Уильям Коллинз - Две судьбы
— Вы еще не сказали вашей матушке, начала она, — что ваше увлечение мистрис Ван-Брандт закончилось. Хотите сказать это вашими собственными словами или мне написать это за вас, подражая вашему стилю и языку как сумею?
В том расположении духа, в котором я находился в ту минуту, ее настойчивость победила меня. Я лениво подумал про себя:
"Если я скажу «нет», она опять вернется к этому вопросу и успокоится (после всего, чем я обязан ее доброте), лишь заставив меня сказать «да».
Прежде чем я успел ответить ей, она оправдала мои Ожидания. Она вернулась к этому вопросу и заставила меня сказать «да».
— Что значит ваше молчание? — спросила она. — Вы просите меня помочь вам — и отказываетесь принять мое первое предложение?
— Возьмите ваше перо, — возразил я. — Пусть будет по вашему желанию.
— Вы мне продиктуете?
— Постараюсь.
Я постарался и на этот раз преуспел, между тем как образ мистрис Ван-Брандт живо представлялся моим мыслям. Я придумал первые слова фразы, сообщающей моей матери, что мое «увлечение» кончилось.
«Вы будете рады слышать, — начал я, — что время и перемена произвели свое действие».
Мисс Денрос написала эти слова и остановилась, ожидая следующей фразы. Свет исчезал и исчезал, комната становилась темнее и темнее. Я продолжал:
«Надеюсь, что я не стану более возбуждать ваше беспокойство, милая матушка, относительно мистрис Ван-Брандт».
В глубокой тишине я мог слышать даже скрип пера моего секретаря, быстро бегавшего по бумаге, когда оно писало эти слова.
— Написали вы? — спросил я, когда скрип пера прекратился.
— Написала, — ответила она своим обычным спокойным тоном.
Я опять продолжал диктовать письмо:
«Дни теперь проходят, а я редко или даже никогда не думаю о ней, надеюсь, что я, наконец, покорился потере мистрис Ван-Брандт».
Когда дошел до конца фразы, я услышал, что мисс Денрос слабо вскрикнула. Тотчас посмотрев на нее, я успел увидеть, что ее рука опустилась на спинку кресла. Первым моим побуждением, разумеется, было вскочить и подбежать к ней. Только что я встал, как вдруг какой-то неописуемый страх парализовал меня. Прислонившись к камину, я стоял, чувствуя себя неспособным сделать ни шага. Я мог только сделать усилие, чтобы заговорить.
— Вы больны? — спросил я.
Она смогла ответить мне, она говорила шепотом, не поднимая головы.
— Я испугалась, — сказала она.
— Что вас испугало?
Я почувствовал как она задрожала в темноте. Вместо того, чтобы ответить мне, она прошептала про себя:
— Что я ему скажу?
— Скажите мне, что вас испугало, — повторил я. — Вы знаете, что можете решиться сказать мне правду.
Она собралась с своими ослабевающими силами, она ответила мне такими странными словами:
— Что-то стало между мной и письмом, которое я писала для вас.
— Что такое?
— Не могу сказать вам.
— Смогли увидеть?
— Нет.
— Смогли почувствовать?
— Да!
— Какое испытали ощущение?
— Точно холодный воздух встал между мной и письмом.
— Было отворено окно?
— Окно крепко заперто.
— А дверь?
— Дверь также заперта — насколько я могу видеть. Удостоверьтесь в этом сами. Где вы? Что вы делаете?
Я смотрел в окно. Когда она произнесла последние слова, я почувствовал перемену в этой части комнаты.
Между раздвинувшимися занавесами засиял новый свет — не тусклые, серые сумерки позднего вечера, а чистая и звездная лучезарность, бледный неземной свет. Пока я смотрел на него, звездная лучезарность заколыхалась, как будто ее зашевелил порыв воздуха. Когда опять все успокоилось, передо мной засияла неземным светом женская фигура. Постепенно она становилась все яснее. Я узнал эту благородную фигуру, я узнал эту грустную, нежную улыбку. Во второй раз я оказался в присутствии призрака мистрис Ван-Брандт.
Она была одета не так, как я видел ее в последний раз, а в платье, которое было на ней в тот достопамятный вечер, когда мы встретились на мосту, — в платье, в котором я увидел ее в первый раз у водопада в Шотландии. Звездный свет сиял вокруг нее как венец. Она смотрела на меня грустными и умоляющими глазами, как в то время, когда я видел ее призрак в беседке. Она подняла руку, не маня меня к себе, но словно делая мне знак остаться там, где я стоял.
Я ждал — чувствуя ужас, но не страх. Сердце мое все принадлежало ей, когда я смотрел на нее.
