Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 4
И подойдя къ фортепьяно, она вынула изъ ящика тетрадку, гдѣ хранилось собственноручное сочиненіе Джорджа. Сей великій памятникъ генія находится еще до сихъ поръ въ распоряженіи мистриссъ Эмми. Вотъ онъ:
О самолюбіи. — Изъ всѣхъ возможныхъ пороковъ, унижающихъ характеръ человѣка, самолюбіе есть порокъ самый ненавистный, чудовищный, и достойный презрѣнія. Непозволительная любовь къ самому себѣ, или лучше, къ своему я, неизбѣжно ведетъ къ самымъ ужаснымъ, страшнымъ преступленіямъ, и причиняетъ величайшія несчастія какъ цѣлымъ обществамъ, такъ и фамиліямъ отдѣльно взятымъ. Такъ мы видимъ, что самолюбивый мужъ вовлекаетъ въ нищету свое семейство, и нерѣдко причиняетъ оному гибель. Такъ случастся равномѣрно, что и глава цѣлаго общества наноситъ оному обществу ужасный вредъ, если не обуздываетъ, силою воли, порывовъ своего самолюбія.
Примѣръ. — Самолюбіе Ахиллеса, какъ справедливо замѣтилъ поэтъ Гомеръ, причинило Грекамъ тысячи несчастій (См. Hom. Iliad. Lib. 1. v. 2). Такъ, и въ наше время, самолюбіе покойнаго Наполеона Бонапарта причинило Европейцамъ безчисленныя бѣдствія. Да и что выигралъ самъ онъ, сей новый Ахиллесъ нашего времени? Гибель, всеконечную гибель: его изгнали изъ Европы и заточили на пустынномъ островѣ среди Атлантическаго Океана, на островѣ Св. Елены.
Изъ всѣхъ сихъ примѣровъ легко можетъ убѣдиться всякій, что намъ никакъ не должно слѣдовать обманчивымъ внушеніямъ своекорыстныхъ и честолюбивыхъ разсчетовъ. Напротивъ-того, мы всѣми мѣрами должны стараться, при своемъ образѣ дѣйствія, сообразоваться съ интересами и разсчетами своихъ ближнихъ.
Джорджъ Седли Осборнъ.
Сочинено въ домѣ Минервы, 24 апрѣля, 1827.
— Какъ вамъ это покажется? Въ его лѣта приводитъ примѣры изъ греческихъ писателей на ихъ собственномъ языкѣ! продолжала восторженная мать. О, Вилльямъ, прибавила она, протягивая свою руку майору, — какое сокровище Провидѣніе ниспослало мнѣ въ этомъ малюткѣ! Онъ единственное утѣшеніе моей жизни, онъ… онъ — истинный образъ и подобіе своего отца!
«Сердиться ли мнѣ, что она по сю пору такъ вѣрна ему? думалъ Вилльямъ. Ревновать ли мнѣ ее къ своему другу, истлѣвшему въ могилѣ? Могу ли я сѣтовать, что Амелія способна полюбить только однажды и навсегда? О, Джорджъ, Джорджъ, какъ мало ты умѣлъ цѣнить сокровище, бывшее въ твоихъ рукахъ!»
Эта мысль быстро промелькнула въ головѣ Вилльяма, когда онъ держалъ руку Амеліи, приставившей платокъ къ своимъ глазамъ.
— Другъ мой, говорила она, — вы всегда были такъ предупредительны, такъ добры ко мнѣ!.. Тсс! Папа кажется проснулся, — извѣстите завтра Джорджиньку, обѣщайте мнѣ это.
— Навѣщу, только не завтра, сказалъ бѣдный майоръ Доббинъ. Дайте напередъ поуправиться мнѣ съ своими дѣлами.
Онъ не считалъ нужнымъ признаться, что еще не видѣлся съ своими родителями и сестрицей Анной; всякой благонамѣренный читатель, нѣтъ сомнѣнія, побранитъ за это опущеніе почтеннаго моего друга. Скоро онъ простился съ мистриссъ Эмми и ея отцомъ, оставивъ имъ, на всякой случай, городской адресъ Джоя.
