Пэлем Вудхауз - Том 1. Дживс и Вустер
Мадлен все никак не могла успокоиться.
— О Господи! О Боже мой! — причитала она.
— Да, мисс.
— Какой удар!
— Мне понятны ваши чувства, мисс.
— Вы давно об этом знали?
— С тех пор, как поступил в услужение к мистеру Вустеру.
— О Боже, Боже мой! Благодарю вас, Дживс.
— Не за что, мисс.
Должно быть, Дживс дематериализовался, — интересно, уместен ли тут этот глагол? — ибо наступила полная тишина, и какое-то время ничего не происходило, не считая того, что у меня защекотало в носу. Не пожалел бы десяти соверенов, лишь бы чихнуть, однако подобный поступок, безусловно, не укладывался в рамки принятого мной стратегического курса. И я продолжал тихо сидеть, скрючившись в своей норе и размышляя о том о сем, как вдруг дверь снова отворилась: в гостиную явились участники массовой сцены. Я насчитал три пары ног и вывел заключение, что они принадлежат Споду, папаше Бассету и Планку. Спод, если помните, ушел за папашей Бассетом, а Планк, вероятно, увязался за ними в надежде пропустить рюмку-другую на посошок.
Спод заговорил первым, и в его голосе слышалось торжество победителя, застукавшего на месте преступления опасного соперника.
— А вот и мы, — сказал он. — Я привел сэра Уоткина, чтобы он подтвердил мои слова о том, что Вустер — жалкий воришка, который тащит все, что не приколочено гвоздями. Согласны со мной, сэр Уоткин?
— Конечно, Родерик. Не далее как месяц назад он со своей теткой похитил у меня корову-сливочник.
— Что это еще за корова-сливочник? — поинтересовался Планк.
— Серебряный кувшинчик для сливок, жемчужина моей коллекции.
— Неужели им удалось улизнуть?
— Да.
— Ах, — сказал Планк. — В таком случае мне необходимо выпить виски с содовой.
Папаша Бассет вошел в раж. Его голос заглушил шипение сифона, которым орудовал Планк.
— Только по милости Провидения Вустер не похитил у меня зонт в тот раз, на Бромптон-роуд. Самый большой порок этого молодого человека состоит в том, что он не ведает разницы между meum и tuum.[38] Однажды он предстал передо мной в суде по обвинению в краже каски у полисмена. Не устаю сожалеть, что тогда я ограничился всего лишь штрафом в пять фунтов.
— Неуместная доброта, — припечатал Спод.
— Я и сам это чувствую, Родерик. Суровое наказание могло бы сослужить Вустеру хорошую службу.
— Таким типам ничего не должно сходить с рук, — сказал Планк. — В Мозамбике у меня был мальчик слуга. Так он повадился таскать у меня сигары. Я по глупости его простил — он меня заверил, что больше этого не повторится, так как он уверовал в Бога. Недели не прошло, как мальчишка удрал, прихватив ящик гаванских сигар и мою вставную челюсть, которую продал соседнему туземному вождю. Чтобы получить ее назад, пришлось пожертвовать ящиком контрабандного джина и двумя нитками бус. Строгость и еще раз строгость. Железная рука. Иного не дано, все прочее воспринимается как признак слабости.
Мадлен всхлипнула, во всяком случае, звук, который мне послышался, был похож на всхлип.
— Но, папа…
— Да?
— Как я понимаю, Берти ничего не может с собой поделать.
— Но, дитя мое, именно за эту привычку потакать своим склонностям и тащить все, что под руку попадется, мы его и осуждаем.
— Я хотела сказать, что у него клептомания.
— Да ну? Кто тебе сказал?
— Дживс.
— Странно. Почему об этом зашла речь?
— Потому что Дживс отдал мне это. Он ее нашел в комнате у Берти. Он был очень встревожен.
Последовало молчание, я бы сказал, ошеломленное молчание. Потом папаша Бассет воскликнул: «Боже правый!», Спод произнес: «Боже мой!», а Планк проговорил с удивлением: «Но это же та самая статуэтка, которую я продал вам, Бассет, помните?». Мадлен снова всхлипнула, а у меня опять защекотало в носу.
— Поразительно! — сказал папаша Бассет. — Говоришь, Дживс ее нашел в комнате Вустера?
— Да, под стопкой белья.
Папаша Бассет крякнул, точно издыхающая утка.
— Как правы были вы, Родерик! Вы ведь мне говорили, что Вустер явился сюда, чтобы похитить статуэтку. Но не понимаю, как он проник в комнату, где хранится коллекция.
— У этой публики свои приемы.
— Похоже, на эту штуку большой спрос, — сказал Планк. — Только вчера у меня дома какой-то фрукт с лицом преступника пытался продать ее мне.
— Вустер!
— Нет, не Вустер. Моего фрукта зовут Тирольский Джо.
— Может, это кличка Вустера.
