Уилки Коллинз - Деньги миледи
Он все еще держал ее за локоть и следил, как гости вереницей тянулись в сторону дома. Пока все они не собрались у крыльца, он не говорил сам и не позволил заговорить Изабелле.
— Итак, — сказал он, — у тебя было время образумиться. Что ты решила? Подашь ли мне руку, чтобы вместе со мною подойти к друзьям, или простишься со мною навек?
— Прости меня, Альфред, — мягко начала она. — С моей стороны было бы нечестно прикрываться твоим именем. Его ведь носишь не только ты, но и твои родные, и они вправе рассчитывать, что ты ничем его не запятнаешь…
— Мне нужен прямой ответ! — безжалостно перебил он. — Да или нет?
Она взглянула на него с грустью и состраданием и ответила одним словом, как он того пожелал. Голос ее звучал твердо. Она сказала «нет».
Ничего не говоря, даже не взглянув на нее, он повернулся и зашагал к дому.
С опущенной головой и плотно сжатыми губами он прошел сквозь строй гостей, каждый из которых уже знал о случившемся от его сестрицы, вошел в гостиную и позвонил в колокольчик, сообщающийся с расположенной на конюшне комнатой управляющего.
— Вам известно, что я должен ехать за границу? — спросил он, едва тот появился на пороге.
— Да, сэр.
— Я уезжаю сегодня ночным поездом в Дувр. Велите сейчас же заложить двуколку. Есть что-нибудь срочное?
Управляющий тотчас выложил на стол кипу дел, требующих немедленного решения. Проклиная задержку, Гардиман вынужден был сидеть за столом и подписывать чеки и счета, пока запряженная двуколка ждала на конном дворе.
Посреди этой работы его отвлек стук в дверь.
— Войдите! — раздраженно крикнул он и поднял голову, ожидая увидеть кого-нибудь из гостей или из слуг, но в комнату вошел Моуди. Гардиман отложил перо и угрюмо взглянул на того, кто осмелился ему помешать. — А вам какого черта здесь нужно? — спросил он.
— Я видел мисс Изабеллу и говорил с нею, — отвечал Моуди. — Мистер Гардиман, я полагаю, что в вашей власти помочь ей, и вы должны ради нее сделать это до отъезда из Англии.
Гардиман обернулся к управляющему.
— Этот малый что, свихнулся или выпил лишнего? — спросил он.
Но Моуди невозмутимо, словно сказанное не имело к нему отношения, продолжал:
— Простите за вторжение, сэр. Я не стану докучать вам объяснениями, задам лишь один вопрос: записан ли у вас номер пятисотфунтовой банкноты, которой вы рассчитались за лошадь во Франции?
Гардиман потерял власть над собою.
— Ах, негодяй! — взорвался он. — Он, значит, вынюхивал, чем я занимался во Франции! Порядочный человек не станет совать нос в чужие дела!
— Порядочный человек не станет мстить женщине и скрывать от нее сведения, от которых, может быть, зависит ее участь! — твердо возразил Моуди.
Такой ответ, несмотря на гнев Гардимана, возымел некоторое действие. Хозяин встал и приблизился к Моуди. Несколько мгновений они молча стояли друг против друга.
— Я смотрю, вы не робкого десятка, — усмехнулся Гардиман, от раздражения переходя вдруг к иронии. — Ну что ж, придется оказать даме любезность и заглянуть в свои записи.
Он сунул руку в нагрудный карман, проверил остальные карманы, обыскал все на столе — книжки не было.
Моуди с нарастающей тревогой следил за ним.
— Ах, мистер Гардиман, только не говорите, что вы потеряли записную книжку!
Гардиман снова сел за стол, угрюмо покорившись этому новому несчастью.
— Ищите ее сами, если хотите, — вот все, что я могу вам предложить, — отвечал он. — Вероятно, я где-то ее обронил. — Он нетерпеливо обернулся к управляющему: — Ну же, что там еще подписывать? Еще немного, и я сойду с ума в этом проклятом доме!..
Выйдя из гостиной, Моуди направился на половину прислуги.
— Мистер Гардиман потерял свою записную книжку — найдите ее, — сказал он. — Она может быть в доме, на лужайке или под навесом. Нашедшему — десять фунтов.
Слуги, привлеченные обещанным вознаграждением, тотчас рассыпались в разные стороны. Те, кому выпало искать в саду, разделились: одни принялись за осмотр лужайки и клумб, другие проследовали прямиком в опустевший шатер. Последние были слишком увлечены поисками вожделенной книжки и не обратили внимания на пса, который в этот момент как раз закусывал оставшимися от гостей объедками. Завидев посторонних, пес через щель под холстом выполз наружу, обождал, пока все уйдут, и затем, вернувшись в шатер, продолжил пиршество.
Моуди же поспешил в ту часть сада, где рядом с кустарниковой аллеей его поджидала Изабелла.
Пока он докладывал ей о своей беседе с Гардиманом, девушка глядела на него с таким выражением, какого он не видел прежде в ее глазах, так что сердце его бешено заколотилось в груди, он смутился и умолк, не договорив.
— Я поняла, — тихо сказала она, когда он прервал свой рассказ. — Вы приносите мне еще одну жертву, Роберт! Вы, наверное, благороднейший из смертных!
Вспыхнув, как мальчишка, он опустил перед нею глаза.
