Генри Джеймс - Европейцы
– К кузине Шарлотте? – переспросил мистер Брэнд.
– Мы влюбились в нее с первого же взгляда.
– Вы влюбились в Шарлотту? – пробормотал мистер Брэнд.
– Dame! [80] – воскликнул Феликс. – Она совершенно очаровательна; Евгения – та просто от нее без ума. – Мистер Брэнд изумленно на него смотрел, и Феликс продолжал: – Как вы сами знаете, когда люди к кому-то всем сердцем расположены, это придает им зоркости, и мы кое-что заметили. Шарлотта несчастлива. Шарлотта влюблена! – И, придвинувшись к своему собеседнику. Феликс снова положил руку ему на локоть.
Мистер Брэнд, уже не таясь, смотрел на Феликса как завороженный. И все же пока он еще настолько владел собой, что с немалой внушительностью произнес:
– Если она влюблена, то не в вас.
Феликс усмехнулся и, как отважный мореход, почувствовавший, что попутным ветром ему надувает парус, с необыкновенной живостью подхватил:
– О нет, если бы она была влюблена в меня, я бы уже это знал! Я не так слеп, как вы.
– Как я?
– Мой дорогой сэр, можно только поражаться тому, как вы слепы. Бедняжка Шарлотта до смерти влюблена в вас.
Мистер Брэнд стоял несколько секунд молча; он тяжело дышал.
– Это и есть то, что вы хотели мне сказать? – спросил он.
– Я уже три недели хочу вам это сказать. Понимаете, в последнее время все очень усугубилось. Я ведь предупреждал вас, – добавил Феликс, – дело крайне деликатное.
– Ну знаете, сэр… Ну знаете…
– Я убежден, что вы ни о чем не догадывались, – продолжал Феликс. – Но теперь, как только я об этом заговорил, не правда ли, все встало на свои места?
Мистер Брэнд ничего ему не ответил; он поискал глазами стул и медленно на него опустился. Феликс видел, как он покраснел. До сих пор мистер Брэнд смотрел своему собеседнику прямо в глаза, теперь он отвел взгляд. В нем прежде всего восстала его скромность.
– Разумеется, – сказал Феликс, – я ничего не предлагаю. С моей стороны было бы крайне самонадеянно что-либо вам советовать. Но сам факт, как мне кажется, сомнению не подлежит.
Мистер Брэнд сидел с полминуты, не поднимая глаз. Он был подавлен разнообразием охвативших его чувств. Феликс не сомневался, что одно из них – величайшее удивление. Наивный молодой человек не подозревал, что в груди у Шарлотты скрыт тайный пламень. Феликс воспрял духом, он не сомневался, что мистер Брэнд очень польщен. Полагая, что видит своего гостя насквозь, Феликс не ошибался. Этот молодой человек был столь же неспособен таить свои истинные чувства, сколь проявлять ложные.
– Даже не знаю, как мне с этим быть, – сказал он наконец, не поднимая глаз. И Феликса потрясло, что он не делает попытки возражать, противоречить. Очевидно, от спички, поднесенной Феликсом, одно за другим вспыхивали воспоминания, проливая задним числом свет. Изумленным взорам мистера Брэнда предстало изрядное пламя; вторым его чувством было удовлетворенное самолюбие.
– Поблагодарите меня за то, что я вам сказал, – ответил Феликс. – Это надо знать.
– Я в этом не уверен, – сказал мистер Брэнд.
– Не заставляйте ее томиться понапрасну, – обронил легко и непринужденно Феликс.
– Стало быть, вы все же мне советуете? – спросил, вскидывая на Феликса глаза, мистер Брэнд.
– Я поздравляю вас! – ответил Феликс. Ему показалось сначала, что гость взывает к нему, сейчас он убедился, что тот слегка иронизирует.
– Это в ваших интересах; вы расстроили мои планы, – продолжал молодой священник.
Феликс по-прежнему стоял и улыбался. В маленькой комнате было теперь совсем темно; малиновый отблеск угас, но мистер Брэнд видел тем не менее эту сияющую улыбку.
– Я не хочу притворяться, будто мне непонятен смысл ваших слов, – сказал наконец Феликс. – Но на самом деле я не расстроил ваши планы. Там я имею в виду другое лицо – вы, собственно говоря, ничего не утратили. Зато подумайте, что вы обрели!
– Предоставьте судить о том и о другом мне! – заявил мистер Брэнд. Он поднялся и, приложив шляпу полями к губам, смотрел в сгустившемся сумраке на Феликса.
– Вы утратили иллюзию, – сказал Феликс.
– Что вы называете иллюзией?
– Уверенность в том, что вы знаете… что вы когда-либо действительно знали Гертруду Уэнтуорт. Признаюсь вам, – продолжал Феликс, – что я ее еще не знаю, но у меня нет на этот счет никаких иллюзий. Я на это не притязаю.
Мистер Брэнд все так же пристально смотрел на него поверх полей шляпы.
– Она всегда была натурой ясной и прозрачной, – сказал он внушительно.
– Она всегда была дремлющей натурой; она ждала, пока пробьет ее час. Теперь она начинает пробуждаться.
