Ян Добрачинский - Тень Отца
— Подожди немного.
Мириам осталась у ворот. Ее усталость, видимо, была очень велика, потому что она тяжело прислонилась к столбу, на котором висела калитка. Пес и осел остались возле нее. Животные обнюхивали друг друга.
Иосиф быстрым шагом пересек двор и стал стучать в двери. Ему никто не ответил. Он вновь заколотил нетерпеливо. На этот раз он услышал шаги босых ног.
— Кто там? — спросил женский голос.
— Это я, Иосиф, сын Иакова.
— Мир тебе, Иосиф, — женщина, открыв дверь, выглянула из‑за завесы. — Я Ата, жена Озы. Ты помнишь меня?
— Помню, Ата. Твой муж дома?
— Тебя, должно быть, долго не было в городе, раз ты не знаешь, что Оза умер.
— Да, меня долго не было, и я ничего не знаю о его смерти. Но слушай, Ата: я пришел сегодня в Вифлеем с женой. Мы долго шли и очень устали. Моя жена с минуты на минуту должна родить. Нас нигде не приняли…
— Я знаю, — сказала она. — До меня дошел слух, что они не хотят.
— У нас нет никакого пристанища.
— Этот дом — твой.
— Ты примешь нас?
— А разве может быть иначе? Ты всегда относился к нам с сочувствием и добротой. Всем, что у нас есть, мы обязаны тебе. Все, что здесь есть, — твое… Но дом маленький и грязный. Даже, смотри, обваливается стена. Нет мужчины, который бы ее укрепил. Ты хочешь в такую нищету привести свою жену?
— Лучше провести ночь в убогом жилище, чем на улице.
— Это правда. Я уйду вместе со своей семьей и оставлю тебе весь дом. Но, может быть, лучше сделать по–другому. Ты, наверное, помнишь, что за этим домом есть скала, а в скале — пещера, просторная и сухая. Оза хотел сделать из этой пещеры жилище, но ты уехал, а он ничего не хотел делать на твоей земле без твоего согласия. Мы держим в пещере вола. Хочешь, я пойду с вами, принесу туда огонь. Мой Азиз принесет вам дров. Когда разгорится костер, в пещере будет тепло. Наверху, в скале есть источник. Мы разогреем воды, я принесу еду. Я готова служить вам во всем. И если позволишь, я помогу твоей жене. Я рожала одна много раз…
— Ну конечно! Я прошу тебя об этом, Ата.
— Ничего не проси. Здесь ты господин. А я рада уже оттого, что могу выразить свою благодарность тебе. Где твоя жена?
— Она осталась возле калитки.
Ата выбежала во двор. Иосиф услышал, как две женщины разговаривают. Он вздохнул с облегчением, быстро произнес молитву–благодарение. Всевышний помог — в последний момент, когда уже казалось, что они на грани отчаяния. И это так странно: пещера оказалась на его земле, а женщина, с таким усердием поспешившая ему на помощь, была женой единственного в Вифлееме чужестранца!
Облака уже совсем рассеялись и скрылись за горизонтом. Высокое небо светилось звездами. Часть из них, казалось, упала на землю — это были костры пастухов, стерегших стада на лугах в долине.
Женщина побежала в дом и тотчас вернулась со светильником. Слабое пламя трепетало между ее морщинистыми пальцами, словно пойманная птица. Вслед за женщиной выбежал ее сын, мальчик лет десяти, с охапкой дров на плече.
— Идемте же, прошу вас, идемте, — звала их женщина. — Я во всем готова вам помочь. Все, что есть в моем доме, будет вашим…
Иосиф услышал, как Мириам сказала:
— Ты добрая, сестра.
— Не называй меня так. Я не могу быть твоей сестрой.
— Ты — сестра…
Они вместе шли через поле по направлению к скалам, которые были отчетливо видны в бледном свете звезд. Иосиф шел сзади, пес не отставал от него ни на шаг, а осел, как прежде, плелся последним.
25
Иосиф вышел из пещеры. Остановился, осмотрелся вокруг. Ночь продолжалась, небо было ясно и полно звезд. От этого множества сияющих точек на землю лился поток света. Пространство было затянуто серебристым туманом. Горы вдали выглядели посеребренными. Над скалами и холмистыми лугами лежала глухая тишина. Иосифу казалось, что это не простая ночная тишина, когда все спят. У него было ощущение, что сейчас никто не спит, но все — земля, люди и даже животные — бодрствуют в странном напряжении. Казалось, весь мир разделяет его ожидание.
Пес вышел вслед за Иосифом из пещеры, потерся о его ногу и, вдруг насторожившись, замер, стоя с навострившимися ушами и торчащим хвостом. Он смотрел куда‑то вдаль, временами оглядывался на Иосифа и, как бы в унисон его чувствам, издавал короткие повизгивания. Хотя было холодно, пес не остался возле огня. Он вертелся и не мог найти себе места.
