Геннадий Красухин - Мои литературные святцы
И этим попал в самую суть характера Ермилова, литератора крайне нечистоплотного.
С молодости он оказался на руководящих литературных постах. Был секретарём РАППа, редактором журналов «Молодая гвардия», «Красная новь». После войны одно время (самое погромное сталинское 1946—1950) возглавлял «Литературную газету».
Разумеется, ничего существенного он не написал, хотя за книги о Чехове получил сталинскую премию 2-й степени.
Занимался он в основном не Чеховым, а проработкой советских писателей, обвиняя многих из них в отступлении от единственно верного учения. Даже Маяковский в предсмертном своём письме посажалел, что не доругался с Ермиловым.
Это он, Ермилов, разносил Твардовского, Исаковского, Мартынова
В молодости уничтожавший Достоевского, он поменял свои взгляды, когда поменялось отношение к этому писателю со стороны советского руководства: написал монографию «Ф. М. Достоевский» (1956), где с той же истовостью возвёл писателя в ранг русского классика.
Потому и надписал кто-то по поводу «злой собаки Ермилова»: «беспринципная». Потому и сочинили про него такую частушку:
Я просила милова
Не читай Ермилова!
А он – не начитается…
Теперь придётся каяться.
Умер Ермилов в забвении 19 ноября 1965 года.
***Первым заметным произведением Александра Николаевича Афиногенова была пьеса «Страх» (1931), где герой, профессор Бородин, произносит: «Мы живём в эпоху великого страха». Первый вариант пьесы цензура запретила. Во втором – убрала все упоминания о карательных органах и подтолкнула писателя к введению в действие нового образа – пламенной революционерки, большевички Клары, выступившей оппонентом Бородина от имени народа.
Однако новая пьеса «Ложь» показала, что Афиногенов вряд ли искренне переделывал ту свою пьесу под давлением цензуры. «Ложь» была о том же страхе, который заставлял маскироваться героев, живших в 30-е, скрывать свои взгляды, свой происхождение. Эту пьесу посмотрел Сталин, после чего она была запрещена к постановке.
А ведь был Афиногенов одним из руководителей РАПП. В 1934 году его избирают в президиум правления Союза писателей СССР и назначают главным редактором журнала «Театр и драматургия».
Но с конца 1936 года Афиногенова резко и беспощадно критикуют в партийной печати. Его пьесы запрещены Главлитом. В 1937 году его исключают из партии. Он ждёт ареста.
Но ареста не последовало. Он жил в Переделкине, писал роман «Три года», когда в 1938 году его восстановили в партии.
После этого он смог написать пьесу «Машенька» (1940), где действие происходит «по-чеховски» в кругу семьи и построена на диалогах и монологах членов семейства. «Машенька» стала любимой пьесой не одного только Пастернака, но и всего народа. Ни одна пьеса Афиногенова не была такой долгожительницей и не ставилась на сцене такое количество раз: 3036 за период с 1960 по 1971 гг.
В дни войны Афиногенов пишет пьесу «Накануне», где выражает уверенность в неизбежной победе над врагом.
Правда, прожил он в дни войны недолго. Он возглавлял литературный отдел Совинформбюро. И погиб 29 октября 1941 года в здании ЦК ВКП (б) от случайного осколка во время бомбежки (родился 4 апреля 1904 года).
***Эти стихи, слегка видоизменяя поёт великий Александр Николаевич Вертинский:
Затянут шёлком тронный зал!
На всю страну сегодня
Король даёт бессчётный бал
По милости господней!..
Он так величественно мил,
Галантен неизменно.
Он перед дамой преклонил
Высокое колено!
Старый шут, покосившись на зал,
Добродушно смеясь, прошептал:
– Он всегда после бала весёлого
Возвращается без головы!
Как легко вы теряете голову!
Ах, король, как рассеяны вы!
Ворвались санкюлоты в зал!
На всю страну сегодня
Народ даёт свой первый бал
По милости господней!..
Король был, как обычно, мил,
Галантен неизменно!..
И под ножом он преклонил
Высокое колено!..
Старый шут, покосившись на зал
И злорадно смеясь, прошептал:
– Он всегда после бала весёлого
Возвращается без головы!
Как легко вы теряете голову!