Она двигалась, скользя от окна к стулу, на котором сидела мисс Денрос, медленно обойдя вокруг него, пока остановилась у спинки. При свете бледного сияния, окружавшего призрачное явление и двигавшегося вместе с ним, я мог видеть темную фигуру живой женщины, сидевшей неподвижно на стуле. Письменная шкатулка стояла на ее коленях, письмо и перо лежали на шкатулке, руки висели по бокам, голова под вуалью была теперь наклонена вперед. Она имела такой вид, как будто превратилась в камень в то время, когда хотела встать со своего места.
Прошла минута — и я увидел, как призрачное явление наклонилось над живой женщиной. Оно подняло письменную шкатулку с ее колен. Оно положило письменную шкатулку на ее плечо. Белые пальцы взяли перо и написали на неоконченном письме. Оно положило письменную шкатулку обратно на колени живой женщины. Все еще стоя за стулом, оно обернулось ко мне. Оно посмотрело на меня опять. Теперь оно манило меня — манило приблизиться. Двигаясь бессознательно, как я двигался, когда увидел ее первый раз в беседке, влекомый ближе и ближе непреодолимой силой, я приблизился и остановился за несколько шагов от нее. Оно подошло и положило руку на мою грудь. Опять я почувствовал те странно смешанные ощущения восторга и ужаса, которые наполняли меня, когда я сознавал ее духовное прикосновение. Опять оно заговорило тихим, мелодичным голосом, который я помнил так хорошо. Опять оно сказало эти слова: «Помните обо мне. Придите ко мне». Оно отняла свою руку от моей груди. Бледный свет, в котором оно стояло, заколебался, побледнел, исчез. Я увидел сумерки, мелькавшие между занавесями, — и не видел ничего больше. Оно сказало. Оно исчезло.
Я стоял возле мисс Денрос довольно близко, протянул руку и дотронулся до нее.
Она вздрогнула и задрожала, как женщина, внезапно проснувшаяся от страшного сна.
— Говорите со мной! — шепнула она. — Дайте мне знать, что вы дотронулись до меня!
Я сказал несколько успокоительных слов, прежде чем Спросил ее:
— Видели вы что-нибудь в комнате?
Она отвечала:
— Мною овладел страшный испуг. Я не видела ничего, кроме того, что письменная шкатулка была поднята с моих колен.
— Видели вы руку, которая приподняла ее?
— Нет.
— Видели вы звездный свет и фигуру, стоявшую в нем?
— Нет.
— Видели вы письменную шкатулку после того, как она была поднята с ваших колен?
— Я видела, как она была положена на мое плечо.
— Видели вы написанное на вашем письме не вами?
— Я видела на бумаге тень темнее той тени, в которой я сидела.
— Она двигалась?
— Двигалась по бумаге.
— Как передвигается, когда пишешь?
— Да, как передвигается, когда пишешь.
— Могу я взять письмо?
Она подала его мне.
— Могу я зажечь свечу?
Она плотнее закуталась вуалью и молча наклонила голову.
Я зажег свечу на камине и посмотрел написанное.
Там, на пустом пространстве письма, так же, как я видел на пустом пространстве альбома, были написаны слова, которые оставило после себя призрачное явление. Опять в две строки, как я записываю их здесь:
В конце месяца.
Под тенью Св. Павла.
Глава XXIII
ПОЦЕЛУЙ
Я снова был ей нужен. Она опять звала меня к себе. Я почувствовал всю свою старую любовь, всю свою старую преданность, показывавшие опять всю ее власть надо мной. Все, что раздражало и сердило меня в наше последнее свидание, было теперь забыто и прощено. Все мое существо трепетало от ужаса и восторга при взгляде на видение, явившееся мне во второй раз. Минуты проходили, я стоял у камина как околдованный, думая только о сказанных ею словах: «Помните обо мне. Придите ко мне», смотря только на ее мистические письмена: «В конце месяца. Под тенью Св. Павла».
Конец месяца был еще далек. Ее призрак явился мне в предвидении неприятностей, еще предстоявших в будущем. Достаточно было еще времени для путешествия, которому я посвящал себя, — путешествия под тень Св. Павла.
Другие люди в моем положении могли бы заколебаться относительно того места, куда звали их. Другие люди могли бы напрягать свою память, припоминая церкви, учреждения, улицы, города за границей, посвященные христианским благоговением имени великого апостола, и безуспешно спрашивали бы себя, куда им следовало направить свои шаги. Такое затруднение не волновало меня. Мое первое заключение было единственным заключением, допускаемым моими мыслями. «Св. Павел» означал знаменитый лондонский собор. Где падала тень великого собора, там в конце месяца я найду мистрис Ван-Брандт или ее следы. Опять в Лондоне, а не в другом месте, предназначено мне было увидеть женщину, которую я любил, конечно, живую, такой, как видел ее в призрачном явлении.
