Анри де Ренье - Амфисбена
Шутки в сторону, я думаю, что у г-на Дельбрэя и меня простое совпадение симпатии, да и то та, которую вначале испытывал ко мне г-н Дельбрэй, была не особенно внимательной. Действительно, придя дня через два после нашей встречи у г-жи Брюван на набережную Малакэ, я узнала, что г-н Дельбрэй собирается уезжать. Он отправлялся на две недели в провинцию к матери. Пожалуйста, не думайте, что новость эта меня огорчила или доставила мне какое-нибудь разочарование. В самом деле, какое значение могло иметь для меня отсутствие г-на Дельбрэя? Помешает ли это мне ходить по любимым антикварам?
Иногда, впрочем, я бывала в затруднении. Спора нет, занятно покупать старинные вещи, но нужно, чтобы они были не слишком новы. С другой стороны, скучно, когда вас обманывают, и, чтобы по возможности избежать этого, нужна наметанность глаза, которой я еще не приобрела. Так что, когда через две недели я получила от г-на Дельбрэя в своем отеле письмо, очень искусно написанное, к тому же в котором он предоставляет в мое пользование свои слабые познания, я не подумала ломаться и не отклонила добровольных услуг любезного и знающего дело руководителя.
Потому что, уверяю Вас, дорогой Жером, принимая предложения г-на Дельбрэя, я думала исключительно о пользе, которую они могут мне принести, и поступила как отъявленная эгоистка. Мое согласие ни к чему меня не обязывало. Г-жа Брюван мне очень расхваливала г-на Дельбрэя. Она говорила, что он весьма воспитанный и культурный человек. Мне представлялся случай найти в нем приятного товарища в прогулках по Парижу. Может быть, это было слишком поспешно так принять его, но, в конце концов, разве я не вольна в своих поступках? Разве я не простая разводка, которая никому не обязана давать отчета и имеет право проводить время как ей заблагорассудится? Что же касается до того, что может подумать г-н Дельбрэй о легкости, с которой я приняла его предложения, то за это отвечает добрейшая г-жа Брюван. Оставалось объяснить только мою бесцеремонность, но для этого было совершенно достаточно моего положения полуамериканки. Итак, разрешив все сомнения, я ответила г-ну Дельбрэю, пригласив его на завтрак в отель "Манфред".
Таково было начало этих отношений, дорогой Жером, которые при всей их невинности мне очень полезны и приятны, потому что г-ну Дельбрэю я обязана многими очаровательными и поучительными часами. Он действительно очарователен и очень хорошо умеет покупать. Я обязана ему некоторыми вещами, почти подлинными. Ему же я обязана тем, что узнала сторону Парижа, которая без него для меня оставалась бы закрытой. У Парижа необыкновенно разнообразные облики, перечислять которые я не собираюсь, так как я не посылаю Вам статьи о столице. Тем не менее Вы согласитесь, что, беря грубо, есть два Парижа: Париж для иностранцев и Париж для парижан. Первый я приблизительно знала, познакомить меня со вторым взялся г-н Дельбрэй.
Действительно, г-н Дельбрэй открыл мне совершенно новый Париж. Не думайте, что открытие это сопряжено с большими затруднениями. Нет, г-н Дельбрэй не устраивал никаких великокняжеских объездов. Он не водил меня ни в какие опасные или подозрительные места. Мы не посещали ни тряпичников, ни апашей и не имели надобности в наших прогулках быть сопровождаемыми сыщиком. Нам не приходилось гримироваться. Не требовалось никакого переодевания. У нас не было ни синих очков, ни привязных бород. Наши осмотры происходили белым днем и не требовали никаких подготовлений. Г-н Дельбрэй и я ограничились тем, что выходили вместе и сообща вкушали очарование Парижа, живописные стороны которого превосходно известны г-ну Дельбрэю.
Действительно, никто лучше его не знает старинных улиц, старых домов, всех артистических и исторических достопримечательностей. Но он не только превосходный проводник, у него еще есть и свои "специальности". Он живой каталог мелких адресов. Он вам сейчас же ответит, где продаются всевозможные предметы лучшего свойства: где можно найти свежие "калиссоны" и самое тонкое фризское полотно. Что касается антикварных лавок, он знает их как свои пять пальцев. С тех пор как я следую его советам и он согласился взять на себя руководительство в моих поисках, я уже приобрела для своей квартиры на улице Гастон-де-Сен-Поль много хороших вещей, которых я без него не отыскала бы и которые он мне выторговал по дешевой цене. Напротив, он отговорил меня от некоторых покупок, которые мне хотели навязать по дорогой цене и которые были сомнительной подлинности. В конце концов, чтобы быть вполне откровенной перед Вами, он стал мне необходимым, и следствием этого явилось то, что мы почти ежедневно вместе завтракаем.
