KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Классическая проза » Жозе Мария Эса де Кейрош - Преступление падре Амаро. Переписка Фрадике Мендеса

Жозе Мария Эса де Кейрош - Преступление падре Амаро. Переписка Фрадике Мендеса

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Жозе Мария Эса де Кейрош, "Преступление падре Амаро. Переписка Фрадике Мендеса" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– А калитка, кажется, заперта, – заметил Амаро.

– Заперта? – удивилась она, затем, приподняв юбки, добежала к изгороди. Калитка действительно оказалась на запоре. Какая досада! Амелия нетерпеливо трясла ее тонкие перекладины, вделанные в крепкие боковые столбы, густо оплетенные ветвями боярышника. Управляющий унес ключи!

Она перевесилась через плетень и стала протяжно звать:

– Антонио! Антонио!

Никакого ответа.

– Ушел на ту сторону участка! – сказала она. – Вот досада! Но ничего. Если хотите, мы все-таки туда проберемся. В изгороди есть дырка – козий лаз.

Она пошла вдоль изгороди, весело разбрызгивая лужи.

– Когда я была маленькая, то никогда не ходила через калитку, а непременно лазала через изгородь. Сколько раз шлепалась в лужу, особенно после дождя, когда скользко! Я была настоящий бесенок, вы не поверите! Теперь и не скажешь, правда, сеньор настоятель? Ах, скоро я буду совсем старухой! – И, повернувшись к нему, она повторила с улыбкой, блестя белыми зубами: – Ведь верно? Я уже старая!

Амаро улыбался. Ему трудно было говорить. Солнце пекло затылок, он немного захмелел от выпитого у аббата вина, и его охватило ленивое томление; каждый изгиб ее тела, вид ее плеч, ее шеи возбуждали в нем сильное, все нарастающее желание.

– А вот и козий лаз! – сказала Амелия, останавливаясь.

Это был узкий пролом в изгороди. По другую ее сторону, образуя как бы ступеньку, шла глинистая низина, вся покрытая скользкими лужами. Отсюда была видна усадьба Сан-Жоанейры: ровный луг в белых звездочках маргариток, потом оливковая роща; черная пятнистая корова паслась на лугу, а вдали видны были островерхие крыши дома и сараев и над ними стаи воробьев.

– Что же теперь? – спросил Амаро.

– А теперь надо прыгать! – отвечала она, смеясь.

– Гоп-ля! – крикнул он, приподнял плащ и прыгнул, поскользнувшись на мокрой траве. Тогда Амелия, звонко хохоча, стала махать ему рукой, словно на прощанье:

– А теперь всего хорошего, сеньор падре Амаро, я иду к доне Марии. Вы арестованы в усадьбе. Вспрыгнуть наверх вы не можете, калитка заперта. Сеньор настоятель попал под арест!

– О менина Амелия! О менина Амелия!

Она запела, поддразнивая его:

Томлюсь я одна на балконе,
А мой милый томится в неволе!

Эти веселые ужимки волновали священника; протянув к ней руки, он ласково сказал:

– Прыгайте ко мне!

Она сказала капризным детским голоском:

– Ой, я боюсь! Боюсь!

– Прыгайте, менина!

– Держите! – крикнула она вдруг, прыгнула и ухватилась с легким криком за его плечи. Амаро поскользнулся, но устоял и внезапно, почувствовав ее тело в своих объятиях, страстно прижал ее к себе и впился губами в ее шею.

Амелия вырвалась и, тяжело дыша, с пунцовыми щеками, стояла перед ним, машинально приглаживая волосы и поправляя на груди дрожащими пальцами шерстяную накидку. Амаро сказал:

– Амелиазинья!

Но она подобрала платье и побежала прочь вдоль изгороди. Амаро, оглушенный случившимся, поспешил вслед за ней. Когда он дошел до калитки, Амелия стояла там с управляющим, который принес ключ. Они пошли обратно через луг, вдоль ручья, потом по виноградной аллее. Амелия, разговаривая с управляющим, шла впереди. Амаро следовал за ними потупив голову, в глубоком унынии. Возле дома доны Марии Амелия остановилась и сказала, краснея и снова перебирая у шеи шерстяной шарф:

– Антонио, проводите сеньора настоятеля до ворот. Добрый вечер, сеньор настоятель.

И она побежала по сырой лужайке в глубь усадьбы, к оливковой роще.

Дона Мария де Асунсан была еще там; она сидела на камне и беседовала с дядей Патрисио. Несколько женщин снимали длинными шестами плоды с ветвей.

– Что с тобой, дурочка? Чего так запыхалась? Господи, вот сумасбродка!

– Я бежала бегом, – ответила Амелия, вся краснея, с трудом переводя дух.

Она села рядом с доной Марией и застыла на месте, сложив руки на коленях, тяжело дыша полуоткрытым ртом, неподвижно глядя в пространство. Одно всеобъемлющее чувство владело всем ее существом.

«Он любит меня! Он любит меня!»