Выходя из пещеры, Иосиф заметил, что и другие животные не спят. Вол склонил голову над яслями, но его глаза были открыты. Осел, хотя и был очень измучен дорогой, высоко держал голову.
Из глубины пещеры не доносилось ни одного голоса. Мириам ни разу не вскрикнула; Иосиф не услышал из ее уст даже самого слабого стона. Когда он вместе с Атой разжег костер и грел воду, Мириам лежала на подстилке из соломы, прикрыв глаза руками. Затем она попросила:
— Иосиф, выйди, пожалуйста. То, что должно случиться, вот–вот произойдет. Ата останется со мной. Я позову тебя.
Иосиф молча вышел. Выйдя наружу, он глубоко вздохнул. Пещера была полна дыма. Костер удалось разжечь не сразу: дрова и солома были влажными. Дым не хотел выходить наружу, полз по каменистому полу, вызывал слезы. Но зато стало тепло, в то время как на улице был резкий, кусающий холод.
Бежали мгновения. Из глубины пещеры по–прежнему не доносилось ни одного звука. Царила полная тишина. Конечно, он знал, что роды могут продолжаться долго, но не мог не думать о том, что сейчас происходило там, в пещере. Он чувствовал, что совершается необыкновенное, непостижимое событие. Пока я буду жить, думал Иосиф, я буду возвращаться в памяти к этому часу. Буду о нем рассказывать… Может быть, именно Ему.
Но захочет ли Тот, Кто должен вот–вот родиться, слушать наивный рассказ о ночи Своего прихода в этот мир? Кем Он будет? Существом, которому дано будет знать обо всем, что происходило до Его рождения, или еще и обыкновенным человеком, медленно растущим, взрослеющим, открывающим для себя окружающий мир? Всевышний, наверняка, мог ниспослать Его по–другому: сразу же в силе и могуществе. Почему Он хочет, чтобы то, что должно быть величием, начиналось в нужде и отверженности? А может быть, это только мгновение, миг испытания? Может, эта ночь через мгновение превратится в сверкающий день, в блеске которого все увидят славу Предвечного?
Сознание Иосифа было необыкновенно ясным, мысль работала четко. Что произойдет с ними, когда всему миру станет ясно, Кто сейчас должен родиться? Он не желал как бы то ни было возвыситься. В нем теплилась надежда, что придет время, когда он вместе с Мириам сможет вернуться к обыкновенной жизни. Его беспокоило, что этот Младенец должен стать мечом Всевышнего, Покорителем всех народов. Люди издавна ждали Мессию, молились о Его пришествии. Он тоже ждал и молился. Он жил надеждой, что весь мир признает Обещанного. Но все‑таки ему не хотелось, чтобы Мессия пришел в зареве кровавых побед, хотя он знал, что этих побед жаждет множество людей…
Иосиф не помнил войн. В стране уже много лет царил мир — необычайно долгий мир! Его обеспечили римляне, а Ирод — верный исполнитель их воли — его охранял. Если он убивал, то только в своем окружении. В памяти людей не сохранились воспоминания о битвах, осадах, резне, о целых лесах из крестов, к которым прибивали бунтовщиков. Когда люди рассказывали о тех событиях, их голоса дрожали. Так говорили пожилые. Молодые думали иначе. Фарисеи тоже были недовольны этим спокойствием. Они говорили, что оно скрывает в себе много преступлений.
Будет ли этот покой нарушен этим ребенком? Неужели Всевышний хочет битв и кровавых побед? Неужели Он хочет добра только для них — для избранного народа? Но ведь эта иноплеменная женщина оказалась единственной, кто пришел к ним на помощь тогда, когда свои отказали во всем.
И так происходило неоднократно, об этом свидетельствовали священные книги.
Иосиф не беспокоился бы так сильно, если бы сейчас рождался его собственный сын. Он знал, что тот был бы таким, каким бы он сам его воспитал. Иосиф был уверен, что смог бы передать сыну свои чувства. Но Он не его сын… Он Тот, Кого посылает Всевышний. Он приходит, чтобы выполнить Его волю. Иосиф сам ничего другого не желал. Он ждал призыва Всевышнего. Когда он прозвучал, Иосиф пошел за ним, хотя ему и велено было отречься и от девушки, которую он нашел, и от мечты о своем сыне. «Я не понимаю, — думал Иосиф, — но если Он этого требует…»
Иосиф прислонился всем телом к скале и закрыл глаза. Вокруг царила все та же тишина, полная притаившихся призраков. Неожиданно залаял пес. Иосиф открыл глаза и резко заморгал, как будто его ослепил солнечный свет. Солнца не было, ночь не перестала быть ночью, но стала еще светлее, чем прежде. Свет, струившийся до этого от звезд, теперь, казалось, исходил со всех сторон, словно излучаемый землей, горами, кустами. Все вокруг будто пылало. Он почувствовал, что его окружает аромат цветов, — а ведь мгновение назад их не было. Теперь он увидел целые поля цветов. Всюду, куда он только бросал взгляд, раскрывались их большие белые венчики…