— Я еще ничего для вас не сделал, — сказал он. — Но даже если записную книжку не найдут — не отчаивайтесь. Я знаю, к кому перешла банкнота, и теперь нужно только отыскать этого человека, чтобы установить, та это банкнота или нет.
Она грустно улыбнулась его воодушевлению.
— И вы опять собираетесь обратиться за помощью к мистеру Шарону? — спросила она. — После той шутки, что он сыграл со мной, я ни капельки ему не верю. О воре он, верно, знает не больше моего!
— Вы ошибаетесь, Изабелла. Он знает, кто вор. И я тоже.
Тут он остановился и сделал ей знак молчать. К ним приближался один из слуг Гардимана.
— Нашли записную книжку? — спросил Моуди.
— Нет, сэр.
— А мистер Гардиман уже уехал?
— Только что, сэр. Не будет ли еще каких распоряжений?
— Нет. На случай если книжка найдется, вот мой лондонский адрес.
Человек взял карточку и удалился. Моуди предложил Изабелле руку.
— Я провожу вас к вашей тетушке, — сказал он.
Возвращаясь из сада, они подходили уже к шатру, когда по пути им встретился господин, спешивший со стороны дома. Изабелле он был незнаком, Моуди же сразу узнал в нем мистера Феликса Суитсэра.
— А-а, это вы, дружище Моуди! — вскричал Феликс. — Счастливый человек! Все молодеете и молодеете! — Он приподнял шляпу перед Изабеллой, и на ней его бегающий взгляд вдруг остановился. — Я, кажется, имею честь говорить с будущей миссис Гардиман? Примите мои самые искренние поздравления. Но куда подевался наш друг Альфред?
Вместо Изабеллы ответил Моуди:
— Пройдите лучше в дом, сэр. Там вам объяснят, что ваши поздравления, мягко говоря, не по адресу.
Феликс снова приподнял шляпу, на сей раз с видом глубочайшего удивления и соболезнования.
— Видимо, что-то не сложилось? — спросил он, обращаясь к Изабелле. — Право, мне очень неприятно, что я нечаянно вас огорчил. Примите в таком случае мои самые искренние извинения. Я только что из экипажа — здоровье не позволило мне приехать к началу обеда. Разрешите мне выразить надежду, что все скоро уладится, к обоюдному удовольствию сторон. Мое почтение! — Он вежливо поклонился и поспешил обратно к дому.
— Кто это? — спросила Изабелла.
— Мистер Феликс Суитсэр, племянник леди Лидьяр, — с неожиданной жесткостью в голосе отвечал Моуди.
Тон его удивил Изабеллу.
— Он что, вам неприятен? — спросила она.
В этот момент Феликс остановился выслушать конюха, которого, видимо, послали что-то передать запоздалому гостю. Он обернулся, так что Изабелла снова могла видеть его лицо. Моуди предостерегающе сжал руку девушки.
— Хорошенько взгляните на этого человека, — прошептал он. — Пришло время вас предупредить: мистер Феликс Суитсэр — ваш злейший враг!
Изабелла слушала в безмолвном изумлении. Моуди продолжал:
— Вы думаете, Шарон не знает, кто совершил кражу? — Голос его дрожал от еле сдерживаемого гнева. — Думаете, я этого не знаю? Ошибаетесь, Изабелла! Вот стоит мерзавец, который украл банкноту леди Лидьяр, — говорю это с абсолютной уверенностью.
Она с испуганным возгласом отдернула руку и воззрилась на него, как на сумасшедшего.
Моуди снова забрал ее руку в свою, немного помолчал, чтобы успокоиться, и сказал:
— Выслушайте меня. Когда мы с мистером Троем пришли за советом к Шарону, он сказал: «Подозревайте того, кого труднее всего заподозрить». Эти его слова вкупе с вопросами, которые он задавал, прежде чем их произнести, пронзили меня как нож. Я тотчас заподозрил племянника леди Лидьяр. Не перебивайте меня! До сего момента я еще не говорил о моем подозрении ни одной живой душе, поскольку считал, что оно объясняется моей давней неприязнью к мистеру Суитсэру, а стало быть, не заслуживает доверия. Тем не менее я вернулся к Шарону и передал дело в его руки. Из проведенного им расследования мне стало известно, что мистер Суитсэр понаделал на скачках множество «долгов чести», как называют их господа, и среди них должок ни много ни мало в пятьсот фунтов стерлингов — мистеру Гардиману. Далее выяснилось, что мистер Гардиман пригрозил объявить мистера Суитсэра неплательщиком, дабы того выдворили из всех клубов и игорных обществ. Мистер Суитсэр оказался перед угрозой банкротства. Назначенный Гардиманом срок уплаты долга истекал на другой день после пропажи банкноты. Помню, в то самое утро в разговоре со мной леди Лидьяр высказалась насчет своего племянника так: «У него на лбу было написано: дай я ему вымолвить еще хоть слово, он занял бы у меня денег». Еще минуту, Изабелла. Я не только знаю наверное, что мистер Суитсэр вытащил из конверта пятисотфунтовую банкноту, но и положительно убежден, что именно он сообщил лорду Ротерфилду о причинах вашей разлуки с леди Лидьяр. Ведь в случае замужества у вас появилась бы возможность обнаружить вора. Вы и без моей помощи могли бы узнать от мужа, что мистер Суитсэр уплатил ему долг краденой банкнотой. Можете быть уверены, он приехал сюда лишь убедиться в том, что ему удалось разрушить вашу помолвку. Право, у Феликса Суитсэра душа чернее, чем у любого висельника…