Амелия уже давно была влюблена в падре Амаро – и не раз, оставшись одна у себя в комнате, давала волю своему отчаянию при мысли, что он не замечает ее любви! С самого первого дня, стоило ей услышать его голос, просивший подать вниз завтрак, непонятная радость пронизывала ее всю, и она начинала петь, как птица на заре. Ей казалось, что он о чем-то грустит. О чем? Прошлое его было ей неизвестно; она вспоминала монаха из Эворы и думала, что падре Амаро тоже пошел в священники из-за несчастной любви. Она идеализировала падре Амаро: ей казалось, что это избранная, нежная душа, что от его бледного изящного облика веет каким-то особым очарованием. Она страстно желала, чтобы он стал ее духовником: как чудесно было бы стоять перед ним на коленях в исповедальне, и видеть у самого своего лица эти черные глаза, и слушать, как его мягкий голос говорит о райском блаженстве! Ей нравились его свежие губы; она бледнела при мысли о том, что могла бы обнять его или хотя бы прикоснуться к его длинной черной одежде! Когда Амаро уходил из дому, она прокрадывалась в его комнату, целовала подушку, прятала на память волосы, застрявшие в расческе. Лицо ее заливалось краской, когда внизу звякал колокольчик.

Если он обедал у каноника Диаса, Амелия весь день дерзила матери, ссорилась с Русой, отзывалась нелестно даже о самом Амаро, говорила, что он ломака, что он слишком молод и не внушает почтения.

Когда падре Амаро рассказывал про какую-нибудь новую прихожанку, она мрачнела, терзаясь ребяческой ревностью. Ее былая любовь к Богу возродилась, но в какой-то чувственной форме: теперь она питала почти физическое влечение ко всему церковному; ей хотелось целовать долгими, частыми поцелуями и алтарь, и органные трубы, и требник, и фигуры святых, и балдахин над престолом, ибо все это сливалось для нее с образом Амаро, казалось частью его личности.

Она читала молитвенник и видела не Бога, а Амаро, словно то был ее собственный, отдельный Бог. А Амаро, расхаживая в волнении по своей комнате, даже не подозревал, что она прислушивается к каждому доносящемуся снизу шороху, и сердце ее колотится в лад с его шагами, и она замирает от нежности при мысли о нем, и обнимает подушку, и целует воздух, в котором ей мерещатся его губы!

Уже темнело, когда дона Мария и Амелия вернулись в город. Амелия ехала впереди, подстегивая прутиком своего осла, а дона Мария следовала за ней и беседовала с батраком из усадьбы, который вел ее мула за уздечку. Когда они проезжали мимо собора, там ударили к вечерне. Амелия, твердя про себя «Аве Мария», смотрела не отрывая глаз на каменную кладку стен; ей казалось, они сложены так величественно только для того, чтобы он служил в них мессу! Она вспоминала воскресные службы, когда он под звон колоколов благословлял молящихся с верхней ступени алтаря – и все склонялись до земли, даже дамы Каррейро, даже баронесса де Виа Клара, даже супруга гражданского губернатора, такая гордая, так надменно вздергивавшая свой нос с аристократической горбинкой! Стоило ему поднять два пальца – и все они становились на колени и, наверно, тоже восхищались его черными глазами! И этот самый человек обнимал ее у изгороди! До сих пор у нее на шее горит его поцелуй! При этом воспоминании порыв страсти обжег ее всю, как огнем; она выпустила поводья, прижала руки к груди и, закрыв глаза, вложила всю свою душу в одну-единственную мольбу.

– О пречистая дева, мати всех скорбящих, Пресвятая моя покровительница, сделай, чтобы он полюбил меня!

По двору собора ходили каноники, о чем-то разговаривая. Напротив, в аптеке, уже зажегся свет, сверкали банки с лекарствами, аптекарские весы; за стеклом виднелась фигура фармацевта Карлоса: он величаво двигался между шкафами, в расшитой бисером шапочке.

VIII

Падре Амаро возвращался домой со страхом.

– Что теперь будет? Что теперь будет? – спрашивал он себя, стоя в своей комнате у окна, и сердце у него холодело.

Оставался один выход: немедленно покинуть дом Сан-Жоанейры. Нельзя оставаться здесь, жить по-семейному после этой дикой выходки.

Правда, девушка не выказала особенного негодования; она скорее была ошеломлена; возможно, она сдерживалась из почтения к служителю церкви, из деликатности к маменькиному жильцу, рекомендованному сеньором каноником. Но ведь она расскажет матери, жениху…

Скандал! Амаро уже предвидел неприятный разговор с деканом: заложив ногу на ногу, пристально разглядывая провинившегося, – в такой позе декан всегда распекал подчиненных, – он внушительно и строго скажет: «Подобные безнравственные поступки непоправимо роняют авторитет духовенства. Чем вы лучше какого-нибудь сатира, бесчинствующего на Олимпе?» Не исключено, что его снова зашлют в горы, в дальний приход… Что скажет сеньора графиня де Рибамар?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*