— Может. Об этом я как-то не подумал.
— Ну, а теперь, после всего этого… — сказал папаша Бассет.
— Да, после этого, — подхватил Спод, — ты ведь не выйдешь за него замуж, правда, Мадлен? Он еще хуже, чем Финк-Ноттл.
— Кто такой Финк-Ноттл? — поинтересовался Планк.
— Тот тип, который сбежал с Эмералд Стокер, — сказал папаша Бассет.
— Кто такая Эмералд Стокер? — спросил Планк. Никогда не встречал человека, которого бы в такой степени терзал информационный голод.
— Повариха.
— Ах, да. Вспомнил, вы же мне говорили. Этот парень знает, что делает. Я решительно против любого брака, но если уж идти на этот отчаянный шаг, то стоит извлечь из него какую-то выгоду, женившись на женщине, которая сумеет управиться с куском мяса. Я знавал одного парня в Федеральных штатах Малайи, так он…
Вероятно, Планк собирался поведать какую-то забавную историю, но Спод не дал ему договорить. Адресуясь к Мадлен, он сказал:
— Я знаю, что тебе надо сделать. Выйти замуж за меня. И пожалуйста, не спорь со мной. Ну так как?
— Да, Родерик, я согласна стать твоей женой.
Спод издал воинственный клич, от которого у меня еще сильнее защекотало в носу.
— Вот то-то! Совсем другой разговор! Идем в сад. Мне надо так много тебе сказать.
Тут он, должно быть, заключил Мадлен в объятия и потащил прочь. Я услышал, как за ними захлопнулась дверь, после чего папаша Бассет в свою очередь тоже издал пронзительный клич, по мощности не уступающий тому, что недавно сорвался с губ Спода. Очевидно, старикашку охватил буйный восторг, причину которого нетрудно понять. Отец, чья дочь чуть не вышла за Гасси Финк-Ноттла, потом чуть не вышла за меня, а потом, наконец, прозрела и подцепила видного представителя британской аристократии, имеет право быть вне себя от счастья. Лично мне Спод не нравился, и пырни его кинжалом какая-нибудь перуанская матрона, я бы только порадовался, но было бы нелепо отрицать, что с матримониальной точки зрения он лакомый кусочек.
— Леди Сидкап! — старикашка смаковал эти два слова, будто драгоценный марочный портвейн.
— Кто такая леди Сидкап? — спросил одержимый жаждой познания Планк.
— Моя дочь скоро станет ею. Одна из древнейших фамилий Англии. Тот молодой человек, который только что здесь был — это лорд Сидкап.
— Я думал, его зовут Родерик.
— Родерик — это его имя.
— А! Теперь понял. Теперь картина мне ясна. Ваша дочь собиралась выйти за малого по фамилии Финк-Ноттл?
— Да.
— Затем переметнулась к этому самому Вустеру, он же, возможно, Тирольский Джо.
— Да.
— А теперь она решила выйти за лорда Сидкапа?
— Да.
— Ясно, как Божий день, — сказал Планк. — Я знал, что в конце концов разберусь. Всего лишь вопрос концентрации внимания и исключения второстепенного. Вы одобряете этот брак? Разумеется, в той степени, — добавил он, — в какой вообще можно одобрять брак.
— В высшей степени одобряю.
— В таком случае выпью-ка еще стакан виски с содовой.
— Присоединяюсь, — подхватил папаша Бассет.
В эту минуту, не в силах больше сдерживаться, я чихнул.
— Говорил же я, что там за диваном кто-то есть, — сказал Планк, обогнул диван и воззрился на меня так, будто я туземный вождь, не способный усвоить правила игры в регби.
— Отсюда доносились подозрительные звуки. Господи, это же Тирольский Джо.
— Это Вустер!
— Кто такой Вустер? Ах, да, вспомнил, вы мне о нем говорили. Какие шаги вы собираетесь предпринять?
— Я вызвал Баттерфилда.
— Кто такой Баттерфилд?
— Дворецкий.
— Зачем вам дворецкий?
— Велю ему позвать Оутса.
— Кто такой Оутс?
— Здешний полисмен. Он пошел на кухню пропустить стаканчик виски.
— Виски! — задумчиво произнес Планк и, будто вспомнив о чем-то, направился к столу, где стояли напитки.
Дверь отворилась.
— Баттерфилд, пожалуйста, попросите Оутса прийти сюда.
— Слушаю, сэр Уоткин.
— Бедолага, он не совсем в форме, — сказал Планк, глядя вслед удаляющемуся Баттерфилду. — Две-три футбольные тренировки, и будет, как огурчик. Что собираетесь делать с Тирольским Джо? Предъявите обвинение?
— А как же. Он, конечно, надеется, что я этого не сделаю, потому что испугаюсь скандала, но он ошибается. Я дам делу законный ход.
— Правильно. Припаяйте ему на полную катушку. Вы ведь здешний мировой судья, правда?