Такъ прошелъ первый день по прибытіи майора Доббина въ британскую столицу.
Когда онъ воротился въ гостинницу Пестраго Быка, жареная курица, приготовленная къ обѣду, совсѣмъ простыла, и въ этомъ охлажденномъ состояніи мистеръ Доббинъ скушалъ ее за ужиномъ. Зная очень хорошо, что члены родной его семьи ложатся спать очень рано, майоръ разсчиталъ, что было бы весьма неблагоразумно безпокоить ихъ своимъ визитомъ въ такую позднюю пору, и на этомъ основаніи онъ отправился провести вечеръ въ партерѣ Геймаркетскаго театра, гдѣ, думать надобно, было ему очень весело.
ГЛАВА LVIII
Старое фортепьяно
Визитъ майора погрузилъ престарѣлаго Джона Седли въ бездну раздумья и душевнытъ волненій. Во весь этотъ вечеръ Амелія уже никакъ не могла обратить своего отца къ его обыкновеннымъ занятіямъ и развлеченіямъ. Лишь-только неожиданный гость вышелъ со двора, мистеръ Седли принялся копаться въ своихъ ящикахъ и конторкахъ, перерылъ ихъ и перевязалъ бумаги дрожащими руками, сортируя все, какъ слѣдуетъ, по статьямъ, которыя надлежало представать вниманію Джозефа, какъ-скоро нога его переступитъ черезъ порогъ родительскаго дома. Все приведено было въ стройный, систематическій порядокъ, и ниточки, и тесёмки, и покромки, и векселя, и росписки, и письма, полученныя въ разное время, отъ юристовъ и корреспондентовъ по коммерческимъ дѣламъ. При одномъ взглядѣ на эти документы можно было видѣть, напримѣръ, какой правильный ходъ, съ самаго начала, приняла торговля винами, неудавшаяся потомъ вслѣдствіе какихъ-то непостижимыхъ обстоятельствъ, которыхъ при всей прозорливости, нельзя было ни предвидѣть, ни предотвратить. Проектъ относительно торговли каменнымъ углемъ былъ также составленъ превосходно, и будь на тотъ разъ необходимый капиталъ у мистера Седли, нѣтъ сомнѣнія, онъ ворочалъ бы мильйонами на британской биржѣ. Патентованныя пильныя мельницы, знаменитый проектъ относительно удобосгараемости опилокъ, равно какъ другіе, болѣе или менѣе замѣчательные проекты и планы, были еще разъ пересмотрѣны и приведены въ очевиднѣйшую извѣстность. Было уже далеко за полночь, когда мистеръ Седли окончательно обозрѣлъ всѣ эти документы, и пересталъ ходить, дрожащею стопой, изъ одной комнаты въ другую. Причемъ нагорѣлая свѣча трепетала и тряслась въ его слабой рукѣ.
— Насилу-то управился, сказалъ наконецъ мистеръ Седли, въ назиданіе своей дочери, слѣдившей за всѣми движеніями старца, — вотъ это бумаги по виннымъ погребамъ, а вотъ опилочные документы, угольные, селитряные. Вотъ мои письма въ Калькутту и Мадрасъ, и отвѣты изъ Индіи майора Доббина, кавалера Бани, а вотъ и письмо Джозефа. Надѣюсъ, другъ мой Эмми, заключилъ старый джентльменъ, — что сынъ мой не найдетъ никакой неправильности во всѣхъ этихъ дѣлахъ.
Эмми улыбнулась.
— Едва-ли, папа, Джой станетъ смотрѣть на эти бумаги, сказала она, — я не думаю,
— Ты, мой другъ, не знаешь этихъ вещей, возразилъ старецъ, многозначительно кивая головой.