– Не расхваливайте ее мне, – сказал дрогнувшим голосом мистер Брэнд. – Раз вы одержали надо мной верх, это, с вашей стороны, невеликодушно.
– Мой дорогой сэр, я просто исхожу великодушием. И я не расхваливаю мою кузину, а пытаюсь подвергнуть ее критическому разбору. Ей дороги не отвлеченные истины (в противовес тому, что вы всегда полагали), на чем вы возводили ваше здание. Она поглощена вполне реальными вещами. И мне эти реальные вещи тоже дороги. Но Гертруда сильнее меня, она увлекает меня за собой, как вихрь.
Мистер Брэнд несколько секунд смотрел внутрь своей шляпы.
– Она необычайно интересная натура.
– О, да, – сказал Феликс. – Но она мчит… мчит, словно закусившая удила лошадь. Ну а я люблю, когда лошадь мчит закусив удила, и если меня выбросит на ходу из экипажа, не велика беда. А вот если выбросило бы вас, мистер Брэнд, – тут Феликс многозначительно помолчал, – еще одно лицо оказалось бы жертвой несчастного случая.
– Кто именно?
– Шарлотта Уэнтуорт.
Мистер Брэнд покосился недоверчиво на Феликса, после чего взгляд его блуждал некоторое время по потолку. Феликс не сомневался, что гость его втайне потрясен сей глубоко романтической ситуацией.
– Думаю, это не наше с вами дело, – пробормотал молодой священник.
– Согласен – не мое, но уж ваше-то оно безусловно.
Мистер Брэнд, глядя на потолок, медлил; очевидно, его мучила какая-то мысль.
– Что вы имели в виду, назвав мисс Гертруду сильной? – спросил он.
– То, – сказал Феликс задумчиво, – что она проявила большую твердость духа. Она ждала – долгие годы ждала; даже когда могло показаться, что она живет не будущим, а настоящим. Она умела ждать, у нее была цель. Вот что я имел в виду, назвав ее сильной.
– Какова же была ее цель?
– Ну… цель ее – увидеть мир.
Мистер Брэнд снова покосился недоверчиво на своего необыкновенного собеседника, но ничего не сказал. Наконец он повернулся с тем, чтобы уйти. Но, по-видимому, он был до такой степени ошеломлен, что направился не к двери, а в противоположную сторону. Феликс несколько секунд наблюдал, как он движется чуть ли не ощупью в темноте. Потом почти что с братской заботливостью подвел его к двери.
– Это все, что вы хотели мне сказать? – спросил мистер Брэнд.
– Да, все… Но согласитесь, здесь есть над чем подумать.
Феликс проводил гостя до садовой калитки и стоял и смотрел, как тот с опущенными плечами, пытаясь распрямить их, однако, медленно исчезает в сгустившемся сумраке. «Он уязвлен, взволнован, ошеломлен, растерян… и восхищен! – сказал себе Феликс. – Отменное разнообразие чувств!»
Глава 11
После визита баронессы к миссис Эктон, который был описан более или менее подробно в середине нашего повествования, отношения между этими двумя дамами не приняли характера частого и тесного общения. И не потому, что миссис Эктон не смогла оценить по достоинству очарование мадам Мюнстер, напротив, она слишком даже остро восприняла все изящество манер и речей своей блистательной гостьи. Миссис Эктон была, как в Бостоне говорят, «слишком впечатлительна», и впечатления ее подчас оказывались ей не под силу. Состояние здоровья бедной дамы обязывало ограждать ее от волнений, и, сидя в своем неизменном кресле, она принимала очень немногих из числа наиболее скромных местных жителей, – вот почему она вынуждена была ограничить свои встречи с баронессой, чей туалет и манеры воскресили в ее воображении – а у миссис Эктон было чудо какое воображение – все, что она когда-либо читала о самых бурных исторических эпохах. Тем не менее она без конца посылала баронессе написанные витиеватым слогом послания, букеты из цветов собственного сада и корзины великолепных фруктов. Феликс съедал фрукты, баронесса расставляла букеты и отсылала назад корзины и ответные послания. На следующий день после вышеупомянутого дождливого воскресенья Евгения решила отправиться с «visite d'adieux» [81] к столь заботливой больной – так по крайней мере сама она определила предстоящее ей посещение. Следует, пожалуй, отметить, что ни в воскресенье вечером, ни в понедельник утром ожидаемого визита со стороны Роберта Эктона не последовало. Очевидно, по его собственному мнению, он просто «не показывался», а поскольку баронесса, в свою очередь, не показывалась в доме дяди, куда ее несмущающийся гонец Феликс вот уже три дня приносил извинения и сожаления баронессы по поводу ее отсутствия, то нечаянный случай не спутал предназначенных судьбой карт. Мистер Уэнтуорт и его дочери не нарушали уединения Евгении; периоды таинственного затворничества составляли, на их взгляд, неотъемлемую часть изящного ритма сей необыкновенной жизни; с особой почтительностью относилась к этим паузам Гертруда; она гадала, чем мадам Мюнстер заполняет их, но никогда не позволила бы себе проявить излишнее любопытство.