Завтракаем мы по-товарищески, пикником, каждый за себя платит отдельно. Я поставила это условием наших трапез. Таким образом нам обоим гораздо удобнее. За завтраком мы обыкновенно вырабатываем программу действий на день. Каждый раз с веселым нетерпением я жду, что он мне предложит. Решив вопрос, мы отправляемся, пешком или на извозчике. Однажды, например, когда мне захотелось купить старинное стекло с радужными стенками, которые словно напудрены пыльцою стрекозиных крыльев, он повел меня в странную маленькую лавочку, где я нашла как раз то, что мне было нужно. Продавец этих хрупких и таинственных вещей живет на улице Сегье. От крайней узости улицы Сегье лавка кажется необыкновенно темной. Вероятно, в силу отдаленных подобий торговец одновременно минералог и набивщик чучел. Прямо какое-то колдовское занятие! Я уверена, что по вечерам его птицы обращаются в минералы, а минералы – в птиц. В витрине находилось несколько склянок радужного стекла, казалось, принадлежавших и минералам, и птицам. Во всем этом было какое-то колдовство, и потом, почему этот человек продавал свои заколдованные стекла по такой смехотворной цене? Г-н Дельбрэй гениально умеет покупать по случаю. Повторяю, Жером, я нашла человека, без которого мне трудно обходиться!
Однажды, когда я купила у уличного букиниста довольно хороший, непереплетенный экземпляр сонетов Петрарки, г-н Дельбрэй обещал свести меня к переплетчику, который приведет книгу в порядок. Переплетчик этот, занятный итальянец из Сиены, обосновавшийся в Париже и живущий на улице Принцессы. Г-н Дельбрэй рассказал мне, что Нероли (фамилия этого сиенца) принужден был покинуть родину вследствие любовной истории в стиле Стендаля. Там должны были фигурировать яд и кинжал. У г-на Помпео Нероли действительно не очень покладистый вид, и, когда он действует своим шилом, я всегда вспоминаю о родном его кинжале.
Все это придает г-ну Нероли необыкновенную симпатичность. Кстати, заметьте, как сознание того, что человек – итальянец, заставляет нас снисходительно относиться к подобного рода явлениям. Будь г-н Нероли французом, родом, например, из Эпарнэй, самая мысль о том, что он пырнул ножом какого-нибудь уроженца Шампани, нам была бы, скорей, неприятна. Но г-н Нероли – итальянец, г-н Нероли – сиенец, и история его сразу окрашивается романтизмом, приятным нашему воображению.
Я думаю, Вы начинаете понимать, дорогой Жером, удовольствие и преимущество, которые мне приносит почти ежедневное общение с г-ном Дельбрэем. Благодаря ему я избавилась от одиночества, которое, в конце концов, начало меня несколько угнетать. Я нашла в нем очаровательного и легкого товарища с занятным и разнообразным разговором без педантизма. К тому же его замечательные познания для меня драгоценны. Так что вполне в порядке вещей, что мне нравятся частые встречи с г-ном Дельбрэем. Но страннее всего то, что г-н Дельбрэй так охотно согласился на такого рода отношения, как у нас с ним. Какую прибыль может он извлечь из этого?
Я часто задавала себе этот вопрос. Я довольно долго думала об этом, и вот к каким выводам я пришла.
Очевидно, прежде всего, что предупредительная любезность г-на Дельбрэя по отношению ко мне объясняется желанием доставить удовольствие г-же Брюван. Встретился со мною он у нее. Она меня ему поручила. И г-н Дельбрэй хочет с честью оправдать ее доверие. Но это объяснение недостаточно. К нему я прибавлю другое, дополнительное, которое мне пришло в голову теперь, когда я лучше узнала своего спутника. Жюльен Дельбрэй очаровательный молодой человек, очень культурный, одаренный, с умом пытливым, но досадная нерешительность не позволяет ему остановиться на какой-либо определенной жизненной цели. Эта неопределенность, происхождение которой точно мне неизвестно, отвратила его от всякой карьеры, всякой профессии. Жюльен Дельбрэй – человек праздный. Живое воображение, рисующее ему все возможности, заранее отвращает его от приведения в исполнение чего бы то ни было, по очереди показывая непригодность каждой, какую бы он мог предпринять, попытки. Таким образом, в тридцать четыре года Жюльен Дельбрэй перед жизнью все еще находится в выжидательном положении, что не может не причинять ему известной печали. Повторяю, г-н Жюльен Дельбрэй – человек праздный, но обладающий воображением. Отчасти этой праздности и обязана я любезностью, которую он мне выказывает. Я служу для него занятием.