Ах, король, как рассеяны вы!
Стихи эти принадлежат Николаю Яковлевичу Агнивцеву и написаны в его типичной трагикомической манере.
Он дебютировал в 1908 году и почти сразу же обрёл известность. Печатался во многих изданиях, в том числе сатирических – «Сатириконе», «Новом Сатириконе». Выступал в театрах-кабаре и литературно-артистическом ресторане «Вена».
В 1917 году вместе с режиссёром К. А. Марджановым и актёром Ф. Н. Курихиным создал в Петрограде театр-кабаре «Би-ба-бо», впоследствии «Кривой Джимми».
В 1921 году уехал в эмиграцию. Но в 1923-м вернулся в Россию.
Здесь сотрудничал в сатирических журналах, писал эстрадные куплеты, сочинял детские книжки.
Рано умер 29 октября 1932 (родился 20 апреля 1988).
Почему он так мало побыл в эмиграции? Почему так быстро вернулся?
На это отвечает сборник «Блистательный Петербург», изданный там, в эмиграции, пронизанный пронзительной тоской по родине:
Ужель в скитаниях по миpy
Вас не пронзит ни разу, вдруг,
Молниеносною рапирой —
Стальное слово «Петербург»?
Ужели Пушкин, Достоевский,
Дворцов застывший плац-парад,
Нева, Мильонная и Невский
Вам ничего не говорят?
А трон Российской Клеопатры
В своём саду?.. И супротив
«Александринскаго театра»
Непоколебленный массив?
Ужель неведомы вам даже:
Фасад Казанских колоннад?
Кариатиды Эрмитажа?
Взлетевший Пётр, и «Летний Сад»?
Ужели вы не проезжали,
В немного странной вышине,
На старомодном «Империале»
По «Петербургской стороне»?
Ужель, из рюмок тонно-узких
Цедя зелёный Пипермент,
К ногам красавиц петербургских
Вы не бросали комплимент?
А непреклонно-раздражённый
Заводов Выборгских гудок?
А белый ужин у «Донона»?
А «Доминикский» пирожок?
А разноцветные цыгане
На «Чёрной речке», за мостом,
Когда в предутреннем тумане
Всё кувыркается вверх дном;
Когда моторов вереница
Летит, дрожа, на «Острова»,
Когда так сладостно кружится
От Редерера голова!..
Ужели вас рукою страстной
Не молодил на сотню лет,
На первомайской сходке – красный
Бурлящий Университет?
Ужель мечтательная Шура
Не оставляла у окна
Вам краткий адрес для амура:
«В. О. 7 л. д. 20-а?»
Ужели вы не любовались
На Сфинксов фивскую чету?
Ужели вы не целовались
На «Поцелуевом мосту»?
Ужели белой ночью в мае
Вы не бродили у Невы?
Я ничего не понимаю!
Мой Боже, как несчастны вы!..
Всего два года прожил в эмиграции. И принимали его там хорошо. И выступал он там много. А вот – не вынес ностальгии!
***Наталью Владимировну Баранскую мы сразу запомнили по первым её рассказам, напечатанным в «Новом мире» Твардовского. А потом по повести «Неделя как неделя». Мы не знали тогда, что автор только что напечатанной повести (1968) уже очень немолод, что Наталье Васильевне идет шестьдесят первый год. Но когда её через десять лет приняли в Союз писателей, я был уже осведомлён о её возрасте.
Критики находили чеховские традиции в её творчестве, а мне она казалась невероятно самобытной. Не узнать её манеры было невозможно. Как невозможно было не расслышать щемящей интонации писателя, которому невероятно жаль своего героя.
Но помочь своему герою (чаще всего своей героине) Баранская не могла. Её героини не были непутёвыми, но жизнь им доставляла столько хлопот и несуразиц, что выбраться из них уже было чуть ли не подвигом.
Хотя ничего героического их облику это не добавляло.
Баранская владела искусством передавать диалектную речь. На ней построен её роман «День поминовения» (2001—2004).
Мне, пушкинисту, нравятся её пушкинские вещи – не только научные (а она писала и их – работала сотрудником литературного музея Пушкина), но художественные: повесть «Цвет тёмного мёду. Платье для госпожи Пушкиной», рассказ «У Войныча на мельнице».