Дѣйствительно, мистриссъ Эмми не отличалась тутъ особенными свѣдѣніями, но и слишкомъ свѣдущія особы, какъ намъ кажется, заслуживаютъ иногда большаго сожалѣнія. Всѣ эти грошовые документы, разложенные на столѣ, старикъ тщательно прикрылъ чистымъ шелковымъ платкомъ, полученнымъ изъ Индіи въ подарокъ отъ майора Доббина, и отдалъ торжественное приказаніе домовой хозяйкѣ и ея служанкѣ, чтобы онѣ ни подъ какимъ видомъ не осмѣливались трогать этихъ бумагъ, имѣющихъ быть представленными на разсмотрѣніе «господину Джорджу Седли, высокородному сановнику ост-индской Компаніи, воротившемуся изъ Калькутты въ Лондонъ». Этотъ инспекторскій смотръ долженъ, по всѣмъ разсчетамъ, начаться завтра по-утру.
И на другой день по-утру Амелія нашла своего отца еще болѣе недужнымъ, печальнымъ и разстроеннымъ, нежели какимъ былъ онъ въ послѣднее время.
— Мнѣ что-то дурно спалось въ эту ночь, другъ мой Эмми, сказалъ онъ, я думалъ о бѣдной моей Бесси. Какъ бы теперь хорошо было ѣздить. ей въ каретѣ Джоя, если бы она была жива! Были времена, когда мистриссъ Седли держала свои собственный экипажъ.
И глаза его наполнились слезами, заструившимися по его старческому, морщинистому лицу. Амелія отерла ихъ своимъ платкомъ, съ улыбкой поцаловала старика, сдѣлала щегольской узелъ на его галстухѣ, и украсила его грудь превосходною булавкой. Затѣмъ мистеръ Седли надѣлъ великолѣпныя манжеты, праздничный фракъ, и принялся въ этомъ нарядѣ ожидать своего сына съ шести часовъ утра.
* * *На главной Соутамптонской улицѣ есть блистательные магазины съ готовымъ платьемъ, откуда черезъ прозрачныя стекла проглядываютъ днемъ и ночью пышные жилеты всѣхъ сортовъ, шелковые и бархатные, бланжевые и малиновые, сизые и голубые. Тутъ же разставлены въ симметрическомъ порядкѣ послѣднія модныя картинки съ изображеніемъ чудныхъ джентльменовъ, плутовски-лорнирующихъ окружающіе предметы; чудныхъ мальчиковъ съ огромными бычьими глазами и курчавыми волосами; чудно-безобразныхъ леди въ амазонскомъ платьѣ, галопирующихъ въ Пиккадилли подлѣ вновь сооруженной статуи Ахиллеса. Мистеръ Джой, какъ любознательный путешественникъ, обратилъ ученое вниманіе на всѣ эти произведенія изящнаго искусства, и хотя калькуттскіе художники снабдили его разнообразными и богатѣйшими статьями мужскаго туалета, однакожь, при въѣздѣ въ британскую столицу, онъ считалъ теперь неизбѣжно-необходимымъ запастись и украсить свою особу наилучшими произведеніями европейской иголки. На этомъ основаніи, сановникъ Индіи пріобрѣлъ для себя превосходные жилеты: малиновый атласный, испещренный золотистыми бабочками, черный бархатный съ волнистымъ воротникомъ и красный тортановый съ бѣлыми полосками. Прибавивъ къ этому сокровищу богатѣйшій голубой атласный галстухъ съ золотой булавкой огромнаго размѣра, мистеръ Седли, самодовольный и счастливый, разсчиталъ весьма основательно, что онъ можетъ теперь, съ нѣкоторымъ достоинствомъ, въѣхать въ столицу Трехъ Соединенныхъ Королевствъ. Въ послѣдніе десять лѣтъ характеръ Джоя нѣсколько перемѣнился. Прежняя застѣнчивость и дѣвственная робость, вызывавшая краску на его лицо, уступили теперь мѣсто болѣе прочному и мужественному сознанію своихъ собственныхъ достоинствъ.
