, послушайте только, неужели вы никогда этого не захотите, нѣтъ, никогда? Дайте мнѣ хоть каплю надежды, назначьте долгій, долгій срокъ, испытайте меня; заставьте меня долго, долго ждать; я могу ждать долго, если у меня будетъ надежда.
Опять раздались шаги въ прихожей, они замолчали, но шаги замерли въ комнатѣ, все спять утихло.
Шарлотта положила руку на ручку двери, она стояла стройная и гордая, ея щеки горѣли, грудь поднималась и опускалась.
— Я люблю васъ, — сказала она спокойно, — да, люблю; и все-таки я говорю «нѣтъ».
Они посмотрѣли другъ на друга.
— Вы любите меня? Да? Любите? Правда? Ну, тогда вы говорите «нѣтъ» не навсегда? Зачѣмъ? Скажите мнѣ!
Она быстро подошла къ нему, взяла его голову обѣими руками и поцѣловала его въ губы. Потомъ вскрикнула, закрыла лицо руками и бросилась къ двери.
Но онъ крикнулъ ей вслѣдъ, не соблюдая осторожности:
— Шарлотта, почему же ты уходишь отъ меня?
— Потому, — сказала она хриплымъ шопотомъ, — потому что я не чистая женщина. Я не чиста, нѣтъ!
Она все еще продолжала закрывать лицо руками. Потомъ сдѣлала нѣсколько шаговъ въ прихожей, открыла дверь въ крмнату и исчезла…
Хойбро затворилъ свою дверь и остановился посреди комнаты. Не чистая? Что это означало? Шарлотта не чистая? Она его поцѣловала, дѣйствительно, поцѣловала, онъ все еще это чувствовалъ. А почему она сказала, что она не чистая?
